Капитолы. Прямые складки плотного белого шелка, холеная кожа - это у Джойс
было.
она только раз в жизни чувствовала себя полезной и независимой, - когда
превратилась в больничную кухарку.
если бы не позволил себе вмешаться Латам Айрленд,
адвокат-дилетант-любовник.
доме в подозрительно больших дозах. Я в качестве вашего доброго дядюшки...
агрессивен, неотесан, крайне эгоистичен, изрядно самодоволен, чрезвычайно
педантичен и что у него убийственные рубашки. И я склонна думать, что
выйду за него замуж. Я почти что думаю, что я его люблю!
калия? - сказал Латам Айрленд.
чувствовал бы к молодой и красивой женщине, умеющей вести разговор и
отдающей должное его уму. Ее богатство не составляло для него проблемы. Он
не бедный человек, который женится на деньгах! Он, как-никак, получает
десять тысяч в год, то есть на восемь тысяч больше, чем нужно ему на
жизнь!
Гордясь собственной хитростью, он вдруг предлагал отказаться от обеда в ее
стильном зале под XVII век и провести вечер по его, Мартина, вкусу. Она с
восторгом соглашалась. Они ходили по сомнительным ресторанам
Гринвич-Вилледжа, где были свечи и официанты, похожие на художников, и
нечего было есть; заглядывали в чайные китайского квартала, где кормили
превосходно, но без декорума. Мартин даже настаивал на поездках в метро,
хотя после обеда обычно забывал свой спартанский уклад и вызывал такси.
Джойс все это принимала, глазом не сморгнув и даже почти не усмехаясь.
посвятила его в тонкости бриджа, в котором он благодаря своей
сосредоточенности и памяти вскоре превзошел ее и которым до странности
увлекся; она его убедила, что его стройные ноги будут очень эффектны в
штанах для гольфа.
куда-нибудь пообедать. Его ждало такси.
совершенно неромантических улиц, выходящих на Пятую авеню.
упершиеся в мой живот, ничуть не помогают мне обдумывать опыты. Думаю,
что, когда мы поженимся, я с удовольствием буду ездить в вашем лимузине.
выйти за вас замуж. Нет, решительно не собираюсь. У вас нет вкуса к
приятной жизни.
столько же страдал от цветов, от епископа, от родственников со скрипучими
голосами и от цилиндра, который Джойс велела ему надеть, как страдал он,
когда Риплтон Холаберд пожал ему руку, всем своим видом говоря:
"Наконец-то, дружок, вы вышли из варварского состояния и приобщились к
нашему кругу".
на свадьбу-то придет через силу. Шафером был доктор Уильям Смит,
подстригший ради такого случая бороду и надевший удручающего вида визитку
и цилиндр, купленные в Лондоне одиннадцать лет тому назад. Но Мартина с
его шафером тут же сдали на попечение двоюродному брату Джойс, который не
преминул припасти лишние носовые платки и знал, когда начнется свадебный
марш. Он полагал, что жених имеет дипломы Гротона и Гарварда, и когда
узнал, что Мартин окончил только Уиннемакский университет, стал
поглядывать на него с подозрением.
двоюродный братец. Поцелуй меня!
проплыла Леора с сомкнутыми веками, с руками, скрещенными на белой
холодной груди... они были счастливы и нашли друг в друге много нового и
неизведанного.
думается, ты самый не меркантильный человек на свете. Я положила на твое
имя десять тысяч долларов в Лондоне... да-да, и пятьдесят тысяч в
Нью-Йорке. Если тебе захочется чем-нибудь меня побаловать, прошу тебя, -
ты меня этим очень порадуешь, - бери с этих счетов. Нет! Постой! Неужели
ты не видишь, как я удобно и прилично хочу все это уладить? Ты же не
захочешь обидеть меня ради своего самолюбия?
дель Ольтраджо (в девичестве мисс Льюси Дими Бесси из Дейтона), у мадам де
Басе Лож (мисс Браун из Сан-Франциско) и у графини и'Марасион (в прошлом -
миссис Артур Снейп из Олбани, а еще раньше... всего не упомнишь), но зато
Джойс побывала вместе с Мартином в прославленных лабораториях Лондона,
Парижа, Копенгагена. Было лестно наблюдать, как принимают ее мужа лауреаты
Нобелевской премии, видеть, что они о нем наслышаны и горят желанием
поспорить с ним о фаге и познакомить его со своей многолетней работой.
Иные из них были, по ее мнению, слишком суетливы и неловки. Ее муж
красивей любого из них, и при некотором терпении с ее стороны он у нее
научится мастерски играть в поло и носить костюм, и вести светский
разговор... не бросая, конечно, своей науки... Жаль, что он не может
получить титул, как двое или трое из представленных им английских ученых.
Но почетные степени есть и в Америке...
просто милыми американскими девицами, нескольких быстро позабытых ночных
фей и Леору, которая в своей беспечности, в своем безразличии к нарядам и
репутации не была ни женщиной, ни женой, а только самой собою, Мартин не
имел понятия о том, что такое женщина. Он считал в порядке вещей, чтоб
Леора его ждала, подчинялась его желаниям, понимала без слов все то
лестное, что он хотел сказать ей и не говорил. Он был избалован, и Джойс,
не сробев, указала ему на это.
муж и его собратья-ученые наводят в мире порядок. Спотыкаясь, Мартин
пришел к выводу, что даже вне их спальни должен помнить о флюктуациях и
переменных своей жены как Женщины, а порой и как Богатой Женщины.
его мужскою верностью, но снисходительно не обращала внимания на то, каким
тоном скажет он ей "доброе утро", Джойс относилась безразлично к его
флиртам (лишь бы он не оскорблял ее, ухаживая за женщинами в ее
присутствии), но требовала, чтобы "доброго утра" он желал ей тоном
искренней нежности. И не меньше смущало другое: Джойс подчеркнуто замечала
разницу между его ласками, когда он бывал поглощен ею, и его торопливым
вниманием, когда ему хотелось поскорее уснуть. Она сказала, что способна
убить мужчину, который видит в ней только удобный предмет обстановки, и
сделала неприятное ударение на слове "убить".
вина, какие цветы, не забывал, что ей неугодно видеть процесс бритья; ей
нужна была отдельная комната лично для себя; она не позволяла мужу
входить, не постучав; и он должен был восхищаться ее шляпами.
секретаря сообщил ей по телефону, что не сможет с нею пообедать, она
онемела от бешенства.
мало он проявляет такта, и терпенья, и догадливости?
сняться с места и выйти с ним погулять. Чтобы выйти на пять минут, она
должна была сперва отправиться в свою комнату за белыми перчатками -
постоять, неторопливо их натягивая... А в Лондоне она его заставила купить
гетры... и даже носить их.
большинству американцев-космополитов, она чтила английскую аристократию,
перенимала все ее каноны и взгляды - или то, что считала ее канонами и
взглядами, - и крайне ценила встречи с ее представителями. Через три с
половиной года после войны она все еще говорила, что ненавидит всех
немцев, и единственная настоящая ссора между нею и Мартином произошла,
когда он пожелал посетить лаборатории Берлина и Вены.
Они любили бесстрашно; они совершали горные прогулки и возвращались к неге
огромных ванных и затейливых обедов; засиживались перед кафе, и если не
считать тех минут, когда Мартин смолкал, вспоминая, как мечтала Леора
посидеть вот так перед кафе во Франции, они открывали друг другу весь свой
беспокойный внутренний мир.