свидание, мы почти ничего не успели друг другу сказать. Поэтому я буду
тебе писать, а ты присылай мне от поры до времени какую-нибудь открытку с
видом и привет. Я смотрю на эти открытки (я поставил их на стол, и глаза
мои радуются, сердце ликует, грудь расширяется, и я вижу, словно живых, и
улыбаюсь тем, кто прислал мне эти открытки, и мне тогда не грустно, я не
чувствую себя одиноким, и мысль моя улетает далеко из тюремной камеры на
волю, и я опять переживаю не одну радостную минуту).
прошла, а я здесь преспокойно сижу в тюремной камере, а когда выйду -
опять зазеленеют луга, леса, Лазенки, зацветут цветы, сосновый бор опять
мне зашумит, опять в летние лунные ночи я буду блуждать по загородным
дорогам, возвращаясь с экскурсий в сумерках, прислушиваться к таинственным
шепотам природы, любоваться игрой света, теней, красок, оттенков заката -
опять будет весна...
- не могу справиться со склонениями...
не дома - зачем полицию тащить к себе напрямую, и так о православных
патриотах трона слишком много досужих сплетен.
накрыт роскошный - хозяин мукомольной фабрики Егор Саввич Храмов человеком
был щедрым от природы, а уж когда дело касалось "союза", тут и говорить
нечего.
вышагивая навстречу Глазову, - а то все по телефону да по телефону.
мукомола, - от всей души рад.
ярмарки, что называется, Глеб Витальевич.
осматривая стол, уставленный яствами, - хочу на ярмарку.
нынче?
Егор Саввич.
способствует. Я просил специально из отборной муки блинчиков испечь -
хлеб, он всех основ основа!
- хлеб и жесточайший правопорядок, которого у нас нет.
сморщился Храмов, - не надо! Я понимаю, что раны у нас общие, только ведь
я социалистическую сволочь каждый день на свободе вижу - в отличие от вас!
Вы-то их разглядываете, так сказать, захомутанными, в остроге!
опрокинул рюмку: последние месяцы пил много, чувствуя постоянное
внутреннее неудобство.
принимаю из нерусского к нашему православному столу - так это лимон.
Оправдываю тем, что произрастает в сердце христианства. Долго, знаете ли,
приглядывал - кто их потребляет в пищу. Полячишка? Нет, обходит. Полячишка
за столом парит, он о пенькной пани думает, житню хлещет; еврей - тот свою
фиш жрет, ему, кровососу, кислое ни к чему, ему подавай горячее, как
кровушка, и такое же терпкое. Отчего они, порхатые, свеклу жрут? Отчего?
Оттого, что цветом кровавы. Балычка извольте, балычка, Глеб Витальевич...
Петербурга не только от единомышленников получаете, но из министерства
внутренних дел тоже?
второй. - Только от патриотов, от одних, как говорится, патриотов
великорусской идеи, кому земля дорога и старина наша гордостна, кто тщится
сохранить дух и землю от чужекровного растворения.
следующего блина.
деньги, которые вам переводит наше министерство, слишком открыто идут.
Если б один я знал номера счетов, а то ведь и мои сотрудники знают, а у
каждого сотрудника жена есть брат, отец, ближайший друг, и у каждого из
вышепоименованных случаются домашние торжества, день ангела, пасха опять
же. От одного - к другому пошло, а там ведь и не остановишь.
Храмов, - откуда эдакий вздор к вам пришел?
не вашего это у р о в н я - суетиться. Водку мы допьем и всю икру съедим.
Вы только сначала меня дослушайте. Дурак у вас в министерстве сидит. Пень
стоеросовый. Вы меня туда продвиньте, Егор Саввич. Я ведь не сразу к вам
пришел, не простым путем я шел к "Союзу Михаила Архангела". Я ведь сначала
уповал развалить наших противников изнутри, руками их же самих. Это -
трудно. Почти невозможно. Сломать им голову по плечу общенациональной
силе, а ваши легионы - это первые ряды, их крепить надо! Иначе наши
трусливые, безлинейные политиканы все социалистам отдадут. Махонькие люди
у нас полицейской стратегией занимаются, без полета и дерзости, правде в
глаза боятся заглянуть! Нам надо позиции занимать, Егор Саввич. А для
этого необходимо, чтобы опорные пункты в Петербурге уже сейчас оказались в
руках людей умных. Я к числу таких людей, увы, отношусь. Будьте здоровы!
суетливости.
чумы.
шарахается, Егор Саввич! Разве нет? У нас хороший чиновник тот, кто
угадывает мнение столоначальника! За свое-то мнение бьют. Головы ломают,
учат: "Тише, тише, не высовывайся!" А на этом социалисты и хватают нас за
руку! Идут к рабочему и говорят: "Высовывайся, громче, ты можешь все, а
тебе не дают!" Им верят! А разве ваш "союз" не может обратиться к народу с
таким же призывом:
организация нужна. И - у р о в е н ь.
Горестно только, прямо, что называется, мрак сплошной.
Саввич. Если все обработать, честно разъяснить да на стол выложить -
волосы станут дыбом.
спросил Храмов, - как говорится, что на уме, то и на языке: вы Владимир
Ивановича-то, Шевякова, бедолагу горемычного, зачем на тот свет отправили?
и понимая, что этот вопрос - решающий. - За ваше благополучие.
возможных ответа, закусил пирожком и ответил - неожиданно для Храмова -
вопросом:
ответ, покачал головой и улыбнулся - отошел в оборону:
Хайрулина вы говорите.
по-русски ни бельмеса, коран поет и в бане парится по четвергам. А мил
друг ваш Владимир Иваныч, бедолага Шевяков, коли бы сейчас мог вашей
поддержкой пользоваться, - дров бы наломал, бо-ольшущих поленьев. Он бы за
вами и дальше во всем следовал, а я не стану. Я вас одерживать буду - для
вашей же пользы. Вашу наивную, чистую, столь пугающую просвещенных
европейцев искренность, подобно о б л е к а т ь - это я готов. Но не
запамятуйте - я к вам трудно шел, а уйду - того легче.
Дубровиным, с Александром Ивановичем, председателем и основоположником
"союза", вместе с ним нанес визит врачу тибетской медицины Петру
Александровичу Бадмаеву, на квартире которого и произошла встреча "истинно
русских патриотов" с генерал-майором Треповым Дмитрием Сергеевичем,
сторонником и единственным, пожалуй, последовательным проводником
"беспощадного курса" - патронов на демонстрантов отпускал вдосталь и с
либералами не заигрывал: сажал и приказывал держать в сырых подвалах.
Николаевичу.
назначавшего Глазова чиновником для специальных поручений при начальнике
Особого отдела департамента полиции.
Корнев Павел
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Доценко Виктор
Каменистый Артем
Громыко Ольга