Чтение 22–й страницы книги ~Недотепа~

А ведь казалось бы, всего лишь предложение заняться тем, что ничуть не предосудительно, что отличает человека от животного. Поговорить!

Вот и фея Аннет сразу заподозрила неладное.

– Я готова… – пролепетала она.

– Аннет, ты лучшая на свете фея, – сказал Трикс. – Я сам тебя призвал. И я счастлив, что ты так меня любишь и так обо мне заботишься.

– Но… – печально сказала фея.

– Но, – согласился Трикс. – Но ты – фея. Маленькое чудесное создание из света, магии и цветочной пыльцы.

– Вдруг я все-таки сумею подрасти? – спросила фея. – Стану с тебя ростом…

– Аннет, дело не в этом, – сказал Трикс. – Совсем не в этом. Ты – фея. Ты волшебное существо. А я – человек.

– Раз волшебная, то, значит, хуже? – прошептала фея.

– Нет, вовсе не хуже. – Трикс вздохнул. – Ну как бы объяснить… Вот окажись я на необитаемом острове с девочкой-гномом…

Аннет вскинула голову и глаза ее радостно заблестели.

– Нет, нет, неудачный пример! – вспомнив Паклуса, воскликнул Трикс. – Гномы, эльфы – они все-таки тоже как люди. Только немного другие. А вот минотавры, сфинксы, грифоны, феи, домовые…

– Мы ведь тоже живые, – сказала Аннет. – Только по-другому. Но мы же думаем, мечтаем. Нам бывает страшно, бывает весело. Мы бываем хорошие, бываем плохие…

– Но вы – волшебные. Феи и люди могут дружить. Могут любить друг друга. Но… не так, как человеческие мальчик и девочка.

– Я знаю, – сказала Аннет. Она слезла с пузырька из-под душистой воды, села на старую курительную трубку Щавеля. – Я все прекрасно понимаю. Но ты меня такой создал, Трикс. Ты же не уточнял, как именно я должна тебя любить. Сказал бы: «Люби меня как сестра». Или: «Люби меня как верный пес». Мне было бы легче.

– Извини, – сказал Трикс. – Я не подумал. Я такой… неопытный маг.

Аннет молчала, глядя мимо Трикса. Пробормотала:

– Я надеялась, что очень быстро развеюсь. Через день-два… с нами, цветочными феями, это запросто случается… Но ты меня как-то удачно создал. Я, наверное, буду жить много месяцев. Или много лет.

Трикс смолчал – за это извиняться было глупо.

– Надо как-то приспосабливаться, – вздохнула Аннет. – Скажи, ты ее сильно любишь, эту Тиану?

– Я не знаю, – сказал Трикс и у него часто заколотилось сердце. – Я… ни в кого еще не влюблялся.

Аннет вздохнула и вытерла глаза ладошкой.

– Значит, любишь, – сказала она. – Раз говоришь «не знаю», значит – любишь.

Некоторое время они молчали.

– Хочешь, я тебя переколдую? – спросил Трикс. – Ну, чтобы ты меня не любила…

– Нет! – Аннет вспорхнула в воздух. – И думать не смей! Во-первых, я тогда захочу тебе отомстить и начну делать всякие гадости! А во-вторых… а во-вторых, не смей. Не хочу я переколдовываться.

Они снова замолчали.

– Трикс и Тиана, – мрачно сказала Аннет. – Трикс и Аннет… Трикс и Тиана… Трикс и Аннет… Трикс и Аннет на самом деле не очень-то хорошо звучит. Похоже на название какой-то болезни.

Трикс хмыкнул.

– А Трикс и Тиана – как название какой-нибудь жаркой южной страны, где все бегают с копьями и без штанов! – мстительно добавила Аннет.

Трикс промолчал.

– Значит, так, – печально сказала Аннет. – Раз ты ее так любишь, то мне тоже придется ее полюбить. И даже о ней заботиться, – добавила она с отвращением. – Что ж делать… Но запомни, брать с собой книжку в постель ты не будешь!

– Не буду, – согласился Трикс.

– Если захочешь поцеловать ее в обложку – не чаще раза в сутки и под моим присмотром!

– А можно гладить ее по переплету?

Аннет подумала:

– Наверное, можно. Только не по корешку. И не по форзацам.

– Читать можно?

– Последнюю страницу, – кивнула фея. – Считай это добрым советом.

Трикс кивнул.

– Ну что ж, – нарочито бодро сказала фея, – закроем эту тему. Мы с тобой друзья… на всю жизнь. Любите друг друга… я благословляю.

– Я же не знаю, может, Тиана меня ничуточки не любит…

– Не настолько же она глупа! – вспыхнула фея. – Иди умывайся. Щавель вообще сегодня не ложился, он уже растолкал Иена и тот готовит завтрак. Иди. Мы больше не станем возвращаться к этой теме… Если хочешь… Я даже могу сшить мешочек для этой… книжки. Чтобы ты не мусолил ее за пазухой, а носил ее на шее… – Аннет помолчала и ядовито добавила: – Привыкал!

– А из чего мешочек? – спросил Трикс.

– Я сошью его из лепестков роз, нитью мне послужит солнечный лучик, а иглой – перо феникса, – сладким голосом пообещала Аннет. – Да из чего найду, из того и сошью, дурачок! Поройся в шкафах у Щавеля, твой учитель так запаслив, что у него наверняка найдется лоскуток шелка… или какая-нибудь старая дерюга.

Трикс с благодарностью кивнул.* * *

Как оказалось, маги переносят ночные посиделки гораздо лучше рыцарей. Радион Щавель был бодр и весел, восседал в кресле и ободрительными выкриками помогал Иену на кухне готовить ужин.

В то же время сэр Паклус мирно похрапывал на полу, укутавшись старой конской попоной. Под утро, когда рыцарь уже не держался на ногах, он попытался содрать со стены древний гобелен, изображающий восход солнца, и завернуться в него, но был остановлен хозяином дома и уложен на пованивающую лошадиным потом попону.

Собственно говоря, в этом нет ничего удивительного. Рыцари – люди физически очень крепкие, да и горячительные напитки они способны потреблять в неимоверных количествах. Но при всем при этом жизнь рыцаря протекает очень размеренно. Утром – подъем и долгое питье огуречного или капустного рассола. Днем – дорога, обед, поединки с монстрами и прочими рыцарями. Вечером, если повезет, большая битва с врагом. Если не повезет, что чаще, – сражение с вином и пивом в ближайшем трактире. Ночью – крепкий и здоровый сон.

А вот у мага никакого распорядка дня нет. Утром, когда маг открывает глаза, его переполняют гениальные замыслы. Строки новых могучих заклинаний, которые потрясут мир и покроют его неувядаемой славой (и золотом, конечно же), теснятся в его голове. Маг торопливо завтракает, очиняет перо и садится за письменный стол (ну, или мостится со своим наладонником где-нибудь на гнилом бревне, если он в походе). И вот торжественный миг близок… сейчас… сейчас волшебные строки придут в мир!

– Дорогой, ты не мог бы минуточку посидеть с ребенком, пока я почищу репу на суп? – спрашивает мага жена (да, да, как ни странно, многие маги – люди семейные).

Маг послушно принимается играть с ребенком, ибо жене решался прекословить только Черный Властелин (собственно говоря, именно из-за жены он и решил стать Черным Властелином, после чего превратил жену в иволгу и уехал в свой Замок Ужаса).

Но вот репа начищена, и маг снова садится над пергаментом. Первая строчка заклинания уже готова, перо нырнуло в чернильницу…

На столе начинает мерцать хрустальный шар. Это коллега-волшебник хочет немножко поболтать о магии, ну и еще пожаловаться на головную боль после вчерашнего симпозиума.

Разговор окончен, маг снова берет перо… И задумчиво смотрит на хрустальный шар.

А что происходит в мире? Стоит ли начинать работать над заклинанием, не выяснив, каков курс золотого королевского талера к серебряному самаршанскому динару? И чем закончилась стычка одного большого и двух малых горских княжеств в Серых Горах? Избран ли новый глава конгресса витамантов? А еще… а еще, конечно, можно немного пошалить и последить через хрустальный шар за женскими купальнями в Дилоне. Просто для вдохновения!

Но вот дела окончены, и маг снова берется за перо. Вот-вот, близок миг творения!

Но тут жена зовет его обедать реповым супом. И заодно начинает пилить по поводу отсутствия как золотых талеров, так и серебряных динаров.

После обеда маг некоторое время отдыхает – тяжело работать на сытый желудок. Потом приходит городской герольд и просит рассказать немного о магии – горожане очень интересуются. Над каким заклинанием сейчас работает уважаемый волшебник? А какое первое заклинание он придумал? Трудно ли сейчас стать магом – говорят, только по знакомству? Правда ли, что за некоторых магов заклинания сочиняют ученики? Кого из коллег волшебник уважает, а кого не очень? Много ли платят за заклинания?

Герольд уходит, а маг остается тупо смотреть в хрустальный шар. Все чудесные слова, придуманные утром, куда-то делись. То ли их унес с собой герольд, то ли они растрачены в болтовне с коллегами…

И так проходит весь день.

Если маг холост, то вместо жены и ребенка ему мешают дурак-слуга и какой-нибудь очередной авантюрист, решивший похитить из сокровищницы мага никогда не хранившийся там артефакт. Если маг в походе, то мешают муравьи, забирающиеся под мантию, глупые вопросы напарника-рыцаря и дурацкие проказы напарника-вора, порывы холодного ветра, который никак не удается заколдовать, и слишком сильный зной, от которого никак не укрыться.

В общем, только глубокой ночью, при свете звезд и колдовского огонька маг начинает творить свои заклинания. Они уже не такие красочные, какими виделись утром.

Но и то хорошо.

Так что маги прекрасно переносят любой распорядок дня. Они одинаково хорошо умеют не работать утром, днем, вечером и ночью. И неудивительно, что там, где рыцаря уже давно сморил сон, волшебник откупоривает очередную бутылку вина.

– Доброе утро, господин Щавель, – вежливо сказал Трикс. – Мне помочь Иену на кухне?

– Подавану не пристало возиться с едой, – ответил Щавель. – Пусть уж Иен… если он навязался на нашу голову… отрабатывает свое содержание.

Мысленно Трикс очень обрадовался. Похоже, Щавель все-таки решил оставить Иена. Но виду не подал, только кивнул и спросил:

– Какие будут распоряжения на сегодня, господин Щавель?

– Распоряжения простые. Позавтракаем, и начнешь собирать вещи.

Трикс удивленно уставился на Щавеля.

– Мы едем в столицу, глупый ученик! К королю Маркелю.

– З-зачем? – пролепетал Трикс. Столица – это очень далеко. А король – это очень серьезно! Три княжества, вольные бароны, королевские земли – огромная страна уже многие годы ликовала под властью древнего рода Маркелей. По сравнению с владениями короля даже княжество Дилон было маленьким и скромным, что уж говорить о со-герцогстве Солье и Гриза…

– Заниматься тем, чем и подобает заниматься волшебникам, – сурово ответил Щавель. – Задавать вопросы. Искать ответы. Завтракай плотно, юный подаван, обедать мы будем не скоро!

Трикс вздохнул и уселся за стол. [Картинка: i_026.png]

Судя по тому, как много придумано песен, воспевающих дорогу, нет ничего скучнее и утомительнее путешествия.

Тяжела и уныла судьба путешественника зимой. Дуют холодные ветра, свинцовое небо посыпает промерзлую землю снегом. Стоит только удалиться от жилья, как начинаетсяметель или буран. Усталые лошади сбивают копыта и безрадостно жуют холодное сено, озябший путешественник тщетно пытается согреться крепкой настойкой или согреться у жалкого костерка. Хлеб замерзает и становится твердым как кирпич, колбасой можно оглушить голодного медведя – только даже медведей нет на дороге, они давно спят в берлогах. Чуть устанешь, чуть заплутаешь – и все, конец, лежать тебе среди сугробов оледенелой мумией!

Не радует в дороге и весна. Освободившаяся от ледяной корки земля превращается в мокрую кашу, выползают на свет бесчисленные множества мелких кусачих насекомых, одуревшие от любовных игр волки воют ночами вокруг привала, всплыла из вод и вытаяла из земли вся дрянь, что накопилась там за зиму, – только выпей некипяченой воды, будешь путешествовать от кустика к кустику! Ярко светит в небе солнце, голубеет небо, но все это сплошной обман, стоит скинуть с вспотевших плеч теплый плащ – и здравствуй, верная весенняя спутница – простуда!

Ничуть не приспособлено для странствий и лето. Изнуряющий зной наваливается на плечи, но едва разденешься – налетят сменившие мелкую мошку слепни и мухи, от каждого шага дорога пылит, вынуждая путешественника чихать и сморкаться, трава пожухла, в горах растаяли ледники и реки вышли из берегов. Именно летом разбойникам чаще приходит в голову мысль подстеречь путника и всадить ему в спину стрелу, именно летом суслики разносят чуму, комары – малярию, а птички – грипп.

Но хуже всего – осень! Рыдает небо, поливая дождями мир, превратившийся в сплошное болото. При взгляде на свинцовую мерзость над головой, на голые облетевшие деревья вокруг и вонючую грязь под ногами – хочется немедленно удавиться. Развести костер – подвиг, просушить у него одежду – чудо. Даже у молодых вечерами ноют усталые члены, ломит суставы и крючит спину. В самой надежной торбе еда превратилась в мокрую кашу из хлеба, мяса и давленых овощей, сапоги хлюпают при каждом шаге, поскользнуться и потянуть или сломать ногу – проще простого.

Есть только одно время года, когда путешествие не столь отвратительно. Именно его и выбирают для дальних дорог опытные и умные странники.

Это – бабье лето. Краткая неделя (две, если повезет), между летом и осенью. Еще светит солнце – но уже не обжигает, ветер приносит прохладу и отгоняет комаров – но непробирает до костей, деревья оделись в королевский багрянец и золото – но листья еще не облетели. Созрели, но не успели испортиться плоды, сытые звери путешественниками не интересуются, разбойники готовят к зимовке свои лесные логова, встречные пейзане слегка пьяны и гостеприимны.

Так что нет ничего удивительного, что именно бабьим летом великий волшебник Радион Щавель вместе со своим учеником Триксом Солье, оруженосцем ученика Иеном и формально не входящим в отряд маленьким Халанбери по прозвищу Ага отправился из княжества Дилон в столицу королевства.

В отличие от всех прочих городов столицу никто не называл иначе, чем Столицей. Нет, если хорошенько порыться в летописях, то можно было обнаружить, что много веков назад на месте столицы было село Гнилопустое. Потом, после набега самаршанских завоевателей, там лет пятьдесят стояла порубежная крепость Баш-Небаш. Когда прапрапрапрадед нынешнего короля Маркеля, Маркель Разумный, отправился в большой освободительный поход, который успешно завершил, увеличив размеры государства в три (некоторые даже считают, что в четыре) раза, на месте крепости вновь возникло село, которое называли попросту Вонючее Пепелище. Прапрадед нынешнего Маркеля, король Маркель Неожиданный, на заре своего правления решил начать новую эру в истории государства. Он повелел сжечь старую столицу как источник скверны, заразы и разврата (даже самые недоброжелательные летописцы признают, что к этому были некоторые основания), а сам, собрав весь двор и встав с закрытыми глазами на расстоянии тридцати шагов от карты королевства, принялся стрелять в карту из лука. Первым выстрелом король поразил в глаз своего военного министра, вторым – казначея, а третьим пробил карту как раз в том месте, где располагалось Вонючее Пепелище. (Кстати, многие летописцы на основании результата первых двух выстрелов отвергают всякие разговоры о «случайном выборе» или «персте Божьем», склоняясь к версии о твердых руках, зорких глазах и случайно приоткрывшихся веках короля Маркеля. В пользу этой версии говорит и то, что главный турнир лучников королевства с тех пор проходит под патронатом королевской фамилии и называется Перст Маркеля.) Под мудрым руководством Маркеля Неожиданного Вонючее Пепелище было снесено, а на его месте построена новая столица королевства – не сразу, конечно, но перед смертью король все-таки успел полюбоваться и огромным дворцом, и разбитым вокруг него садом, и чистенькими аккуратными кварталами для торгового и мастерового люда (даже сточные канавы для нечистот были упрятаны под землю). Единственное, чего не успел Маркель Неожиданный, – так это назвать столицу, а сын его, Маркель Нерешительный, в полном соответствии со своим именем, так и процарствовал почти полвека, не решившись вписать хоть какое-то слово в заготовленный еще для отца пергамент «О наименовании столицы королевства…»

Сын Маркеля Нерешительного (как нетрудно догадаться, он был единственным ребенком в семье), король Маркель Бережливый, велел подсчитать, во сколько обойдется наименование столицы, которую уже давно все называли просто Столицей, после чего велел отскоблить пергамент и отдать его обратно в канцелярию.

Вот так и получилось, что Щавель с тремя несовершеннолетними спутниками держал путь в безымянный город. Впрочем, он не был бы волшебником, если бы не посмотрел на эту ситуацию со своей колокольни… точнее, со своей башни.

– Имя – это очень важно, – рассуждал Щавель, восседая на коне благородных кровей, которого не устыдился бы и знатный аристократ. Трикс, Иен и Халанбери тряслись рядом на повозке, в которую была запряжена старая серая кобыла. – Имя несет в себе наименование, символ, открывает дорогу к искомому объекту… Ты понял?

Трикс неуверенно покачал головой.

– Допустим, я решил превратить тебя в жабу, – сказал Щавель. Трикс, которому пример не очень понравился, поморщился. Зато Халанбери сразу стал внимательно слушать. – Если я не знаю твоего имени, мне придется долго и нудно описывать тебя: высокий худощавый мальчик, черноволосый, с полуоткрытым ртом, наивными глазами… Ну и так далее. А если я знаю имя, то могу просто сказать: «Мальчик по имени Трикс, стоящий рядом со мной, внезапно позеленел и превратился в жабу!»

Трикс испуганно посмотрел на свои руки, ощупал лицо и сказал:

– Не сработало.

– Конечно, не сработало! – воскликнул Щавель. – Такое простое заклинание уже давно стерлось. Разок кто-то кого-то во что-то превратил. Второй раз. На третий раз объект приложения волшебства только позеленел. На четвертый раз квакнул. А на пятый вообще ничего не случилось. И это прекрасно, что заклинания стираются от использования, иначе каждый человек мог бы творить волшебство!

– А это плохо? – поинтересовался Иен.

– Конечно! – возмутился Щавель. – Магию можно доверять только умным и выдержанным людям. А не то… Поссорилась жена с мужем, бац – и превратила его в вонючего козла. Или муж ее превратил в глупую курицу. Сосед наорал на соседа – тот стал куском навоза. Весь род человеческий извел бы сам себя! Так вот, имя – это большое подспорьедля мага, оно позволяет лучше нацеливать заклинание. И вот представь себе, что началась война. И враг решил уничтожить нашу столицу, применить магию массового поражения. Собрал лучших волшебников, те придумали могучее заклинание… А как его нацелить? Если нельзя сказать «Огненный дождь выпал из сумрачных небес на город такой-то?»

– Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу», – предположил Трикс.

– На какую? На твою собственную? Магия – она как вода. Всегда ищет ближние пути. Если сказано «на столицу», так ударит по твоей собственной.

– Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу проклятого королевства, где правил злобный тиран Маркель Веселый, сжигая пышные дворцы и жалкие лачуги, руша каменные стены…»

– Эй! Эй, замолчи! – Щавель тревожно посмотрел на Трикса. – Ты поосторожнее, Трикс… ты же все-таки волшебник. Нам еще не хватало пожечь собственную столицу!

– Так, значит, работает? – спросил Трикс. – Можно и без имени?

– Ну… можно… – неохотно признал Щавель. – Но труднее и дольше. Чем более громоздкое получается заклинание, тем хуже оно воспринимается и труднее работает. Настоящее заклинание должно быть кратким! Четким! Ярким! Неожиданным! Оно должно ошеломлять и восхищать!

– Так я не сжег столицу? – на всякий случай уточнил Трикс.

– Нет, конечно. На что, по-твоему, нужны мы, волшебники? Над всеми крупными городами королевства висят заклятия ПВО – Противоволшебной обороны. Например, такое: «Едва насланный колдуном огненный дождь пролился с небес, как над городом сгустился магический туман – он легко гасил огненные струи и те не долетали до земли». Понимаешь?

– Ничего себе, – пробормотал Трикс. – Так это сколько всего нужно предусмотреть! Огонь, воду, камни, чудовищ…

– Да, – подтвердил Щавель. – Волшебники ПВО день и ночь придумывают новые опасности и методы борьбы с ними. Это вечное соревнование меча и щита, нападения и обороны.

– Все равно невозможно предусмотреть все опасности, – сказал Трикс встревоженно. – Почему же враги до сих пор нас не уничтожили?

– Потому что и у нас есть волшебники массового поражения, – ответил Щавель. – Служба их трудна и ответственна. В тайных укрытиях, про которые не знает враг, они день и ночь придумывают атакующие заклинания. И если враг пустит в ход свою магию массового поражения – они нанесут сокрушительный ответный удар. Это так называемая доктрина взаимного магического сдерживания.

– А помаленьку воевать магией можно, ага? – спросил заинтересовавшийся разговором Халанбери.

– Помаленьку можно, – снисходительно ответил Щавель.

– Огненный шар во врага запустить, или дождик из камней на вражеское войско?

– Да.

– А как решить, что еще можно делать, а что уже нельзя?

– Это все решается в рабочем порядке, – уклончиво ответил Щавель. – Скажем, против какого-нибудь мелкого государства, где своих магов раз-два и обчелся, можно почти все. А вот против Самаршана или Хрустальных островов – тут надо поаккуратнее.

– Ага. То есть если могут сдачи дать, то надо быть вежливым? – продолжал допытываться Халанбери.

– Ну… в общем-то да. – Радион почему-то смутился.

– Все как в жизни, – вздохнул Халанбери. – Скажите, господин волшебник, а Столица – она красивая?

– О да! – Радион закивал. – Белоснежные башни вздымаются к облакам, дворцы из красного мрамора и зеленого малахита привольно раскинулись среди холмов. Маленькие озера с чистейшей водой окружают город, и по связующим их каналам снуют быстрые лодки. А на горных кручах высится королевская крепость Вечный Оплот – самое красивое, безопасное и роскошное сооружение в мире!

– Ух ты… – прошептал Халанбери и от волнения засунул в рот палец.

– А нельзя сразу перенестись туда? – спросил Трикс. – Ну, телепортироваться… вот как вы из башни в свой дилонский дом…

– Есть два серьезных препятствия, – любезно сообщил Щавель. – Первое – система ПВО очень затрудняет телепортацию в город. Понятно почему?

– Чтобы враги не высадили магическим образом десант! – догадался Трикс.

– Верно. Второе – маг может телепортироваться только в то место, которое хорошо знает. А я в Столице никогда не бывал.

Халанбери вытащил палец изо рта и задумался. Потом спросил:

– Господин волшебник… Скажите, а можно научиться магии маленькому мальчику? Ну, вроде меня…

– Все можно, – великодушно сказал Халанбери. – Великий маг Эльнор Быстрый начал колдовать в пять с половиной лет. В шесть он превратил свою злую мачеху в добрую няню, в десять стал помощником Маркеля Разумного, а в семнадцать возглавил капитул магов. Правда, в двадцать два ему надоела магия и он ушел в монастырь.

– Ага. А если мальчик еще не очень хорошо читает и пишет? – продолжал Халанбери. – Ну… некоторые слова хорошо читает, некоторые хорошо пишет. Но не все.

– И такое возможно, – явно развеселившись, ответил Щавель. – Древний маг Хельмер вообще был слеп, но придумал ряд полезных заклинаний для путешественников, для супружеской верности и для осады города. В старые времена вообще было плохо с грамотностью. Некоторые умели читать и писать, некоторые колдовать. А то и другое вместе– очень редко.

– Ага… – задумчиво сказал Халанбери. – Ага…

Щавель наклонился к Триксу и доверительно сказала:

– Такова притягательная сила магии, что даже самые бесталанные и неспособные, никогда не помышлявшие заняться волшебством, в обществе великих волшебников проникаются любовью к чародейству и пытаются сложить свои немудреные заклинания. Конечно, я не вижу в малыше никакой склонности к волшебству… но пусть старается. Это очень трогательно.

– Вы настоящий учитель, – сказал Трикс, тронутый добротой Щавеля. – Вам надо преподавать в академии чародейства.

– Нет, нет, нет! – возмутился Щавель. – Я против этих новомодных штучек. Массовое обучение – как можно? Это не чеканка монет и не изготовление кирпичей. Волшебник должен постигать магию самостоятельно, под руководством наставника, но никак не в классе, заполненном толпой олухов. Вот ты слыхал хоть про одного знаменитого волшебника, который учился бы в академии?

– Нет.

– И я нет! А их полно! Ходят потом по королевству, размахивают грамотами об окончании академии, требуют себе должности при дворах глупых баронов и герцогов… а сами только позорят магию! Настоящих талантливых волшебников они к себе не принимают, о нет! Как можно – ведь сразу станет ясна их бесталанность! Обязательно найдут, к чему прицепиться – пишет с ошибками, простонародные выражения в заклинании употребляет… А идут к ним купеческие сынки, младшие отпрыски аристократов, экзальтированные ведьмочки…

Щавель так разгорячился, что еще с полчаса бурчал по поводу академии и негодных методик массового обучения магии. У Трикса зародилось легкое подозрение, что давным-давно сам Радион был отвергнут приемной комиссией академии, но вслух он этого говорить не стал.

Первые три дня путешественники двигались по княжеству Дилон, которое, как всем известно, славится своими дорогами. Есть мощеные каменные, есть хорошо утоптанные проселочные, через реки и ущелья обязательно наведены мосты или поставлены паромные переправы, даже в самых глухих местах нет-нет да и встретится у дороги трактир (особым указом придорожным трактирам в глухомани снижали налоги), иногда попадались конные разъезды стражи, бдительно озирающие окрестности. Уже на второй день пути (и похоже, что именно из-за стражников) Щавель свернул с главного тракта, соединявшего столицу княжества со столицей королевства на старую дорогу – чуть более длинную и чуть более запущенную. Но и старая королевская дорога была неплоха.

Даже ночевали путники большей частью под крышей – в первую ночь в трактире, во вторую ночь – на сеновале у гостеприимных крестьян (Щавель в благодарность соорудилпустяковое заклинание, повышающее надои), на третью ночь – в заброшенной, но чистенькой сторожке на скошенных лугах.

У Трикса постоянно вертелся на языке вопрос – зачем же все-таки Радион Щавель решил отправиться в Столицу. Судя по всему, его наставник не был склонен к дальним дорогам – иначе он побывал бы в центре королевства, да и в рассказах его мелькало лишь княжество Дилон, да сражение на Черной Переправе. Трикс все больше и больше укреплялся в мысли, что по натуре Щавель был типичным провинциальным волшебником, домоседом, который свил себе уютное гнездышко в глуши, но недалеко от крупного города, обслуживает своей магией местное население, дружит и пьянствует с соседями-волшебниками, а в большую политику и серьезную магию предпочитает не лезть. Не из-за недостатка сил, разумеется! Трикс немедленно дал бы в глаз любому, кто посмеет усомниться в мудрости его учителя. А просто из скромности и свойств характера…

Но Щавель своих планов не раскрывал, сомнений не высказывал, тяготы дороги переносил стойко и вроде как даже полюбил свою разношерстную команду: Триксу непрерывнодавал советы и наставления из своего богатого опыта, Иена шпынял, но только по делу, а над Халанбери, который после разговора о волшебстве ходил задумчивый и что-то бормотал себе под нос, дружелюбно подтрунивал.

Больше всех путешествию радовалась Аннет. По обе стороны дороги тянулись поля и луга, повсюду доцветали астры и хризантемы. С самого утра маленькая фея улетала в поля завтракать, иногда возвращаясь вполне нормальной, а иногда, увы, хихикая и невпопад рассказывая какие-то запутанные истории. Щавель по этому поводу сказал, что беспокоиться не надо, «вегетативный период скоро закончится». Трикс толком его не понял, но уверенному тону мага поверил. Как ни странно, но фея действительно сшила для Тианы мешочек – не из шелка, которого не нашлось, но из очень симпатичного оранжевого бархата. Теперь книжка все время висела у Трикса на шее, под рубашкой – и емубыло как-то спокойнее за судьбу княгини.

На четвертый день путники подошли к межевому знаку – здесь начинались земли королевского рыцаря. С давних пор за особые заслуги перед короной род Маркелей награждал отставных рыцарей наделами земли, как правило, из числа той, что была присоединена к королевству за время рыцарской службы. Наделы были достаточно большими, чтобы рыцарь мог безбедно доживать свой век, собирая подати с крестьян, плату за проезд по мостам и дорогам, сдавая в аренду пашни и рудники. После смерти рыцаря земля отходила королю – или, чаще, передавалась другому состарившемуся рыцарю. Трикс помнил, что на границах со-герцогства тоже было три владения королевских рыцарей – старых напыщенных болтунов, которые не пропускали ни одного праздника и очень любили посокрушаться нынешним падением нравов.

Судя по выцветшей надписи на межевом знаке, впереди были земли королевского рыцаря Арадана. Под именем был изображен герб – на бледно-зеленом фоне справа налево простерто копье, на конце которого болтался, нет, не пронзенный, а вцепившийся в древко лапами, дикий кот.

– Арадан, Арадан… – задумчиво произнес Щавель. – Ну надо же! Старик Гиран Арадан еще жив!

Маг явно обрадовался. Потирая руки, он повернулся к Триксу и пояснил:

– Мы вместе сражались с витамантами. Ну, я-то тогда был молод, мы больше общались с Паклусом. А вот сэр Арадан командовал отрядом по защите магов, они стояли кольцом вокруг нас и отражали набеги зомби… Отважный рыцарь! Сколько ж ему было… лет семьдесят, пожалуй… Седой был, как лунь, зубы мы ему с Руфусом Чернобровом вместе магией вставляли… ну и еще кое-что, по мелочи, старикан попросил подлечить… Н-да.

Щавель задумался, потом покачал головой:

– Видать, мы его подлечили лучше, чем собирались. Или в роду у него были нелюди. Потому что сейчас Арадану должно быть за сто лет. Ну и ну… не знал, что старый товарищтак близко обитает. Что ж, сегодня нас ждет славный ужин и сон на мягких перинах!

Воодушевившийся Щавель заразил своей радостью и ребят. Даже то, что сразу за межевым знаком дорога испортилась, стала узкой и разбитой, никого не смутило.

– Королевские рыцари – они ж небогатые, – будто извиняясь за приятеля, объяснял Щавель. – Если есть шахта какая во владении, или мост удачно стоит, или какой-нибудь поселок с мастерами-ремесленниками, то еще ничего. А тут… холмы да перелески.

– Вон деревенька впереди, – заметил Трикс.