А тяжелые арбалетные стрелы летели и летели из-за немецких щитов, находя новые жертвы…
— А ведь можно потревожить немцев, можно! — вдруг сказал Довмонт. — Вели приказать, чтобы привезли пороки. Да каменных ядер побольше!
— Верно! — загорелся Дмитрий. — Пусть едут в обоз!
Вскоре через головы новгородских ополченцев полетели тяжелые каменные глыбы, сбивая с коней рыцарей, проламывая латы, калеча лошадей. Рассыпалась линия щитов впереди рыцарской конницы. Немецкие пешцы, бросая копья, разбежались.
И не выдержали немцы!
Взревели, возвещая атаку, боевые рожки. Тронулась на новгородский лицевой полк железная немецкая «свинья». Русские полководцы навязали-таки рыцарям свою волю, по-своему повернули ход сражения!
С оглушительным лязгом оружия и воинственными криками рыцарская конница врезалась в строй новгородского ополчения. Попятились новгородцы под страшным напором. Все дальше и дальше, разрезая их строй, пробивался немецкий железный клин.
Всадники в рыцарских доспехах, мерно поднимая и опуская мечи, плыли над головами пеших новгородских ратников, как черные варяжские ладьи по бурным волнам. И как ладьи, тонули в волнах новгородского ополчения.
На помощь новгородцам Дмитрий Александрович двинул с левого крыла тверскую конную дружину князя Михаила. Как и ожидалось, это не было неожиданностью для немцев. Отряд рыцарей, прикрывавший фланг войска, неторопливо выехал навстречу тверичам и задержал их. Дружинники тверского князя рубились отчаянно, но пробиться через заслон не могли.
А к месту схватки уже спешили другие рыцарские отряды. Еще немного, и тверичи будут смяты.
Дмитрий оглянулся.
За его спиной плотными рядами стояла заждавшаяся переяславская рать. Правее ее — конные дружинники князя Довмонта, отличавшиеся от остального русского войска темным цветом доспехов; на псковичах были и литовские, и немецкие, и шведские панцири. А еще дальше, на самом краю, застыли в ожидании владимирцы князя Святослава, суздальцы князя Юрия. Вот она, прибереженная сила, которая переломит ход сражения.
К Дмитрию подъехал князь Довмонт:
— Не пора и нам, княже?
Дмитрий кивнул: пора…
— За Русь!
Взметнулось голубое переяславское знамя.
Повторяя сигнал, поднялись стяги псковских, владимирских и тверских дружин. Русская конница устремилась вперед, нацелившись во фланг рыцарского войска.
Древний воинский клич: «За Русь! За Русь!» — гремел над полем битвы.
Впереди конницы с мечом в руке мчался князь Дмитрий. Почти рядом с ним, отставая лишь на половину лошадиного корпуса, — Довмонт Псковский.
Спохватившись, немецкие воеводы начали поворачивать своих рыцарей навстречу русской коннице. Но — не успели. Дружинники с налету врубились в немецкий строй.
Все смешалось.
Битва распалась на множество яростных единоборств. Перед каждым русским витязем был свой противник: или рыцарь в латах с длинным прямым мечом, или оруженосец в кольчужном доспехе с секирой и кинжалом, или пеший лучник-кнехт в круглом железном шлеме.
Дмитрий схватился с каким-то рыцарем. Перегнувшись в седле, князь ускользнул от сокрушительного удара тяжелого рыцарского меча, наотмашь рубанул по шлему, украшенному перьями. Рыцарь удержался в седле, попробовал было снова напасть, но подоспевший телохранитель Дмитрия свалил его ударом боевого топора.
А Дмитрий уже рубился с другим рыцарем.
Обгоняя князя, в сечу рвались переяславские дружинники. Теперь князь видел впереди только их спины, поблескивавшие железом кольчуг, наклоненные вперед остроконечные шлемы.
Подъехал воевода Федор, укоризненно посмотрел на погнутые и исцарапанные доспехи князя:
— Поберегся бы лучше, княже. И без тебя есть кому биться. Не простой, чай, ратник, а предводитель войска…
— На бранном поле все мы ратники, — не согласился Дмитрий.
Рыцари отчаянно отбивались, и неизвестно еще было, на чью сторону клонится чаша победы, пока не подоспело новгородское пешее ополчение.
Проворные, не отягощенные доспехами новгородцы сновали между сражавшимися всадниками, вырывали рыцарей из седел железными крючьями на длинных древках, вспарывали ножами незащищенные кольчугами животы рыцарских коней. Поверженные рыцари неуклюже ворочались на истоптанном, испятнанном кровью снегу, не в силах подняться. Тяжкая неуязвимость рыцарских доспехов оборачивалась теперь против них самих.
Третий час кипела битва. Уже не торжественно, а тревожно трубили трубы в Раковоре, будто призывая рыцарей держаться, не уступать.
Немецкое войско пятилось обратно к лесу, из которого вышло утром на бой. Дмитрий понимал, что дать рыцарям уйти — это не победа, а только половина победы. Нужно отрезать их от леса.
Будто прочитав на расстоянии мысли Дмитрия, из сечи вырвался Довмонт со своими лихими псковичами.
«Теперь немцы не уйдут!» — подумал Дмитрий, видя, как псковские дружины выстраиваются между полем битвы и лесом, перерезая путь возможного немецкого отступления.
Заметили опасность и немцы.
Кучки рыцарей, вырвавшись из сечи, скакали не к лесу, а вдоль берега Кеголы — к видневшемуся вдали Раковору. Затем в ту же сторону начало отступать и все немецкое войско.
Русская конница устремилась следом. За ней спешили новгородские ратники, оглашая поле радостными криками. Конные дружинники, настигая рыцарей, вынуждали их обороняться и, отколов от строя, оставляли на расправу ополченцам. То здесь, то там в кольце пешцев неуклюже кружились рыцари, отмахивались мечами и падали в снег, выбитые из седла ударами длинных копий и рогатин. Новгородцы добивали поверженных рыцарей тонкими, как шило, ножами-убивцами, мстя за своих павших.
Многие знатнейшие мужи Ливонской земли нашли в тот день смерть на студеном берегу реки Кеголы…
Конница Дмитрия, Довмонта и Святослава неотступно преследовала остатки рыцарского войска. Уже близко были стены Раковора, сложенные из огромных гранитных плит. Князь Дмитрий надеялся ворваться в город, пока ворота еще открыты для бегущих рыцарей.
Кто сможет остановить мчащуюся как вихрь русскую конницу? Уж не те ли неуклюжие раковорские латники, что толпятся в воротах?! Куда им, зажиревшим горожанам, биться с русскими витязями!..
Раковор спасло приближение еще одного рыцарского войска.
Протяжно запели переяславские трубы, останавливая дружинников.
К Дмитрию спешили князья и воеводы, на их лицах было недоумение и обида. Довмонт закричал еще издали:
— Почему задержал войско, княже? Упустим победу!
Дмитрий молчал, сурово сдвинув брови. Потом кивнул гонцу, приехавшему со сторожевой заставы:
— Повтори воеводам весть, что привез с заставы…
— Вторая немецкая рать подходит к Раковору. Опять идут от ливонской стороны через лес. Немецкие разъезды уже грабят наши обозы за рекой, едва отогнали их обозные мужики.
— Откуда еще немцам взяться? — засомневался князь Святослав. — Били их, били…
Но Дмитрий оборвал его:
— Не время спорить. Поспешите к своим дружинам. Пойдем встречать немцев.
Русское войско снова строилось для боя. В центре было новгородское пешее ополчение, поредевшее, но еще способное сражаться. Вправо и влево от пешцев вытянулись крылья дружинной конницы. Только Юрий Суздальский остался со своим полком против воротной башни Раковора, чтобы горожане не устроили вылазку.
А из леса выползала свежая немецкая рать.
Снова стояли друг против друга два войска, только теперь между ними была не снежная нетронутая целина, как утром, а бранное поле, залитое кровью, вытоптанное, покрытое остывающими телами. И таким ужасающим показалось немцам это поле, что они не решились войти на него, остановились на краю.
Встали у кромки поля и русские полки, набираясь сил перед новой сечей. Нелегко досталась первая победа: поредели дружины, устали кони, перетрудившиеся руки воинов без прежней твердости держали копья и мечи, кровь сочилась из недавних ран.
Тишина над полем поразила Дмитрия. Будто и не было здесь двух больших, изготовившихся к бою ратей. Воины переговаривались шепотом, кони ржали тихо и приглушенно. Не звенело оружие, смолкли боевые трубы. Ветерок лениво шевелил поникшие стяги.
Дмитрию вдруг показалось, что никакого боя еще не было, что он только-только вывел полки на это поле. В наступавших сумерках не было видно убыли в русских полках. Воинский строй стоял твердо и несокрушимо.
«Чего же я жду? — думал князь. — Скоро будет совсем темно…»
Но что-то удерживало его от приказа, которого ждали воеводы.
Только спустя много лет, пережив не единожды радость побед и горечь поражений, князь поймет, что это что-то было воинской мудростью, даром, которым отмечены только истинные полководцы. А в тот февральский вечер на реке Кеголе молодой переяславский князь мучился сомнениями.
— Как пришли немцы, налегке или с обозом? — вдруг спросил он гонца с заставы.
Воеводы недоуменно переглянулись. О вражеском обозе нужно думать после боя, когда неприятель разбит, когда пришло время делить добычу…
Гонец обстоятельно рассказал, что рыцари двигались налегке, полностью изготовленные к бою, обозов с ними не было. Даже шубы с собой не везли. Стучат, поди, зубами. Вечер-то морозный!
— Без шуб, говоришь, немцы? — весело переспросил Дмитрий. — Мерзнут, говоришь? Ну, мы их боем греть не будем, пусть мерзнут!
И опять раньше других понял князя Довмонт:
— А ведь верно, княже! Не выстоять немцам всю ночь в железных доспехах, померзнут! Выбор у немецких воевод невеликий: или тотчас на бой идти, или убираться восвояси. А времени для раздумий у них нет — скоро совсем стемнеет!
Воеводы захлопотали, отдавая распоряжения сотникам и десятникам.
Из обоза, стоявшего за рекой, в полки привезли шубы, тулупы, войлоки. Воины накидывали их поверх кольчуг: и тепло, и можно мигом скинуть наземь, если понадобится сражаться.
Обозные мужики даже шатры раскинули позади полков, чтобы ратники могли поочередно отдохнуть в тепле. За шатрами разожгли костры. В медных котлах над огнем забулькало горячее варево.
Воины повеселели, перекидывались шутками:
— Так можно и постоять: и тепло, и неголодно…
— А каково немцу? Железо — оно холодит…
— Выморозит их наш князь, как тараканов из избы…
— Студена ночка, хороша ночка…
— Для немцев не больно хороша!..
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Конюшевский Владислав
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия