Чтение 4–й страницы книги ~Утробный рык Дракона~

…Громадный орёл с изогнутым клювом распростёр крылья над площадью, запруженной беснующейся толпой, и человек с одутловатым лицом и водянистыми глазами. Человек, которому надо подсказать, и которого надо направить. Адольф Гитлер - фюрер тысячелетнего Рейха…

Детонатор сработал, сероватая масса заполнявшего чрево бомбы тринитротолуола обратилась в вихрь ревущего жадного пламени…

Бомба взорвалась.
* * *

– Случайность - великая вещь. Против неё бессилен сам Господь Бог… - задумчиво проговорил гауптманн, почесав нос и снова заглядывая на дно огромной воронки, гигантской язвой разорвавшей серую ленту автострады. - Это же надо: прямое попадание шальной авиабомбы, сброшенной наугад с большой высоты, прямо в двигающийся с очень приличной скоростью автомобиль!

Дородный гауптманн любил пофилософствовать. Эта склонность особенно развилась у него после того, как французская пуля угодила ему в бедро на берегу Ла-Манша. Кость треснула, срослась как-то не так; он полгода провалялся по госпиталям, однако смог ходить без костылей, и даже был признан "ограниченно-годным к строевой службе". И служба эта вполне удовлетворяла гауптманна: лучше командовать ротой в тылу, чем батальоном в рядах действующей, пусть даже победоносно наступающей армии. Он свою кровь за Германию честно пролил, теперь очередь за другими. Во всём перст божий…

Послышался шум мотора, и гауптманн оторвался от созерцания ямы, на дне которой ещё дымились рваные куски железа - это было всё, что осталось от красавца "оппеля". Из подъехавшего "мерседеса" вышли трое в длинных кожаных чёрных плащах, и гауптманн, прихрамывая и поёживаясь от утреннего холодка и от чувства боязливого чинопочитания, поспешил с докладом:такоеначальство ни в коем случае нельзя заставлять ждать.

– Что здесь произошло? - сухо спросил один из "чёрных плащей".

– Осмелюсь доложить, герр… - гауптманн замялся, поскольку знаков различия у прибывших видно не было, но тот, к кому он обращался, лишь пренебрежительно махнул рукой. - Авиабомба. Прямое попадание. Из штаба ПВО сообщили, что "томми" сегодня не прилетали, однако локаторы засекли несколько машин, подошедших с востока. Вероятно, русские.[8]Вон с того дорожного поста, - гауптманн указал на видневшуюся неподалёку полосатую будку, - видели автомобиль, слышали характерный свист падающей бомбы и наблюдаливзрыв. От машины - и от пассажиров - не осталось ничего.

Человек в чёрной коже молча выслушал доклад, подошёл к краю воронки и какое-то время смотрел вниз. Потом, так и не произнеся ни слова, он вместе с двумя другими высокими чинами сел в "мерседес" и уехал. Гауптманн с облегчением перевёл дух - от таких визитёров можно было ожидать чего угодно, вплоть до обвинения в неспособности (или хуже того, в нежелании) отвести падающую с неба смерть голыми руками.

…А рейхсканцлер и фюрер всего немецкого народа Адольф Гитлер проснулся наутро в отвратительном расположении духа и с дикой головной болью - пришлось даже потратить кое-какое время на приведение себя в порядок и несколько изменить существовавший распорядок дня. Гитлер поймал себя на том, что никак не может вспомнить что-тоочень важное,случившееся не далее как вчера. Но что? Любые попытки сосредоточиться на этом предмете неминуемо вызывали новый приступ острой боли в висках и затылке. В конце концов фюрер оставил бесполезное и достаточно мучительное занятие: у него с лихвой хватало и других дел. Напомнить же ему не мог никто: встречи, подобные вчерашней, всегда окутывала плотная завеса конфиденциальности, а проще говоря - самой обыкновенной секретности, только доведённой до предельного уровня.
* * *

Отправиться в оккупированную Данию Вернер Гейзенберг и Карл Вайцзеккер смогли только в сентябре - у немецких физиков-атомщиков хлопот было невпроворот.

Официально визит имел своей целью уговорить Нильса Бора и сотрудников его института принять участие в немецко-датской конференции астрофизиков в Копенгагене. Однако куда более важным было другое: встревоженные статьёй в шведской газете германские учёные совсем не прочь были доподлинно выяснить, а как в действительности обстоят атомные дела союзников, и не придумал ли Бор какого-то нового, доселе неведомого способа быстро и просто создать ядерную бомбу. Поэтому-то Гейзенберг по возвращении из поездки докладывал о её итогах в гестапо.

Датчанин встретил своего бывшего ученика холодно, от участия в конференции отказался наотрез, однако пригласил Гейзенберга к себе на обед - с тем условием, что о политике не будет сказано ни слова.

Гейзенберг утверждал, что спросил Бора, имеют ли физики моральное право работать над проблемами атомной энергии в военное время. "Бор, - писал Гейзенберг в 1948 году, -ответил мне вопросом на вопрос: верю ли я в возможность военного использования атомной энергии, и я ответил "да". Затем я повторил свой вопрос, и Бор, к моему изумлению, сказал, что военное применение физики в любой стране неизбежно, а потому вполне оправданно". Однако никому из людей не известно доподлинно, о чём же всё-таки они говорили…

Во всяком случае, Гейзенберг понял, что сообщение в "Stockholms Tidningen" было заурядной газетной уткой (к тому же нафаршированной совершенно фантастическими цифрами), однако уткой, вскормленной чем-то вполне реальным - ведь подавляющее число бежавших от фашизма физиков обосновалось именно в Штатах. Америка богатая страна, и бомбы на её города не падают. Германию очень даже могут опередить…

Зимой, после битвы под Москвой, стало ясно, что блицкриг умер, и что перед Рейхом во весь рост встал призрак долгой и изнурительной войны на два фронта, перспектива победы в которой весьма проблематична. С этого самого момента в Германии начинаются усиленные работы над созданием "Wunderwaffe" - над всем, что так или иначе подходило (или хотя бы могло подходить) под категорию "чудо-оружия".

Над чем только не ломали голову военные инженеры, подгоняемые почуявшими запах жареного генералами и вождями Третьего Рейха!

Сверхтяжёлые танки и танки радиоуправляемые; планирующие бомбы и многоствольные миномёты; ракеты и реактивные истребители; "шнорхели" для работы дизелей субмаринв подводном положении, на перископной глубине, и "истинно подводные" лодки Вальтера с энергетической установкой на перекиси водорода, способные переломить ход битвы за Атлантику; самонаводящиеся акустические торпеды и торпеды, управляемые человеком (в отличие от японцев, немцы отнюдь не торопились ступить во врата Валгаллы, и поэтому их "биберы" представляли из себя своеобразную этажерку: к верхней торпеде, на которой сидел прикрытый прозрачным колпаком водитель, подвешивалась нижняя, боевая).

Были и вовсе экзотические проекты - вроде электромагнитных пушек для метания тяжеленных снарядов через Ла-Манш или даже пресловутых "Х-лучей", якобы способных останавливать в воздухе моторы вражеских аэропланов и тем самым прикрыть территорию Германии от опустошительных воздушных налётов.

Кое-что из этого обширного и далеко не полного списка применялось в деле с той или иной степенью эффективности, кое-что не вышло из стадии опытных образцов, а что-тотак и осталось прожектами на бумаге - на всё не хватило ни времени, ни возможностей.

Самым известным образчиком "Wunderwaffe" стали ракеты "Фау-1" и "Фау-2". Если первые по скорости и высоте полёта почти ничем не отличались от обычных самолётов (англичане довольно скоро отыскали противоядие и сбивали "фау-первые" истребителями и зенитками), то вторые падали на головы обитателей Британских островов громом среди ясного неба - неожиданно и неотвратимо.

Но и это оружие скорее можно было отнести к разряду психологического (с военной точки зрения куда более полезными оказались фаустпатроны, успешно поджигавшие и советские "тридцатьчетвёрки", и американские "шерманы") - ну развалили десяток-другой строений на английской земле, ну пошатнули веру островитян в собственную недосягаемость… Тысяча килограммов взрывчатки в ракете "Фау-2" - величина, конечно, впечатляющая, но отнюдь не ошеломляющая. Вот если бы к какой-нибудь из этих ракет была привинчена атомная бомба…

Однако в длинном перечне "чудо-оружия" места для неёне нашлось.

Германское военное руководствопочему-торешило, что ядерное оружие хотя и осуществимо в принципе, но актуальным не является, поскольку не может быть создано и использовано до конца войны и, следовательно,не может определить её исход. Решение о бесперспективности попыток повлиять на ход войны с помощью ядерного оружия, принятое германским военным руководством в сорок втором году, былоокончательным.Никто - ни среди военных, ни в германской промышленности, ни в нацистском правительстве, ни даже сами учёные -не верил,что атомная бомба может быть создана и использована во второй мировой войне. Это решениеникогдане подвергалось серьёзному пересмотру. И это притом, что работы в области ядерной энергетики продолжались с целью создания атомного реактора - источника энергии для всё тех же подводных лодок.

Учёные не верили? А как же Гейзенберг, ещё год назад считавший, что "перед ними прямая дорога к атомной бомбе"и заявивший Нильсу Бору о своей "глубокой уверенности в возможности военного применения"внутриатомной энергии? А руководители Третьего Рейха? Германия распыляла усилия по очень многим направлениям - зачастую не имевшим принципиального значения или попросту эфемерным - вместо того, чтобы сосредоточиться на "Урановом проекте", сулящем невиданное. Утопающий хватается за соломинку, а ведь Гитлер был азартным игроком…
* * *

– Итак, господа, - подвёл итог имперский министр вооружений Альберт Шпеер, - мы имели удовольствие заслушать господина Вернера фон Брауна, ясно изложившего нам весьма впечатляющие перспективы применения ракетного оружия в войне, которую ведёт Рейх против союзников. Далее…

"Тёзка просто поразил всех своим красноречием и живописанием тех неисчислимых бедствий, которые обрушат на головы англичан - а потом и американцев - его ракеты, - с завистью подумал главный теоретик "Уранового клуба". - Он своего добился: теперь любая возможная помощь его проекту гарантирована…".

– …слово предоставляется господину Гейзенбергу.

Вернер Гейзенберг хорошо подготовился к выступлению. Перед ним на столе лежала коричневая кожаная папка, набитая исписанными листами бумаги: цифры, цифры и ещё раз цифры. Не математические уравнения, отнюдь, но расчёты сроков завершения отдельных этапов работы, сметы и прикидки требуемого количества инженеров, техников и рабочих.[9]Шпеер человек дела, и в его оценке очень эмоционального выступления фон Брауна прозвучала определённая доля иронии.

Убедить такого человека могут только бесстрастные цифры - конечно, подкреплённые уверенностью человека, приводящего эти цифры, в конечном успехе его замысла. Такая уверенность у профессора Вернера Гейзенберга была, а сроки завершения проекта напрямую зависели - прежде всего! - от того, какие средства будут выделены, то есть насколько серьёзно будет воспринята высшими иерархами Рейха идея небывалого сверхоружия. И свою задачу Гейзенберг сейчас видел в том, чтобы убедить далёких от науки военных и промышленников в абсолютной реальности задуманного.

– Мы слушаем вас, господин Гейзенберг, - напомнил министр вооружений.

"Они смотрят на меня так, как, наверно, смотрели инквизиторы на закоренелого еретика! - подумал вдруг Вернер Гейзенберг. - Почему? Я не понимаю, что происходит…"

Он помедлил ещё пару мгновений, и внезапно с леденящим душу ужасом ощутил, что вся тщательно подготовленная им стройная система убедительных доказательств рушится, как карточный домик. Нобелевский лауреат совершенно неожиданно почувствовал себя не выучившим урок первоклассником, стоящим перед строгим педагогом. Язык сделался непослушным и словно прилип к нёбу. Знаменитый физик смешался, потерял нить.

"Как кружится голова…".

…Доклад получился мятым - особенно по сравнению с тем, что и как говорил фон Браун. Гейзенберг видел, как Шпеер, чуть склонив голову, барабанит пальцами по столу - верный признак раздражения. И действительно, тратить драгоценное время на не доведённые до ума полуабстрактные рассуждения! Совещание такого уровня - не научный диспут о перспективных и неперспективных направлениях в науке! "Это катастрофа…"

– Скажите, - напрямик спросил имперский министр, - а когда конкретно можно ожидать создания бомбы в металле, готовой к тому, чтобы быть подвешенной к тяжёлому бомбардировщику?

– Я полагаю… э-э-э… что при условии бесперебойного снабжения и финансирования, потребуется, скажем… несколько лет напряжённой работы и… в любом случае на итоги нынешней войны бомба повлиять не сможет. "Боже, что я несу! Какого чёрта…"

И по тому, как дрогнули тонкие губы Шпеера, научный руководитель "Уранового клуба" понял: интерес к его предложению утрачен начисто. Бомбу делатьне будут.

…После того, как было принято решение отказаться от планов создания атомной бомбы и сосредоточить ресурсы на другом "чудо-оружии", ракетном проекте Вернера фон Брауна, вожди рейха к этому вопросуболее не возвращались.

На совещании в Берлине 4 июня 1942 года Вернер Гейзенбергне сказалтого, что ондолжен былсказать, что онсобиралсясказать и что онхотелсказать.

Германия не перевела процесс создания ядерного оружия на промышленные рельсы - в отличие от Соединённых Штатов Америки, выделивших на Манхэттенский проект двадцать процентов всех ассигнований на научные исследования и задействовавших в работе над бомбой усилия ста пятидесяти тысяч человек. Германия тоже могла сделать подобный шаг, - над ракетами "Фау", например, трудилось сто тысяч человек, от ведущих специалистов до слесарей-сборщиков (несколько десятков теоретиков "Уранового клуба" не идут ни в какое сравнение с этой гигантской цифрой), - однаконе сделала.

В любом тоталитарном государстве мнение Вождя имеет решающее значение. Вмешайся Гитлер в "Урановый проект" или хотя бы заговори о нём… Но фюрер - за все оставшиеся "тысячелетнему рейху" три года жизни -даже не коснулсяэтой темы. Любое тоталитарное государственное образование очень уязвимо именно из-за этой особенности: из-за наибольшей весомости слова одного-единственного человека, стоящего у руля. А на сознание одного - как уже упоминалось - можно воздействовать…

И ещё одна мелочь: бойцы норвежского Сопротивления провели успешную диверсию против германского завода по производству тяжёлой воды, находившегося на территорииоккупированной Норвегии. Как удалось партизанам, вооружённым чуть ли не охотничьими ружьями, обмануть бдительность многочисленной охраны и взорвать столь важныйобъект? Ни на одном из бесчисленных военных заводов Третьего Рейха, ни на одной базе подводных лодок, ни на одной стартовой площадке ракет диверсийне было.А завод тяжёлой воды взлетел на воздух… Но это просто избыточный довесок к уже достигнутому - так, на всякий случай.

…Глава фратрии Ночи материнского домена Звёздной Владычицы Эн-Риэнанты Маг Грольф разорвал контакт и расслабился. Дело сделано.
* * *

-Итак, Селиана?

-Противопоставленная страна не дотянется до рукояти Меча Демонов, однако Носители Разума на Третьей его получат. Целесообразность такого события признана. Учитывая сохраняющуюся высокую степень агрессивности Дракона, мы пришли к выводу, что наличие у незараженных оружия, основанного на принципе распада, может послужить серьёзным сдерживающим фактором.

-Положим, абсолютно незаражённых в этом Мире нет.

-Бесспорно, но я имею в виду прямые последствия Проникновения чёрных эсков. Захваченная страна ещё способна трансформироваться во вселенскую угрозу. Хранители Жизни не могут этого допустить, Королева.
* * *

Ранним утром 16 июля 1945 гола над каменистой безжизненной пустыней близ Аламогордо, что в штате Нью-Мексико, родился слепящий свет. Поток его плеснул сквозь толщу бронестекла, щедро приправленного свинцом, и выхватил из полутьмы подземного бункера лица людей, словно фотовспышка.

На лицах военных не отразилось никаких эмоций, кроме жадного профессионального интереса, техники-операторы видели одни лишь показания приборов, колонки цифр и причудливой формы кривые, ложащиеся на ленты самописцев, а вот учёные… Пожалуй, только сейчас они поняли,какогодемона вызвали. Губы Роберта Оппенгеймера шептали строки из индийского эпоса "Махабхарата": "Свет ярче тысяч солнц во тьме родится… Детей в утробах матерей убьёт…"

Генерал Лесли Гровс повернулся к физику - научному руководителю проекта - и сказал с улыбкой:

– Эта штука очень не понравится ни японцам, ни русским. Теперь надо испытать её в деле.

Оппенгеймер не ответил. Он смотрел, как клубящееся облако поднимается всё выше и выше, втягивая в себя тысячи тонн пыли, праха и раскалённого пепла и образуя исполинский гриб на извивающейся ножке…
* * *

-Касты воинов одинаковы во всех Мирах. Обретя новый меч, они прежде всего стремятся узнать, насколько жадно он будет пить кровь.

-Ты считаешь, что эти тоже должны попробовать? Но количество жертв…

-Жертв будет неизмеримо больше, если План Чёрных Разрушителей осуществится в полной мере - ты знаешь это не хуже меня. Правителю Захваченной страны требуется предметное подтверждение масштаба той мощи, которой располагают его противники. Это будет сделано именно для него, а вовсе не для воинственных генералов Страны-между-Океанами. В противном случае действия Обращённого малопредсказуемы: вдохновлённый победой своих армий над Противопоставленными, он может сделать очень опасный шаг. В этом гипотетическом случае число жертв также окажется гораздо более значительным.

-А где это оружие будет применено? Островная Империя?

-Да, именно там. Ситуация стандартная - Островная Империя и Страна-между-Океанами находятся в состоянии войны. И кроме того, Принцип Кармического Воздаяния: ведь именно отвага воинов Островной Империи в немалой степени способствовала тому, что Выбранная страна стала Захваченной - её поражение в войне с островитянами стало тем самым камешком, который сорвал лавину и инициировал возможность успешного Проникновения Несущих Зло. А Долги надо платить…
* * *

В конце войны погибать никому не хочется: ни победителям, готовящимся досыта насладиться плодами победы; ни побеждённым, надеющимся выжить. Перспектива гибели во время военных действий никогда не является такой уж заманчивой для Носителей Разума, а перед самым их окончанием - тем более. Всем хочется жить.

…Летние ночи над океаном в тропиках по-особенному темны, и лунный свет только подчёркивает густоту и вязкость этой тьмы. Тяжелый крейсер военно-морских сил США "Индианаполис" рассекал влажный мрак ночи с 29 на 30 июля 1945 года, неся на борту тысячу двести человек экипажа. Большинство из них спали, бодрствовали только вахтенные. Даи чего мог опасаться мощный американский военный корабль в этих давно очищенных от японцев водах?

После сокрушительных поражений сорок четвёртого года - у Марианских островов и на Филиппинах - японский императорский флот, некогда наводивший ужас на весь Тихий океан, просто перестал быть. Подавляющая часть его боевых единиц легла на дно, а несколько уцелевших крупных кораблей умерли под бомбами и торпедами самолётов с авианосцев 5-го флота в гавани военно-морской базы Курэ. Краса и гордость Японии, символ её морской мощи и всей нации - великолепный "Ямато", самый могучий из всех когда-либо созданных человечеством линейных кораблей, - потопила авиация адмирала Марка Митчера 7 апреля 1945 года во время последнего боевого выхода линкора к берегам Окинавы, где высадился американский десант. Почти четыре сотни торпедоносцев и бомбардировщиков 54-го оперативного соединения клевали японскую эскадру около двух часов. И заклевали: вместе с суперлинкором на дно ушли лёгкий крейсер "Яхаги" и четыре эсминца. "Ямато" не спасли ни необычайно толстая броня, ни конструктивные особенности, делавшие этот гигантский корабль очень труднопотопляемым, ни двести зенитных стволов, превращавших небо над ним в сплошную огненную завесу.

Что же касается японских ВВС, то их никто уже не принимал всерьёз. Ветераны, разгромившие Пёрл-Харбор, погибли у Мидуэя и Соломоновых островов, а неоперившиеся лётчики-новички становились лёгкой добычей для куда более опытных и гораздо лучше обученных пилотов американских истребителей. И, конечно, подавляющее численное превосходство - американская экономическая мощь задавила японскую. Война неумолимо катилась к своему победоносному для США завершению.

Оставались, правда, лётчики-камикадзе, бестрепетно таранившие корабли, но сквозь воздушные боевые патрули и плотный зенитный огонь к цели пробивались единицы, такчто воздействие этого оружия было скорее чисто психологическим. Один такой смертник врезался в палубу "Индианаполиса" во время боев за Окинаву, ну и что особенного? Возник пожар (который быстро потушили), кое-что было разрушено или повреждено… и всё. Не обошлось без жертв, но остальные члены экипажа отнеслись к этому с равнодушием закалённых солдат - ведь крейсер в результате этой атаки отправился на ремонт в Сан-Франциско, где простоял два месяца вдали от войны. Куда приятнее пить виски и тискать девчонок, чем ожидать, когда тебе на голову свалится следующий сумасшедший азиат. И война вот-вот кончится, а подыхать под занавес обидно вдвойне.

Существовала, конечно, вероятность напороться на какую-нибудь шалую субмарину противника, - по данным разведки, какое-то количество этих морских волков-одиночек всё ещё рыскало в Тихом океане в поисках незащищённых объектов для атаки, - но вероятность такой встречи исчезающе мала: гораздо меньше, чем риск угодить под колёса автомобиля при переходе улицы в Нью-Йорке. Тем более для быстроходного боевого корабля.

Впрочем, подобные мысли мало кого занимали на борту "Индианаполиса" - пусть голова от этих проблем болит у того, кому такая хвороба по штату положена. У капитана Маквея, например.

Командир крейсера кэптен Чарльз Батлер Маквей в свои сорок шесть был опытным моряком, вполне заслуженно оказавшимся на командном мостике тяжёлого крейсера. Он встретил войну с Японией старшим офицером крейсера "Кливленд", имея звание коммандера[10],участвовал во многих боях, в том числе в захвате островов Гуам, Сайпан и Тиниан и в крупнейшем в истории войн на море сражении в заливе Лейте, заслужил "Серебряную Звезду". И в эту ночь, несмотря на поздний час - одиннадцать вечера, - он не спал. В отличие от большинства своих подчинённых, Маквей знал гораздо больше любого из них, и знание это отнюдь не прибавляло ему спокойствия.

…Всё началось во Фриско[11].Ремонт корабля на верфи острова Мар, что милях в двадцати от города, приближался к концу, когда Маквея неожиданно вызвали в штаб Калифорнийской военно-морской базы. Полученный приказ был лаконичен: "Корабль к походу изготовить". И следом поступило распоряжение перейти на другую верфь, Хантер-Пойнтс, и ждать прибытия высокопоставленных гостей из Вашингтона.

Вскоре на крейсере появились генерал Лесли Гровс, руководитель секретного "Манхэттенского проекта" (а в чём суть этого самого проекта, Маквей, естественно, не имел ни малейшего представления), и контр-адмирал Уильям Парнелл. Ви-Ди-Пи[12]кратко изложили капитану Маквею суть дела: крейсер должен принять на борт "спецгруз" с сопровождающими и доставить его в целости и сохранности по назначению. Куда -не сказали, это командир должен был узнать из вручённого ему пакета от начальника штаба при верховном главнокомандующем вооружёнными силами США адмирала Уильяма Д. Леги. Пакет украшали два внушительных красных штампа: "Совершенно секретно" и "Вскрыть в море". О характере груза капитана также не проинформировали, Парнелл так и сказал: "Ни командиру, ни, тем более, его подчинённым знать об этом не положено".

Но старый моряк чутьём понял: этот чёртов специальный груз дороже самого крейсера и даже жизней всего его экипажа.

Часть груза разместили в ангаре для гидросамолёта, а другую часть - вероятно, наиболее важную (в упаковке, напоминающей внушительных размеров коробку для женских шляпок), - в командирском салоне. Молчаливые офицеры-сопровождающие разместились и там, и там. Заметив у них эмблемы медицинских войск, Чарльз Маквей подумал с брезгливостью настоящего солдата, привыкшего к честным методам ведения боя: "Вот уж не ожидал, что мы докатимся до бактериологической войны!". Однако вслух он ничего не сказал - многолетняя служба на флоте научила его в соответствующих ситуациях уметь держать язык за зубами. Но вся эта история не понравилась капитану с самого начала - было в ней что-то слишком зловещее…

Операция "Бронкс Шипментс" началась.

Естественно, что и экипаж, и пассажиры (на борту "Индианаполиса" возвращалось на Гавайи немало армейских и флотских офицеров) проявили живейшее любопытство в связис загадочной "шляпной коробкой". Однако любые попытки кого бы то ни было разузнать хоть что-нибудь (не мытьём, так катаньем) у безмолвных часовых потерпели полный крах.

В 08.00 16 июля 1945 года тяжёлый крейсер "Индианаполис" снялся с якоря, миновал Золотые Ворота и вышел в Тихий океан. Корабль взял курс на Пёрл-Харбор, куда и прибыл благополучно через трое с половиной суток - почти всё время следуя полным ходом.

Стоянка на Оаху была недолгой - всего несколько часов. Крейсер отдал левый якорь и, подработав машинами, ткнулся кормой в причал. Пассажиры покинули борт, а корабль торопливо принял топливо и провизию и всего через шесть часов после прибытия покинул Жемчужную Гавань.

К острову Тиниан в Марианском архипелаге "Индианаполис" подошёл ночью 26 июля. Луна, вставшая над океаном, заливала своим мертвенно-призрачным светом бесконечно катящиеся к песчаному берегу вереницы волн, украшенных белыми плюмажами гребней.

Первобытная красота этого зрелища совсем не приводила кэптена Маквея в восторг: из-за волн и глубин близко к берегу не подойти, а тут ещё эта проклятая луна висит над головами, как огромная осветительная ракета, превращая все корабли на рейде острова в идеальные мишени для ночных бомбардировщиков-торпедоносцев. Американская авиация полностью господствует в небе над Марианами, но Маквей знал отчаянность самураев и их склонность к авантюрным выходкам. Крейсер уже был у этих берегов - год назад его орудия поддерживали огнём высадившуюся на остров и ломавшую упорное сопротивление японцев морскую пехоту. И вот снова те же места… Тесен наш мир, ничего не скажешь.

Однако обошлось. С рассветом к борту "Индианаполиса" подошла самоходная баржа с шишками из командования местного гарнизона - на острове располагалась авиабаза, откуда "сверхкрепости" "Б-29" летали бомбить метрополию утратившей захваченное и усохшей Японской империи.

От спецгруза освободились быстро - его и было-то всего ничего, несколько ящиков да пресловутая "шляпная коробка". Люди работали проворно и слаженно, подстёгиваемые строгим приказом и неосознанным желанием поскорее избавиться от этого загадочного барахла вместе с его угрюмыми и неулыбчивыми, не отвечающими на шутки сопровождающими. Мысли матросов были просты и незатейливы: мы вас довезли, доставили прямо к подъезду, а теперь катитесь со своим хламом куда подальше, и чаевые оставьте себе!

Кэптен Маквей наблюдал за выгрузкой со смешанными чувствами: чёткое выполнение приказа радовало сердце старого служаки, но к ощущению исполненного долга примешивалось и ещё кое-что, непонятное и тревожащее. Командир вдруг поймал себя на мысли, что он дорого бы дал за то, чтобы никогда не видеть в глаза эту дурацкую "шляпную коробку"…

Так, кажется, всё. На барже уже застучал дизель, и боцманская команда убирает швартовы. Руководивший выгрузкой кэптен Пэрсонс (он же "Юджа", у этих парней у всех клички, словно у чикагских гангстеров) вежливо коснулся козырька своей фуражки и крикнул Маквею с отходящей самоходки: "Благодарю за работу, капитан! Желаю удачи, сэр!". Да, удачи, - а чего ещё надо моряку в море?

Тяжёлый крейсер ещё несколько часов торчал на открытом рейде Тиниана в ожидании дальнейших распоряжений из штаба командующего Тихоокеанским флотом. И ближе к полудню распоряжение поступило: "Следовать на Гуам".

Но потом началось что-то непонятное. Кэптен Маквей вполне разумно предположил, что его корабль задержится на Гуаме: чуть ли не треть экипажа "Индианаполиса" составляли салаги-новобранцы, не видевшие толком моря (не говоря уже о том, чтобы понюхать пороху), и для них безотлагательно требовалось провести полный цикл боевой подготовки. Да и, собственно говоря, куда и зачем отправлять боевой корабль такого класса в настоящее время? С кем воевать? Где противник, который может оказаться достойной мишенью для восьмидюймовых пушек тяжёлого крейсера? Позднее, быть может, когда начнётся давно запланированная операция "Айсберг" - вторжение на острова собственно Японии, о котором давно поговаривают в штабах (и не только в штабах), тогда да. Крейсеру уже приходилось оказывать огневую поддержку десанту - с этой работой его командир хорошо знаком. Но сейчас? Зачем гонять корабль из одной точки Тихого океана - с Марианских островов на Филиппины! - в другую, жечь топливо (которое стоит явно дороже, нежели пять центов за тонну), если пребывание крейсера в любой из них равнозначимо с военной точки зрения?

Однако оказалось, что логика старшего морского начальника района коммодора[13]Джеймса Картера несколько отличается от логики кэптена Чарльза Маквея. Коммодор безапелляционно заявил командиру крейсера, что океан достаточно просторен, и что учиться можно где угодно. Ссылки Маквея на то, что уже во время перехода "Индианаполиса" из Сан-Франциско в Пёрл-Харбор выяснилось неготовность его команды к решениюсерьёзных боевых задач, не произвели на коммодора ровным счётом никакого впечатления. "Начальник всегда прав!" - этот афоризм справедлив для любой армии (и не только для армии).

Последнее слово осталось за Картером, и командир крейсера молча взял под козырёк. Тем не менее, у Маквея сложилось впечатление, что его корабль стремятся как можно скорее выпихнуть куда угодно, избавиться от него, словно на мачте "Индианаполиса" развевался жёлтый карантинный флаг - как над зачумлённым судном.

Более того, кэптен не получил никакой информации о наличии или отсутствии подлодок противника в районе следования корабля, для эскорта не нашлось хотя бы парочки фрегатов или эсминцев, а в заливе Лейте на Филиппинах (куда было приказано прибыть крейсеру) его совсем не ждали и даже не знали, что он вообще к ним направляется.

…И вот "Индианаполис" вспарывает тёмную поверхность ночного океана, оставляя за кормой белопенный, светящийся во тьме бурунный след. Лаг торопливо отсчитывает милю за милей, словно корабль убегает от того, что он сделал - пусть даже не по своей воле…
* * *

– Корабль должен доставить Меч на остров, Предводительница. Неслучайные случайности - прекрасный инструмент. Вот если он затонет на обратном пути - не возражаю. Наоборот, подобное можно даже приветствовать -ведь любое прикосновение к страшной Силе зачастую наказуемо. И кроме того, по Принципу Равновесия обеспечение нами безопасного прибытия корабля туда - то есть вмешательство - должно быть компенсировано.

-Ну, это не так сложно, досточтимый Глава фратрии. Техника - тем более такая примитивная, как техника этого Мира, - легко поддаётся воздействию магии.

-Да, я помню. Когда флоты Островной Империи и Страны-между-Океанами столкнулись в решающей битве у атолла… - эти туземные названия! - ты всего-то чуть-чуть помешала самолёту-разведчику островитян сообщить своим об обнаружении ударных сил противника. Результат - сокрушительный разгром лучших сил флота Империи.

-Не я была первой. Год назад эту уловку применили Разрушители. А я - я заметила следы и потом, когда мы распутывали все причины-обстоятельства, запомнила принцип.

-Чёрные? Вот уж не знал… Интересно!

-Да, они. Незадолго перед реализацией Прорыва Зла в Выбранной Стране на Третьей была большая война…

-Это я знаю.

-…и всего один боевой корабль - кстати, той самой страны, которая затем стала Противопоставленной, - оказал на ход и исход этой войны - и на Проникновение Чёрных - известное влияние. И Адепты Зла - точнее, кто-то один из них, - обеспечили появление этого крейсера в нужном месте и в нужное время, нейтрализовав радиосвязь противника идаже подменив важнейшее сообщение. Прекрасно организованная случайность![14]

-Что ж, у Вечного Врага есть чему поучиться. Действуй, Предводительница!
* * *

– Командир, у нас проблема. Не так чтобы очень, но… Компас, похоже, малость свихнулся: показывает вместо сторон света погоду в Майами. И радиопеленгатор…

– Когда мы вернёмся на Гуам, я произведу над этой толстой задницей, старшиной техников, ма-а-ленькую хирургическую операцию, после которой он навеки утратит интерес к девкам. Напомни мне, если я забуду об этом своём намерении, Билли.

Урча моторами, "каталина" шла над самыми гребнями равномерно катившихся внизу волн. Нет, пожалуй, лучше набрать высоту. Когда барахлят навигационные приборы, да ещёневесть откуда наползает какой-то очень странный туман, бреющий полёт вряд ли можно считать самым приятным аттракционом. Они и так, кажется, сбились с курса - не хватало ещё врезаться в какой-нибудь крошечный, но зубастый не отмеченный на карте атолл.

А внизу маленький, похожий на подростка желтолицый радиометрист уже докладывал командиру "И-58" о появлении новой цели - на этот раз воздушной. Хасимото вздохнул и скомандовал погружение - замеченный ранее большой военный корабль придётся оставить в покое. Самолёт слишком опасный противник для подводной лодки, практический недосягаемый для ответного удара. От него можно только спрятаться.

Когда несколько дней спустя та же надводная цель снова появилась на экране радара "И-58", никаких помех для успешной атаки не было…
* * *

Подводная лодка "И-58" под командованием капитана 3-го ранга Мотицуро Хасимото девятый день находилась у Марианских островов. Здесь стягивались в тугой узёл линии коммуникаций американцев, и перехватывать их корабли гораздо удобнее здесь, нежели в океане, где конвои и отдельные суда следуют произвольными курсами, что резко снижает вероятность обнаружения врага. Правда, этот район опаснее - над ним постоянно летают самолёты берегового базирования и противолодочные "каталины", - но неизбежный риск приемлем для истинного воина.

Но именно из-за этих проклятых гидросамолётов янки "И-58" несколько дней назад упустила прекрасную возможность атаковать обнаруженную крупную быстроходную цель, следовавшую куда-то на запад, к Тиниану. Спасибо радиометристам - они засекли патрульную "летающую лодку" вовремя, и субмарина ушла на спасительную глубину. Однако в подводном положении преследовать противника оказалось невозможно, - пешком не угнаться за скачущей во весь опор лошадью, - и Хасимото с сожалением отказался от торпедной атаки. Ещё в большей степени расстроились рвавшиеся в бой водители человекоуправляемых торпед "Кайтен", горевшие желанием как можно скорее отдать жизнь за обожаемого Тенно - императора.

На борту "И-58" "Кайтенов" было шесть. Торпеды эти - морской аналог лётчиков-камикадзе - скорее походили на миниатюрные подводные лодки, чем на торпеды в привычном смысле этого слова. В торпедные аппараты они не влезали, а крепились прямо на палубе субмарины. Непосредственно перед атакой - коль скоро такое решение принималось - водители через специальный переходной люк забирались внутрь своих мини-лодок, задраивались изнутри, отцеплялись от лодки-носителя, запускали работавший на перекиси водорода двигатель и отправлялись навстречу ими самими выбранной судьбе. Взрывчатки человекоторпеда несла втрое больше, чем обычная японская торпеда "Длинная пика", поэтому считалось, что вызванные взрывом этой торпеды разрушения подводной части атакованного корабля будут гораздо более значительными.

И похоже, так оно и было на самом деле. Удача улыбнулась японскому подводнику не далее как вчера: "И-58" нанесла удар двумя "Кайтенами" (их выпустили одну за другой) по одиночному крупному танкеру. Судно затонуло стремительно, словно у него разом вырвали всё днище, и Хасимото поздравил свой экипаж с первым боевым успехом.

Командир "И-58" отнюдь не обольщался. Он прекрасно понимал, что война проиграна, и что никакие его усилия уже не спасут Японию от неминуемого поражения. Но настоящий самурай гонит от себя прочь подобные ослабляющие дух мысли: есть долг воина, который надлежит исполнять с честью, не допуская при этом никаких недостойных колебаний.

Мотицуро Хасимото стал подводником по призванию. В военно-морском училище на острове Этадзима по традиции лучших выпускников направляли на тяжёлые артиллерийские корабли, а в авиацию и на подводные лодки посылали середнячков - удивительный факт для флота, первым создавшего ударное авианосное соединение, разработавшего тактику его боевого использования и применившего теорию на практике с потрясающими результатами! Недооценка же роли субмарин в будущей войне привело к их крайне нерациональному и неэффективному расходованию, а пренебрежение мерами противолодочной обороны - к колоссальным потерям в боевых кораблях и транспортных судах. В ходе войны на Тихом океане американские подводники собрали богатый урожай, устилая морское дно сотнями и сотнями потопленных ими японских кораблей.

Но даже в таких условиях японцы добились кое-каких успехов. Именно подводники прикончили авианосец "Йорктаун" у Мидуэя и авианосец "Уосп" у Соломоновых островов. Весь императорский Объединённый флот гордился командирами и экипажами этих лодок, достойными всяческого подражания.

А линкоры, укомплектованные отличниками, - линкоры, эти динозавры морской войны, - они утратили свою былую значимость, превратившись в грандиозные мишени для торпед и авиабомб, в дорогостоящий - и очень уязвимый! - символ военно-морской мощи страны. И всё-таки потопление такого бронированного монстра было и оставалось заветной мечтой каждого моряка-подводника[15],и Хасимото, до назначения на "И-58" побывавший командиром нескольких подлодок и заслуживший признания командованием своих высоких качеств офицера-подводника, не представлял собой исключения из этого общего правила.

…В 23.00 29 июля 1945 года поступил доклад от гидроакустика: зафиксирован шум винтов крупной цели, двигающейся встречным курсом. Командир скомандовал всплытие.

Первым вражеский корабль - визуально - обнаружил штурман, и тут же пришёл доклад о появлении на экране радара отметки-импульса. Поднявшись на верхний ходовой мостик, Хасимото убедился: да, на горизонте чёрная точка; да, она приближается.

"И-58" снова нырнула - совсем ни к чему, чтобы радиолокатор американцев тоже обнаружил лодку. Скорость хода у цели очень даже приличная, и противник легко сможет уклониться. А если враг их не заметит, то встреча неизбежна - курс цели ведёт её прямо на субмарину.

Затаив дыхание, командир лодки следил через окуляр перископа, как точка медленно увеличивается, превращается в силуэт, обретает размеры и форму. Да, крупный корабль - очень крупный! Высота мачт (с двадцати кабельтовых это уже можно определить) более тридцати метров, а это значит, что перед ним либо большой крейсер, либо даже линкор. Заманчивая добыча!

Вопрос: чем его бить? Вариантов два: либо разрядить в американца носовые аппараты шеститорпедным веером, либо использовать "Кайтен". Корабль движется со скоростью не менее двадцати узлов, значит, - с учётом ошибок при расчёте залпа, - можно надеяться на попадание одной-двух, максимум трёх торпед. На борту "И-58" не было самонаводящихся акустических торпед, подобных тем, что с сорок третьего года использовались немецкими подводниками в Атлантике, - такое оружие слишком поздно появилось у Императорского флота. Хватит ли пары "Длинных пик" для того, чтобы наверняка сломать хребет тяжёлому крейсеру?

"Кайтен" с его мощным зарядом надёжнее, да и системачеловеконаведенияне менее - если не более - эффективна, нежели хитроумная техника, применённая германскими инженерами для их торпед "Цаункёниг". И кроме того, водители "Кайтенов", спеша погибнуть с честью, вели себя чересчур экспансивно, нервируя своим пылом остальной экипаж лодки. Настоящий подводник должен быть хладнокровен и спокоен, ибо малейшая ошибка одного может привести к тому, что лодка превратится в один просторный стальной гроб для всех. Поэтому Хасимото совсем не прочь был поскорее избавиться от смертников.

Оторвавшись от перископа, командир "И-58" бросил одну-единственную короткую фразу: "Водителям "го" и "ро"[16]занять свои места!". У морских камикадзе - "Кайтенов" - не было имён, их заменяли всего лишь порядковые номера…
* * *

Полковник Пол Тиббетс меланхолично жевал резинку, провожая рассеянным взглядом редкие рваные клочки жиденьких облаков, проплывавшие под крылом четырёхмоторного"Б-29 Суперфортресс". Пока видимость прекрасная, и если этот чересчур сентиментальный для военного лётчика парень, майор Клод Изерли на своём разведывательном самолёте не ошибся, то такой же она будет и над целью. Полковник недолюбливал Клода за его чересчур гуманистические, по мнению Тиббетса, воззрения, но отдавал должное профессиональным качествам Изерли: пилот свою работу знал и всегда прекрасно её выполнял. Правда, если он не научится не распускать язык где не следует, то карьеру емуне сделать. Более того, майор наверняка нарвётся на крупные неприятности, непременно нарвётся. Ему бы проповедником быть, а не служить в бомбардировочной авиации!

К такому выводу полковник Тиббетс пришёл, став свидетелем бурного спора среди лётчиков, разгоревшегося в офицерском клубе авиабазы на Тиниане. Дело было в марте, вскорости после того, как стратегическая авиация ВВС США произвела налёт на Токио, применив в невиданных ранее масштабах зажигательные бомбы и канистры с только чтоизобретённым и входящим в моду напалмом. Эффект получился потрясающий: целые кварталы японской столицы, застроенные лёгкими деревянными домиками и плотно заселённые рабочими промышленных предприятий и их семьями, превратились в огненное море - в прямом смысле слова, жарко полыхающий напалм тёк по узким улочкам ручьями. Погибли - сгорели заживо - многие десятки тысяч мирных людей: старики, дети, женщины; целые районы Токио были выжжены дотла. И событие это вызвало живейший отклик среди пилотов "Б-29" - в армии страны, так гордящейся своей демократией, можно высказывать собственное мнение в неформальной обстановке (иногда).

Мнения разделились, и вот тут-то майор Изерли и показал себя во всей красе - такого вдохновенного красноречия Тиббетс не мог припомнить ни у кого из армейских капелланов, несущих солдатам слово божье. А смысл наполненной обличительным пафосом речи майора сводился к тому, что "так не воюют", что массовое убийство гражданских лицявляется военным преступлением, и что исполнителей этой акции надо не награждать орденами, а судить. Скандал разгорелся нешуточный, ещё чуть-чуть - и пришлось бы вызывать военную полицию (слава Богу, обошлось). Удивительно, но факт: на майора не только не наложили никакого взыскания, но даже не отстранили от боевых вылетов. Правда, решение по этому вопросу принимал не полковник Тиббетс, а кто-то чином повыше (после этого даже пошли сплетни, что у Клода приятели чуть ли не в самом Конгрессе или даже в Сенате).

Что же касается самого полковника Пола Тиббетса, то у него ни на секунду не возникло сомнения в правильности действий маршала авиации Спаатса, отдавшего приказ о бомбардировках Токио и других японских городов.

Война - это занятие не для белоручек, и кто это решил, как "этично" и как "неэтично" убивать? Почему приканчивать - тем или иным способом - здоровых молодых парней (чьих-то, между прочим, сыновей, мужей, отцов)нормально,а лишать жизни стариков (которые уже своё прожили), детей-несмышлёнышей (даже не понимающих, что с ними происходит) или женщин (которые работают на войну, помогают фронту, в конце концов, просто спят с мужчинами, поднимая тем самым боевой дух солдат!)безнравственно?

А с военной точки зрения следует признать, что такой способ подрыва экономики Японии очень даже неплох. Что такое промышленность - рабочий, приставленный к машине. И если трудно разрушить машины, укрытые под землёй и рассредоточенные по всей территории воюющей страны, значит, надо убить рабочего. А если вместе с ним под бомбёжку угодят его жена и дети, так это "сопутствующие потери" (или "издержки производства", говоря языком бизнесменов). Отправлял бы семью куда-нибудь в горы или в заросли бамбука…

И вообще - чем больше джапсов[17]погибнет под американскими бомбами, тем меньше жертв будет среди американских солдат при высадке десанта на японские берега, тем раньше правители Японии поймут, что они проиграли, и капитулируют. А с такими чистоплюями, как майор Изерли, воевать можно до второго пришествия Спасителя, и каждый день жены и невесты в Штатах будутполучать извещения о гибели своих мужей и женихов.

Ну вот, лёгок на помине… В наушниках сквозь шорох эфирных помех прорезался голос Изерли: "Бомбите первую цель!". Майор докладывал, что видимость в районе цели отличная и идеально соответствует условиям выполнения задания.

Конечно, командиру авиагруппы нет никакой необходимости самому отправляться на каждый одиночный боевой вылет, нотакойвылет полковник Тиббетс пропустить просто не мог (даже если бы не получил приказа лететь лично). Он никогда не простил бы себе, если бы упустил поистине уникальную возможность - быть первым, кто сделаетэто. "Энола Гей"[18] -этому имени суждено войти в историю!

Из дюжины членов экипажа "Б-29" никто не знал деталей того, что им предстояло - даже сам полковник не владел информацией в полном объёме. Им объяснили, что предстоит первое боевое применение оружия принципиально нового типа, рассказали, как и что следует предпринять, чтобы самим не стать первыми жертвами этого нового оружия. Бомбометание производить с максимальной высоты, далее выполнить маневр уклонения с уходом от точки сброса на предельной скорости, удерживая её, точку, строго на продольной оси самолёта. В момент взрыва (по окончании отсчёта времени) всем надеть тёмные очки, если только какому-нибудь придурку не захочется гарантированно ослепнуть. Подробно растолковали всю последовательность приведения взрывателя бомбы в боевое состояние, разъяснили порядок снятия предохранителей. Бомбардировщик нашпиговали фото- и кинокамерами - даже посадили на борт дополнительных операторов. В общем, приняли все меры для того, чтобы довести градус мандражирования экипажа до предельно допустимого.

Сама же бомба оказалось такой негабаритной, что не влезала в бомбовый отсек "Б-29" - пришлось оставить створки бомболюка приоткрытыми. Это ухудшило аэродинамику самолёта, однако не настолько, чтобы ставить под сомнение возможность доставки "Малыша" (такое кодовое имя носила боевая бомба-первенец) к цели. Хорошо, что хоть с весом проблем не возникло - он был даже ниже допустимой величины бомбовой нагрузки "сверхкрепости".

Противодействия противника не очень опасались. На большой высоте тяжёлые бомбардировщики недосягаемы для зенитной артиллерии и малоуязвимы для истребителей, да и авиации у джапсов осталось всего ничего. Кроме того, дети Страны Восходящего Солнца уже настолько привыкли к налётам, что даже не объявляли воздушной тревоги при появлении над их городами одиночных американских самолётов-разведчиков.

…Утром шестого августа 1945 года створки бомболюка "Энолы Гей" открылись полностью, и в восемь часов одиннадцать минут над обречённым городом - Хиросимой - вспыхнул огненный шар диаметром в семнадцать метров и с температурой 300 000 градусов по Цельсию. Полковник Пол Тиббетс заранее (как учили!) надел тёмные очки: для человека, собирающегося прожить долго, забота о собственном здоровье вполне естественна.