Чтение 6–й страницы книги ~Утробный рык Дракона~

Детишки продолжали с упоением играть с огнём. Если самопал-поджига в мальчишеских руках способен в худшем случае оставить изобретателя без глаз, то игры с чудо-оружием, способным обратить в дымящиеся руины весь дом, населённый многими семьями, требуют неусыпного внимания взрослых. Но вся беда в том, что эти самыевзрослые-пусть даже очень трепетно относящиеся к своим воспитательским функциям - иногда в суматохе иных дел могут отвлечься и прозевать критическую ситуацию…
* * *

Джеймс с такой силой опустил увесистый гранёный стакан на стойку, что Дэвид всерьёз забеспокоился за её сохранность. И за пальцы Джеймса - парень он крепкий, и стекло запросто может хрустнуть в его лапе. Вообще-то потемневшее от времени и от бесчисленного количества пролитого на неё за долгие годы существования бара спиртногодеревянное (под старину, под легендарные времена покорения Дикого Запада) покрытие стойки видало виды: в неё бились и кулаками, и головами (бывало, что и рукоятками "магнумов"). И всё-таки…

Интересно, почему власти терпят заведение со столь сомнительной репутацией здесь, в Норфолке, совсем недалеко от пирсов, возле которых дремлют громады атомных субмарин и авианосцев Атлантического флота Соединённых Штатов Америки? Ведь тут случаются и драки (почти ежевечерне), и поножовщина, и даже перестрелки. А уж о том, чтобы прикупить травки или там порошка… По углам за полутёмными столиками скучают шлюхи, раскрашенные, как индейцы-сиу на тропе войны, и вертлявые женоподобные мальчики с подведёнными глазками и жеманными манерами - удовольствия на любой вкус. Сейчас ещё рановато, час проституток обоего пола придёт позже, но они уже все в полной боевой готовности, как истребители-перехватчики "Томкэт" во время воздушного патрулирования.

А может, потому и терпят, что людям в военной форме, по роду работы постоянно общающимся со всевозможными изощрёнными смертоубийственными приспособлениями и слишком хорошо представляющими себе всю хрупкость человеческой жизни, просто необходимо время от времени сбрасывать накопившееся нервное напряжение. Разрядка им требуется, причём разрядка на грани риска этой самой жизнью. А то как бы чего не вышло…

Вон, даже обыватели, тихо-мирно протирающие штаны в банках и офисах и надёжно защищённые от превратностей судьбы уютной скорлупой прекрасно организованной социальной системы (важно занять в этой системе соответствующее способностям место) сытого (пожалуй, чересчур сытого) общества всеобщего процветания и благоденствия, и те обожают кровавые боевики, фильмы ужасов и фильмы-катастрофы. Нервишки желают щекотки! Так что эту грязную забегаловку можно с полным правом отнести к категории лечебно-терапевтических учреждений…

– Я рассказал тебе чистую правду, Дэйв, - хриплый шёпот Джеймса вернул журналиста Дэвида Келли к действительности и оторвал от размышлений на социально-философские темы, - почему ты мне не веришь? Она былаживая -стоило мне протянуть руку, и я мог бы до неё дотронуться… Но при этом…

– Ну с чего ты взял, дружище, что я тебе не верю? - Дэвид успокаивающе положил руку на плечо приятелю. - Просто твоя история настолько необычна, что…

– Fuck! - дернулся тот, сбрасывая руку Келли. - Если бы ты был там, в хранилище… Ну неужели ты - ты, с которым я знаюсь столько лет, - решил, что у меня вывих мозга?

Да, они знали друг друга давно - ещё со времён Ноева ковчега, как иногда шутили оба. Они вместе учились в школе в Пенсильвании, вместе её закончили, были студентами одного и того же университета. Играли в бейсбол в одной команде, танцевали на молодёжных вечеринках, вместе ухлёстывали за девчонками, причём предпочтение отдавалось паре подружек. Их пути разошлись уже потом - Келли с головой окунулся в журналистику, а Джеймс Эшвуд нежданно-негаданно отправился служить в военно-морской флот.

"Ну бакалавр, ну и что из этого? - объяснял Джеймс другу. - Ну не лежит у меня душа к размеренности и стереотипности: карьера, накопление сбережений, дом в кредит, машина в кредит, жена, дети, пересуды с соседями, корпоративные party с коллегами по фирме, отпуск на Великих озёрах, страховки, трепетная забота о здоровье, диета, борьба с избыточным весом, осторожное отношение к случайным связям из-за боязни заразиться СПИДом или из опасения быть обвинённым в сексуальных домогательствах, выборы мэраи телевизор по вечерам! Тьфу, тоска зелёная! Тебе охота рыться в грязном белье и гоняться за сенсациями для пускающих слюну любителей сплетен, а мне это не по нутру! И потом, война и военная служба - это удел настоящих парней!

Мы зажирели, забыли, как наши предки отстреливали краснокожих там, где теперь города и диснейленды; как наши деды драли задницу самураям; как наши отцы били морду красным везде, где те осмеливались высунуть нос… А мир этот - он ведь ничего не забывает. Он глядит на нас, на американцев, завистливо и неласково, и только и ждёт случая укусить. Так что я иду на флот, Дэйв".

Они продолжали дружить, и время от времени встречались, хотя встречи эти были редкими: Дэвид Келли мотался по стране и по всему миру, подгоняемый жаждой высоких гонораров и желанием прославиться, а Джеймс Эшвуд служил на ударном авианосце "Эйзенхауэр" и по полгода находился далеко от американских берегов. Дэйв не знал точно, чем именно занимается его приятель на корабле, - Джей рассказывал, но Келли не очень его понял. Что-то связанное с вооружением - бомбы, ракеты, прочие милые игрушки: их получение, хранение, консервация-расконсервация, подготовка к боевому использованию, меры безопасности. Друзья общались заочно - в век Интернета и мобильной связи это особой сложности не представляло - и старались по мере возможности видеться. Их почему-то тянуло друг к другу, хотя слово "дружба" не очень-то вязалось с прагматичными годами конца второго и начала третьего тысячелетия от Рождества Христова.

С началом военных действий - а "Эйзенхауэр" отправился в Персидский залив задолго до этого, едва в воздухе запахло порохом, и в речах политиков замелькали словосочетания "диктаторский режим" и "Шок и трепет", - общение это сделалось подцензурным. Поэтому Дэвид Келли с нетерпением ждал возможности встретиться с Джеймсом Эшвудом и поболтать с ним с глазу на глаз. Самому Келли, несмотря на все его старания, так и не удалось отправиться фронтовым корреспондентом на Ближний Восток, о чём он весьма сожалел: ведь именно на таких "горячих" материалах и делают и деньги, и карьеру.

И вот они встретились - в этом гадюшнике, куда и полиция-то не слишком любит захаживать. Полицейские ведь тоже люди, и тоже дорожат своей шкурой. Предчувствие не обмануло Дэвида - старый друг действительно принёс ему горячий материал, но материал этот оказался настолькогорячим,что журналист рисковал сам обжечься, возьмись он за него. Минимум, что ему обеспечено, так это придирчивое обследование у психиатра, а максимум - обвинение в антипатриотизме со всеми вытекающими отсюда последствиями. Демократия демократией, но очень многие весьма серьёзные (и даже известные!) люди уже потеряли высокооплачиваемую работу и положение в обществе из-за своего высказанного вслух неодобрения позиции президента по иракскому вопросу.

– Плесни-ка мне ещё, приятель! - услышал Дэйв. Э, да старина Джей, кажется, решил надраться! Но надо отметить, что место для этого он выбрал далеко не самое удачное…

– Послушайте-ка, лейтенант Эшвуд, - преувеличенно серьёзно произнёс Дэвид, наблюдая, как Джеймс вливает в себя виски, - не кажется ли вам, что наш очень содержательный разговор целесообразнее продолжить где-нибудь в более уютной обстановке, а?

– Пошёл к чёрту в задницу! - огрызнулся Джеймс. - У меня есть желание напиться до полной потери мироощущения, и я этого непременно добьюсь. И мне плевать, составишь ли ты мне компанию в этом мероприятии или нет!

– Джей, - негромко сказал Келли, приблизив лицо к покрасневшей физиономии друга, - я вовсе не собираюсь тебя отговаривать от этого увлекательного занятия, более того, я с удовольствием поддержу тебя, но только в другом интерьере. Я даже выслушаю всю твою историю снова, от начала до конца, и запишу её на диктофон. Пойдём, я остановился в гостинице неподалёку, и в моём номере запросто хватит места нам обоим. Идём, а то на нас уже начинают обращать внимание. Тебе это нужно?

В помутневших глазах Эшвуда блеснула искорка понимания, он кивнул и сполз с высокой табуретки. Проделывая этот акробатический этюд, Джеймс пошатнулся и едва не грохнулся на пол - Келли еле успел поймать его за ремень брюк.

– Помощников и сочувствующих не требуется! - пресёк Дэвид поползновения двух неопределённого пола молодых людей, направившихся было к ним. - Транспорт у нас свой!

С этими словами журналист сунул правую руку за отворот куртки недвусмысленным движением, и парни молча отступили.

– Вот так-то лучше… - пробормотал Келли, эскортируя с трудом удерживающего равновесие приятеля прямиком к выходу. - Выпивки у меня, кажется, хватит на весь экипаж "Эйзенхауэра", у Джеймса отпуск до послезавтра, да и дел завтра никаких. Можно даже… Джей, а не прихватить ли нам пару во-о-он тех кисок? Вспомним былое? Тебе-то уж совсем не помешало бы!

Эшвуд с трудом сфокусировал взгляд на двух девицах в шортах с бахромой и в маечках-топиках на голое тело, разглядывающих обоих друзей блестящими от узкопрофессионального интереса (и от наркотиков) глазами и помотал головой.

– Нет, Дэйв… После того… После кого я видел… там… Мне почему-то… Я боюсь… женщин… Она следит… за мной…
* * *

Камчатку - хоть и лежит она на широте средней полосы России - трудно назвать местом с хорошей погодой. Тело полуострова, похожего на зазубренный наконечник исполинского гарпуна, вонзившегося в могучую спину Тихого океана, греет подземный жар, прорывающийся через широкие жерла вулканов и узкие скважины гейзеров, но холодным ветрам, набегающим с моря, он не помеха. Ветер течёт по улицам города, вползает во все щели, пробует на прочность стены домов и хрупкие стёкла окон. Даже здесь, в центре, - на Пятаке, как его иногда называют, - у озера, заслонённого кряжистыми плечами нависающих над Петропавловском сопок, ощущается дыхание ветра, заставляющее поплотнее закутаться и прикрыть лицо.

Молодая женщина в шубке и в белом шерстяном платке, спешащая к автобусной остановке, зябко вздрагивала. Уколы ветра заставляли её опускать голову и прятать нос в тёплую шерсть и в мех воротника. Вот тебе и Восьмое марта, праздник весны… Хорошо хоть снега нет, да ногам не холодно в сапогах! Вот если бы она, как последняя дура, вырядилась бы в туфельки… Это вам, девушка, не Севастополь!

Севастополь… А ведь они должны были поехать именно туда - Коля, как отличник, имел право выбора. И место на Черноморском флоте было, а лодки - так они везде лодки! Такнет, поступил по-своему, совсем не принимая в расчёт её, Юли, мнение… "Черное море - это не море, - заявил Николай молодой жене. - Там за борт плюнешь - плевок обязательно угодит на плешь кому-нибудь из разлёгшегося на пляжах высокого начальства. Это во времена Ушакова и Нахимова Черноморский флот был истинно боевым, встречавшим врага на южных границах России, а теперь… Мышеловка, которая захлопывается одним поворотом ключа в замке Босфора! Моряк должен дышать солёным ветром океана!". Да уж, чего-чего, а этого самого ветра здесь - дыши не хочу…

Тут, на краю земли, в богом забытых местах, в укромных бухтах таились китообразные тела подводных лодок, среди которых всё больше становилось настоящих крейсеров, оснащённых атомными реакторами. Ворота в океан распахнуты настежь, - никакими сетями не перекроешь, - поэтому и стал Тихоокеанский флот (на пару с Северным) одним из двух основных ударных флотов Советского Союза. И хищные железные чудища, вылупившиеся из отложенных Драконом по всем берегам огромной страны яиц, одно за другим уходили на долгие месяцы за горизонт. Куда - этого семьям знать было не положено. "В автономку", "на боевое дежурство" - вот и вся информация. Ни проводов, ни встреч - это появится потом, лет через тридцать, когда юные жёны молодых офицеров-подводников сделаются бабушками (если, конечно, раньше не станут вдовами). В "холодной войне", как и в любой другой, бывают потери…

И куда это запропастился этот треклятый автобус? Холод нахально лезет под одежду, пробирается к телу - этому наглецу пощёчину не влепишь… А потом ещё долго трястись в дребезжащей железной коробке… И куда? В пустую комнату в военном городке, с минимумом мебели и соседями, чьи интересы - в подавляющем большинстве - не простираются дальше сплетен и выпивки. И так день за днем, которые похожи друг на друга, словно капли воды, текущей из прохудившегося крана на кухне… И одиночество, одиночество, от которого хочется выть… И неизвестность: гдеон,чтос ним,и когда распахнётся обшарпанная дверь, чтобы можно было броситься навстречу, обнять и прижаться щекой кегощеке… А ей всего-то двадцать два года, а за границей казармы кипит жизнь, где столько интересного и соблазнительного… Ну где же этот автобус!

А ведь можно было бы не стоять тут и не мёрзнуть, ожидая старенький "пазик", словно манны небесной. Можно было остаться там, где свет, и тепло, и музыка, и разгорячённые вином люди. И ведь ей предлагали остаться - да ещё как предлагали!

На праздничный вечер на судоремонтном заводе Юлю зазвала Клава, её, в общем-то, случайная подруга, с которой они познакомились в очереди в универмаге, когда там выкинули (такое случалось довольно редко) что-то дефицитное - женские сапоги, кажется. Клава расположила Юлю к себе своей неуёмной жизнерадостностью и бесхитростностью - качествами, которой самой Юлии не хватало. Они стали встречаться время от времени (времени у Юли хватало), хотя были очень разными людьми с разным уровнем интересов. Клавдия работала в заводской администрации, и всегда была в курсе всех новостей Петропавловска-Камчатского. Для Юли, задыхавшейся в душной неизвестности военного городка, подруга сделалась чем-то вроде бюро ТАСС камчатского масштаба. И ещё Клава была в свои неполные двадцать пять разбитной бабёнкой, что называется.

Выскочившая замуж в семнадцать, она развелась в восемнадцать, и с той поры вела свободный образ жизни, без лишних угрызений совести подкинув шестилетнюю дочку бабушке - своей матери, жившей в маленьком домике в Елизово, пригороде и аэропорте Петропавловска. "Эх, Юлька! - говаривала Клава. - Нам ли, камчатским бабам, да горе горевать? Мужиков тут - пруд пруди: хоть беленьких, хоть чёрнявых, хоть рыжих, хоть в мелкую крапинку! И моряки, и рыбаки, и старатели, и геологи, и любые-прочие, до баб охочие! А нас-то, красавиц свободных, - раз, два и обчёлся! Подолом помаши, да даться не спеши, а там из любого мордатого-женатого верёвки вей! Всё забудет и ручной будет, как пёсик на цепочке!". Юлии не слишком нравилось такое легкомыслие, но беззаботность Клавы, жившей сегодняшним днём, словно пичуга весной, невольно подкупала. Клавдию же, в свою очередь, привлекала в Юле цельность её натуры и внутренняя сила, не сразу бросающаяся в глаза.

"И чего ты будешь киснуть в четырёх стенах? - уговаривала Клава подругу. - Восьмое марта как-никак, нашей сестры праздник! Что, лучше в окошко на туман смотреть да подушку ночью грызть? Тоже мне, занятие… Успеешь ещё! Пойдём, у нас весело будет!". "Слушай, Клав, - отнекивалась Юля, - да как ты не понимаешь: я люблю своего мужа! Он там, в море, только-только ушёл, а я что, тут же буду здесь кому-то глазки строить? И потом, у нас в военном городке такие мегеры - чего не было, и то наплетут! Как я ему потом в глаза посмотрю?". "А я что, тебя на блуд подбиваю, что ли? - округлила глаза Клавдия. - Это, подруга, дело добровольное! А вот только сиднем сидеть тебе вовсе не по годам, так тебе и скажу! Бабий век короток - когда ещё покрасоваться, на людей посмотреть, да себя людям показать. А насчёт сплетен - плюнь и разотри, на каждый роток не накинешь платок! А что до Коли твоего ненаглядного - так он, коли любит тебя, так и верить должон, а не сплетням уши подставлять! Мегеры… А то я не знаю, какие они там у себя выкрутасы организуют! Пошли, брось дурью маяться!". И ведь уговорила…

На вечере действительно оказалось весело. Много музыки, света и людей - весёлых и жизнерадостных. И мужчины - почти все - не слишком злоупотребляли водкой, куда больше внимания уделяя присутствовавшим женщинам. Юлия ощущала на себе мужские взгляды, - такие разные по степени откровенности, - и ей становилось жарко и сладко от осознания своей привлекательности и своей женской силы. Её наперебой приглашали танцевать, говорили что-то приятное и угощали вином. Пила она более чем умеренно, стараясь не терять головы, хотя вся эта игра с огнём на грани рискованности ей нравилась.

Леонид - старший механик со стоявшего в заводе БМРТ - большого морозильного рыболовного траулера - произвёл на Юлию впечатление (чего уж там лукавить перед самой собой!). Старше её лет на двенадцать, высокий, сильный, уверенный в себе… И привыкший к успеху у женщин - его серо-стальные глаза и лицо с короткой светлой бородой, делавшей Леонида похожим на викинга (этакий морской волк из рассказов Джека Лондона), явно не оставляли их равнодушными. Юля и не заметила, когда и как они оказались в коридоре, в полутёмном закутке у торцевого окна трёхэтажного здания заводоуправления, в актовом зале которого и был устроен праздничный вечер.

Сопротивляться рукам Леонида было невероятно трудно, и всё-таки, когда одна из них властно легла на бедро Юлии, а другая расстегнула пару пуговиц на блузке, женщинанашла в себе силы вывернуться из его объятий, прервав поцелуй. "Нет, Лёня, нет… - прошептала она (а как хотелось покорно лечь в эти сильные руки!). - Я не могу… нельзя мне… идти надо, поздно уже…". "Да почему, Юля? - удивился Леонид. - Ночь длинная, пойдём ко мне - мы здесь рядом стоим". "Нет, нет, нет!" - повторила Юля, словно придавая себе этим немудрёным заклинанием сил, вырвалась и побежала вниз, на первый этаж, к гардеробу.

Потом она торопливо шла, бежала почти, к озеру и автобусной остановке подле него. Шубку Юлия просто накинула, но ветра поначалу даже не замечала, остужая бурлящую кровь. "Вот ведь глупость какая…" - смятенно думала она.

Леонида Юля вовсе не обвиняла - он действовал именно так, как привыкли действовать мужчины во все века. Одинокая молодая баба (то есть не одинокая в полном смысле слова, а соломенная вдова, но это сути дела не меняет), красивая, приехавшая из Ленинграда, с берегов Невы на край земли, в дурь армейского быта и тоскующая без мужика понесколько месяцев (да и видящая его урывками даже тогда, когда лодка стоит в базе), без серьёзного дела-занятия, без ребёнка - это ж полным придурком надо быть, чтобы пройти мимо!

Скорее она винила себя - в том, что пошла на поводу у этой барабоши Клавдии. Ей-то что, она птица вольная, вот и порхает… "Прости меня, Коля, - мысленно обратилась Юля кдалёкому-далёкому мужу, находящемуся в стальной сигаре подводной лодки где-то там, среди свинцовых волн. - Прости, пожалуйста, а?". А впрочем, за что просить прощения?Ну прошлась по самой грани дозволенного, ну потешила самолюбие, но черту-то ведь не переступила! Сумела усмирить, удержать в узде бунтующую плоть. Ничего не было - значит, и прощения просить не за что! Да где же этот чёртов автобус…

Долгожданный свет фар наконец-то прорезал сгустившуюся тьму надвигавшейся ночи. Усевшись поудобнее на потёртом клеёнчатом сидении, Юля прислонилась к раме окна изадремала под тарахтение и подрагивание автобуса. Сон её был не глубок и не долог, и оборвался он внезапно, словно отрезанный ножом. Юля вздрогнула и огляделась по сторонам. Да нет, всё нормально: несколько пассажиров в железном чреве автобуса рассеянно смотрят в окна, за которыми мелькают редкие огоньки. Тогда почему же сердце её вдруг сдвоило удары, приостановилось, а потом судорожно заколотилось, словно накрытый ладонью мотылёк? Почему?

…8 марта 1968 года дизельная подводная лодка Тихоокеанского флота "К-129" (бортовой тактический номер "574"), вышедшая из пункта базирования на Камчатке 24 февраля на внеплановое боевое патрулирование в восточную часть Тихого океана и имевшая на борту три баллистические ракеты "Р-13" с подводным стартом и ядерными боеголовками большой мощности, а также две торпеды с ядерными зарядами, в поворотной точке маршрута не дала обусловленный боевым распоряжением короткий сигнал о проходе контрольного рубежа. Первым обратил на это внимание оперативный дежурный на центральном командном пункте ВМФ, который и объявил тревогу. Спустя некоторое время силами Камчатской флотилии подводных лодок, а в последующем и всего флота (с привлечением даже авиации другого флота - Северного) были организованы поисковые действия в обширном районе с центром в расчётной точке маршрута "К-129". Однако никаких результатов поиск не дал.

Подводная лодка исчезла бесследно.
* * *

Атомная подводная лодка ВМС США "Меч-рыба" была одной из трёх (со "Скатом" и "Морским драконом"), построенных вслед за "Наутилусом" - первой в мире подводной лодкой с атомным реактором в качестве энергетической установки. "Меч-рыба" относилась к классу торпедных, или атакующих, подлодок (Attack Submarines) - по классификации, принятой в американском военно-морском флоте. Лодки этого типа предназначались для атак торпедами боевых кораблей и транспортных судов (классика подводных лодок), но с появлениемв составе ВМФ СССР подводных ракетоносцев (сначала дизельных, а потом и атомных) боевое назначение Attack Submarines было кардинально изменено. Теперь они прежде всего перенацеливались на слежение за советскими лодками с баллистическими ракетами на борту и на их немедленное (до запуска ракет) уничтожение в случае конфликта.

Атомные подводные лодки оказалась самыми эффективными противолодочными кораблями, далеко превосходя по своим боевым возможностям - прежде всего по продолжительности пребывания под водой, а также по скорости и маневренности - современные им дизель-электрические подлодки, составлявшие большую часть многочисленного подводного флота Советского Союза.

"Меч-рыба" села на хвост "К-129" ещё в Авачинском заливе и шла за ней неотступно, ведя скрытое слежение и удерживаясь в её так называемых кормовых теневых секторах (курсовой угол 150-180-210 градусов) на малошумных скоростях малых ходов.

…Старпому не очень нравилась принятая среди командиров лодок-охотников (и заслужившая молчаливое одобрение начальства) практика сближения с сопровождаемой целью на опасно близкую дистанцию (вплоть до подныривания под неё - с особым шиком!). Океан - это не прерии Дикого Запада, а ракеты - не патроны в шестизарядном кольте. Кроме того, лихой ковбой рискует в основном всего лишь своей собственной шкурой - пара шальных выстрелов вряд ли приведут к Третьей Мировой, а вот когда в стволах водородные пули…

Однако чиф благоразумно держал своё мнение при себе: деньги (и хорошие деньги!) и карьера - вещи тоже очень серьёзные и весьма значимые. Да и сейчас, когда русская субмарина, подвсплыв на перископную глубину, заряжает свои аккумуляторные батареи, она шумит так, что в радиусе ста миль глохнет вся рыба. Все посторонние звуки заглушаются грохотом работающих дизелей, так что практически исключено, что русские обнаружат в пассивном режиме прослушивания почти неслышной змеёй стелющуюся в глубине "Меч-рыбу".

…Удар стал полной неожиданностью для всех находившихся в центральном посту американской Attack Submarine - в отсеках скрежетало, трещало, лопалось. Чувствуя катящийся отжелудка к горлу липкий спазматический ком, старпом почти физически ощутил трёхмильную пропасть под ногами. Им не надо трёх миль, обшивка лодки лопнет под чудовищным давлением воды гораздо раньше, едва будет пройдена предельная глубина погружения. Наверно, так и было на "Трешере" в шестьдесят третьем. Доигрались…

Появился дифферент на нос - что-то очень большое со скрежетом перемещалось по корпусу "Меч-рыбы" от рубки к носовой оконечности. Профессиональный моряк-подводник, старпом понял, что происходит: тяжёлое (без малого две тысячи тонн) тело смертельно раненой русской подлодки, разрубленное топорообразной рубкой Attack Submarine, соскальзывало с палубы "Меч-рыбы", неотвратимо падая в ждущие объятия холодной глубины.

– Продуть балласт! Аварийное всплытие! В отсеках: осмотреться и доложить! - командир "Меч-рыбы" тоже был хорошим подводником, и действовал он быстро и правильно. Разбираться (и докладывать в штаб) будем потом…

Когда командир и его старший помощник выбрались на верхнюю палубу, на которую лениво заплескивали невысокие волны, то первое, что они увидели - это смятое и искорёженное ограждение боевой рубки. На воде же не было видно ни единого обломка - ни следа от только что разыгравшейся здесь трагедии.

– Если бы в кабине сидел водитель, его пришлось бы выскребать оттуда чайными ложками, - нервно пошутил командир, осматривая повреждения. - И вообще, чиф, нам чертовски повезло: воткнись мы им в борт носом, да среагируй на такое невежливое обхождение наши дремлющие в торпедных аппаратах малютки, мы всем экипажем уже составили бы компанию этим парням…

Старпом не ответил - шутить ему почему-то совсем не хотелось. К солёному дыханию океана примешивался резкий запах солярки - кровь убитой ими субмарины широко растеклась по поверхности, выглаживая гребни волн.

– Это было непреднамеренное столкновение, - командир щёлкнул зажигалкой, - акустики прозевали резкое и неожиданное изменение курса цели. Дьявол их дёрнул… И ещё, коммандер Бакли, - добавил он официальным тоном, вглядываясь в тёмное лицо своего помощника, - это война! Самая настоящая война, что бы там не болтали политики в крахмальных воротничках! Уничтожен враг - у Советов стало на одну гадину с ядовитыми зубами меньше. Ты не был в Нью-Йорке в октябре шестьдесят второго, во время Карибскогокризиса, нет? А я был! Мы сидели с Нэнси на кушетке, в тёмной квартире и смотрели в окно… Сидели обнявшись и ждали, что вот-вот за окном вырастет этот проклятый гриб, убивающий всё живое! Врагу своему не пожелаю… Так что, чиф…

– Точно такой же гриб мог бы вырасти здесь, кэптен Галлахер, - ответил тот, глядя на фосфоресцирующую воду, взбаламученную винтами "Меч-рыбы", - если бы их малютки обиделись на то, что мы столь бесцеремонно их потревожили. Наше счастье…

– Сэр, из штаба флота! - с этими словами вынырнувший из рубочного люка радист протянул командиру листок бумаги. Тот пробежал глазами колонки цифр с расшифровкой и снова повернулся к старпому.

– Быстро же они там… сообразили. Приготовится к погружению! Следуем в Йокосуку, для аварийно-косметического ремонта. Будем припудривать синяки, Бакли, и замазывать их тональным кремом… Да, ещё, - всему экипажу предписано сделать подписку о неразглашении: без этого ни одна живая душа с борта не сойдёт. Займись этим, Бакли. И внимательнее в отсеках - вдруг по дороге ещё где-нибудь проявятся последствия нашего поцелуя с русской красоткой…
* * *

– Знаешь, Джеф, мне ещё не доводилось встречать День Независимости в таких необычных условиях. Хорошо ещё, что наша с тобой работа начнётся только после того, как наш "Гломар" абсолютно точно займёт своё место над тем, что лежит там, на глубине в пять тысяч сто восемьдесят метров. Так что сегодня мы можем даже позволить себе немного выпить. Пошли ко мне - у меня есть пиво! - и коллега дружески хлопнул Джозефа по плечу.

Четвёртого июля 1974 года специально спроектированное и построенное судно, названное в честь Говарда Хьюза, миллиардера и авантюриста (именно он - его энергия и его деньги - и превратил этот поистине фантастический проект в реальность), прибыло в намеченный район в 750 милях северо-западнее Гавайских островов. Ещё несколько дней потребовалось для того, чтобы вывести "Эксплорер" в заданную точку, выверенную по спутниковой навигационной системе. И тогда комплекс невиданных по мощности, сложности и уникальности механизмов, скрытый от посторонних глаз обводами корпуса и надстройкой корабля, пришёл в движение. Финальный этап операции "Дженифер" начался.

С самого начала постройки "Хьюз Гломар Эксплорер" была запущена официальная - для печати и, естественно, для дезинформации потенциального противника - версия назначения судна: проведение подводных буровых работ на глубоководном материковом шельфе и подъём со дна морского тяжеловесных конкреций, содержащих полезные ископаемые. Внешний вид "Эксплорера" на тщательно отобранных для опубликования фотографиях этой версии вполне соответствовал, и дезинформация удалась. На самом же деле цель создания этого уникального плавучего инженерного сооружения была одна-единственная - вытащить из океанских глубин только одну "тяжеловесную конкрецию": останки "К-129" вместе с её "полезными ископаемыми" (ракетами и торпедами с их ядерными боевыми частями). "Геологов" из Пентагона очень интересовали эти "полезные ископаемые"…

Глаза Джозефа (когда-то его звали Юзефом) Камински не отрывались от экрана монитора. В "комнате призраков" - в центральном посту управления всей операцией, куда входбыл разрешён немногим, - висела напряжённая тишина, лишь тихо пощёлкивали реле в пультах, да мягко урчала система кондиционирования воздуха.

Створки дна заполненного водой "лунного бассейна" - двухсотфутовой прорези в центральной части "Хьюз Гломар" - медленно разошлись в стороны. Гигантская клешня - захват, управляемый гидроцилиндрами, - поползла вниз. Система обеспечивала непрерывную подачу трубных 60-футовых секций со стеллажа: как только предыдущая труба уходила в воду до определённого уровня, к ней пристыковывалась следующая. Нажатие кнопки - тормоз отпущен. И снова стальная колонна уходит вниз, а к месту сочленения уже подаётся очередное колено. И так каждые десять минут: "Эксплорер" тянул и тянул свою всё удлиняющуюся исполинскую руку с железными пальцами к тёмному океанскому дну, на котором покоился изуродованный расчленённый труп "К-129".

Прихлёбывая обжигающий кофе, Джеф взглянул на часы - с начала спуска прошло около четырёх часов. Всего-то… А ему показалось, что уже минула вечность. По расчётам, клешня-захват окажется над лодкой через сорок восемь часов - это если не случится чего-либо непредвиденного. Главные двигатели "Гломара" и пять его подруливающих устройств - три носовых и два кормовых, без малого девять тысяч жеребцов в пяти упряжках, - работают постоянно, удерживая судно в заданной точке. Допустимое смещение не должно превысить семи-девяти метров, иначе "рука" сомкнётся на пустом месте. Конечно, если налетит шторм, то судно попросту сдует с его строго определённой точки, но прогноз погоды на ближайшие дни благоприятен, и двигатели "Гломара" пока удерживают позицию "плавбуровой" - отклонение в пределах приемлемого. До следующей вахты можно спокойно поспать.

Через двое суток захват оказался прямо над разодранной пополам подводной лодкой. Наступил решающий момент.

Гигантские стальные пальцы, между которыми находилась носовая часть "К-129" с полуразрушенной боевой рубкой (а самая аппетитная начинка именно там и располагалась), подчиняясь командам операторов, начали сходиться. Подводные телекамеры транслировали изображение происходящего, но качество картинки оставляло желать лучшего - темно всё-таки на трёхмильной глубине, да ещё эти клубящиеся тучи ила и песка, поднятые со дна движением железной клешни.

Есть! Обломок субмарины зажат "рукой" и оторван от океанского ложа. Теперь пойдёт обратный процесс: выходящие из-под воды секции многокилометровой трубы будут отсоединяться и укладываться - одна за другой - на стеллажи. И так следующие двое суток, пока трофей не окажется в "лунном бассейне". И только тогда можно будет перевести дух.

Непредвиденное стряслось, когда подъём уже был наполовину завершён. То ли из-за неравномерности давления в системе гидравлики, то ли из-за смещения корпуса "Гломара" под воздействием ветра и волн, то ли ещё по какой неустановленной причине клешня дёрнулась вбок. Две с половиной тысячи метров полой стальной нити спружинили, и захват отклонился от своего строго горизонтального положения. Вроде бы не так уж и намного, но этого оказалось достаточно - изуродованный обломок подводной лодки чуть приподнял свою носовую часть…

Глаз телекамеры бесстрастно отобразил всё это на экранах "комнаты призраков": из развороченного вздутия позади рубки субмарины - из ракетного ангара - вывалилось длинное заострённое серое туловище. Камински почувствовал, как по хребту скатилась горячая капля пота. Матка бозка Ченстоховска…

Ракета помедлила, словно размышляя, затем протиснулась между пальцами железной руки - зазоры между ними были достаточными, ведь не золотой же песок собирались черпать создатели этого исполинского механизма, - и устремилась вертикально вниз, к тёмному океанскому дну.

"Сколько времени нужно ракете, - лихорадочно соображал Джеф, - чтобы достичь дна? Её разгоняет ускорение свободного падения и тормозит более плотная, чем воздух, водная среда… В любом случае счёт идёт на минуты, не более того. А потом… Океанское дно там, где покоилась субмарина, мягкое - ил и песок. А если металлическая сигара с чудовищным содержимым - по закону подлости - возьмёт да и отыщет какой-нибудь торчащий из этого ила камень (единственный на сотни миль вокруг)? Что тогда? Ракета пролежала под водой больше шести лет, но это вовсе не значит, что её крупнокалиберная боеголовка бесповоротно "протухла". Когда поднимали затонувшие во время Второй Мировой транспорты с боеприпасами, то бомбы и снаряды иногда имели обыкновение взрываться. Но то были обычные бомбы, а если грохнет эта…".

Воображение услужливо нарисовало Юзефу апокалиптическую картину: увенчанный султаном кипящей пены гигантский водяной столб, выпирающий в небеса и возносящий к тучам такую крошечную - по сравнению с огромной массой взбесившейся воды - скорлупку "Гломара". Если водородный заряд взорвётся, то пятикилометровая водная толща не станет серьёзной преградой для его всесокрушающей мощи. Наоборот, в воде ударная волна обретает ещё большую разрушительную силу, достаточную для того, чтобы проломить днище находящегося за много миль от эпицентра взрыва линкора или авианосца.

Ракета пропала из поля зрения телекамер через секунды, поэтому никто не видел, как в нескольких сотнях метрах от усеянного каменными обломками дна она вдруг замедлила своё падение, повернулась боком и продолжала опускаться уже неспешно. Опасную игрушку словно подхватила осторожная и сильная рука, бережно уложившая её на песчаную лужайку среди подводных камней. И этого тоже никто не видел.
* * *

Здесь, внутри гигантского корабля (не корабля даже, а, скорее, плавучего рукотворного острова), всегда тихо. Метры и метры стали палуб и переборок отсекают корабельное нутро от внешнего мира. Когда находишься тут, то понимание того, что ты на корабле, пропадает напрочь. У корабля всегда чуть-чуть подрагивает палуба от дыхания работающих машин; с борта корабля видно море; корабль, наконец, покачивает - ведь океан не твердь земная. А здесь ничего этого нет: ни ощущения движения, ни морского пейзажа, ни качки. Тропический тайфун смог бы расшевелить стотысячетонную громаду ударного авианосца, но подобные ураганы в этих местах очень большая редкость. Два атомных сердца-реактора бьются бесшумно, а прочие звуки - свист паровых турбин, рокот турбозубчатых агрегатов, передающих стремительное вращение турбинных роторов на неспешные гребные валы, и бормотание вспомогательных механизмов - не выбираются за пределы машинных отделений.

Корабль может бежать со скоростью более тридцати узлов, - от Аденского залива до Персидского около суток полного хода, - но скорости этой не чувствуешь, как не чувствует человек быстроты бега его планеты сквозь чёрную пустоту космоса. Плавучий остров плотно заселён: на борту его свыше шести тысяч разумных существ, занятых самыми разными делами. Но все дела всех Носителей Разума, топчущих его палубы, подчинены одной-единственной цели, ради которой и создан этот технологический монстр: как можно более эффективному уничтожению себе подобных, считающихся врагами. И для этой цели здесь, в обширном хранилище (когда-то на куда более примитивных военных кораблях подобные отделения именовались крюйт-камерами), заботливо разложены по уютным гнёздам-стеллажам убийственныеприспособления,изящно упакованные в смертоносно-красивые цилиндры с заострёнными или каплевидно-обтекаемыми змеиными головами.

По мере надобности эти опасные игрушки извлекаются наверх. Там их подвешивают к подрагивающим от нетерпения крылатым машинам, и те, обдав палубу жаром реактивных двигателей, уносятся в небо. Через считанные минуты машины-убийцы появятся над целью - над древним городом, столицей некогда могущественного арабского халифата, - и их когти вонзятся в его плоть, кроша в щебень и дворцы, и лачуги.

Город практически беззащитен - против этих птиц у него заклинаний нет. И оружия, которое могло бы подрезать им их скошенные крылья, тоже нет. Остаётся лишь посылать бессильные проклятья к равнодушному раскалённому небу…

Птицы прилетают по ночам. Нет, они совсем не боятся дневного света, просто людям, управляющим птицами, это время привычнее - ведь у них дома, в Стране-между-Океанами, в это время разгар рабочего дня. Убивать - это ведь такая же работа, как и любая другая (только платят больше), а для работы существуют специально отведённые рабочие часы (сверхурочные оплачиваются особо). И потом, ночью обитатели города возвращаются в свои жилища, а значит, рушащиеся стены похоронят их под собой. Ночная атака эффективнее.

Людям, управляющим птицами, нет никакого дела до прошлого этого некогда великого города. Они - в подавляющем большинстве своём - не читали и даже не слышали о Шехерезаде и Синдбаде-мореходе, о джиннах и сокровищах Али-бабы. Нет, о сокровищах кое-что слышали: сокровища - это то, что можно взвесить, оценить и унести с собой. И люди, управляющие железными зверями (теми, что ползут сейчас через пески), так и поступят - когда войдут в побеждённый город. Всё на свете имеет свою цену - особенно чёрная кровь земли. Хозяева птиц и ползучих железных зверей убеждены в этом.

Человек, несущий дежурство в хранилище боезапаса (один из многих людей, занятых этим делом), не видит ни взлёта самолётов с палубы авианосца, ни, тем более, рычащих танковых колонн, рвущихся к Багдаду. У него другая работа - следить за тем, чтобы доверенные его присмотрузубы драконавсегда были ухожены, почищены и готовы к оскалу. Температура и уровень влажности здесь контролируются автоматически, сдублированные системы сигнализации немедленно известят человека о выходе любого из отслеживаемых параметров за допустимые пределы, но принять решение о том или ином действии должен будет именно он. Поэтому нет смысла отвлекаться от этой важной задачи на созерцание впечатляющей картины взлёта и посадки боевых крылатых машин - этим занимаются другие.

У человека достаточно времени для размышлений - почти всю работу за него делает хитрая электроника, - но он не слишком приучен предаваться занятиям подобного рода. Полезны только те мысли, которые можно превратить в доллары, а остальные - это просто никчёмный мусор.

Лейтенант Джеймс Эшвуд посмотрел на дисплей, на котором монотонно, раз за разом, высвечивались колонки цифр, выдаваемых системой обегающего контроля. Всё в порядке - как всегда. Ещё не было случая, чтобы требовалось вмешательство оператора. Ему приходится действовать, когда сюда прибывают команды заряжания - они аккуратно выкатывают на тележках тяжкие туши бомб и ракет к подъёмникам. А он, лейтенант Эшвуд, обязан следить, чтобы никто из них не нарушал правил обращения с опасным грузом, и фиксировать в памяти компьютера, сколько боевых единиц оружия изъято из хранилища, и каких именно. Скучновато, конечно, но что поделаешь: он, Джеймс Эшвуд, добросовестно выполняет свои обязанности - как и тысячи других одетых в военную форму людей на борту огромного корабля.

Парням, которые сидят в кабинах "хорнетов" и "томкэтов", понятное дело, веселее. Задачу встречи управляемой ракеты класса "воздух-поверхность" с целью решает бортовой компьютер, однако команду на запуск даёт пилот. Приятно, наверно, ощущать себя повелителем такой мощи, перед которой спасуют все восточные ифриты вместе взятые. Обэтом, собственно, и мечталось, когда Джеймс подписывал контракт: лететь, уклоняясь от зенитных ракет, прорываться, чтобы обрушить на голову врагов свободы и демократии огненный смерч. Не вышло… Ну что ж, каждому своё! Он, Джеймс Эшвуд, тоже в строю, и его вклад в общую победу тоже есть - пусть и не очень заметный. Этот зазнавшийся диктатор, осмелившийся противиться воле Первой Страны мира, своё получит! А в том, что развалившая дворец восточного деспота авиаракета сработала безотказно, есть несомненная заслуга оружейников авианосца (в том числе и лейтенанта Эшвуда).

Джеймс ещё раз взглянул на экран - всё нормально. Почему-то захотелось вдруг откинуться на спинку подвижного кресла и положить ноги на пульт, но Эшвуд удержался. В хранилище установлены камеры видеонаблюдения - можно запросто нарваться на неприятность. Особенно если сейчас на дежурстве в центральном этот высокомерный зануда из Иллинойса…

18.33.,время нью-йоркское. По-местному половина третьего ночи, тёмной южной ночи, которую рвут над Багдадом вспышки разрывов. А там, дома, люди торопятся с работы домой, клянут автомобильные пробки, спеша скорее скрыться в раковины личной жизни. Уитни, наверно, уже дома. Или не дома, а где-нибудь ещё… И не одна, а с кем-то… Такая девчонка никогда не останется без должного мужского внимания… Славно они с ней оттянулись тогда, в его прошлый отпуск… Повторится ли такое ещё? Вот заявится он (пусть дажев ореоле героя победоносной войны) и услышит: "Знаешь, darling, ты слишком долго отсутствовал. Я не люблю терять время зря, ведь время - деньги!". А что до лаврового венка победителя, так многие в Штатах (и Уитни в том числе) почему-то не слишком одобряют эту войну, в отличие от войны девяносто второго года. Ну и чёрт с ней! Что он, пропадёт, что ли? На его век девчонок хватит - и не таких чересчур умных, как эта Уитни! Свободное время, деньги, мужественная внешность и имидж настоящего парня, американского солдата - что ещё нужно для покорения женского сердца? На борту авианосца девушки тоже есть (и немало), но вот только правила строго запрещают любые контакты (кроме чисто служебных) между военнослужащими разного пола. И соблюдаются эти правила неукоснительно.

И тут лейтенант Джеймс Эшвуд увидел женщину.

Это было невозможно, но, тем не менее, было именно так. Здесь, в святая святых, за несколькими бронированными дверями (для открытия такой двери мало предъявить магнитную карту с личным кодом, идентификация подтверждается ещё из центрального поста и контролируется визуально, и это понятно - ведь в хранилище находится не только обычные боезаряды, но и ядерные), в шаге от дежурного оператора склада боепитания в свободной позе стояла женщина.

Эшвуд готов был поклясться чем угодно, что её он никогда раньше не видел. На авианосце сотни и сотни женщин, несущих службу по контракту, но эту он среди них не встречал. Конечно, корабль так велик, что в некоторых его отсеках Джеймс никогда и не был, но бывают же иногда общие сборы экипажа (например, когда ждали прибытия на борт президента), а уж такую яркую особу лейтенант заприметил бы - непременно.

И выглядела незнакомка как-то странно. Вроде обычная униформа-комбинезон, но вот цвет… Отливает голубизной, или это отсвет ламп? И волосы: девушки здесь или носят короткую спортивную стрижку, или целомудренно прячут причёску под головной убор, строго следуя наставлениям по снижению степени стресса для мужской части населения плавучего острова. А эта - густые чёрные локоны до плеч, словно явилась на вечеринку соблазнять всех и каждого… И вообще, внешность у девочки - лечь и не встать без посторонней помощи! Идеальные черты лица; матовая, чуть золотистая, кожа; тёмные глазищи, в глубине которых перебегают искорки; фигурка (даже под одеждой заметно) такая, что… Но, чёрт побери, как она сюда попала?! Через палубы и переборки прошла, как в фантастическом фильме? И почему до сих пор внутренняя связь не взорвалась проклятьями по поводу столь вопиющего нарушения устава? Не видят они её, что ли?!

Гостья чуть наклонила голову на точёной шее и улыбнулась - Джеймса окатило волной жара. От такого видеоклипа точно удар хватит, особенно после трёхмесячного пребывания в этом плавучем монастыре…

-Ты сомневаешься в том, что я живая?-услышал Эшвуд. -Можешь протянуть руку и потрогать меня - я вовсе не привидение.

Голос женщины звучал мягко и приветливо, говорила она по-английски чисто и правильно, без малейшего акцента, даже вворачивала сленговые словечки, но вот оттенок речи… Так, наверно, могла бы говорить ожившая машина, невероятно совершенная и неотличимая (почти!) от человека, но -машина.

– Я не машина,-отозвалась женщина. -И беспокоиться тебе не стоит - я не причиню ни малейшего вреда ни тебе, ни кому бы то ни было ещё. Я пришла поговорить.

Джеймс почувствовал, как по его спине царапнуло колючим ознобом: губы женщиныне шевелились.Он слышал её голос (вроде бы даже ушами), но вот слов онане произносила.Бред какой-то…

– Я… ты… вы… как вы здесь оказались?! - промямлил он.

– Это не имеет большого значения. Ты правильно догадался: я не с вашего корабля - и даже не из вашего Мира. Ты показался мне достаточно разумным - ещё тогда, в прошлый раз, когда ты был совсем другим (О чём это она?).Поэтому я и выбрала тебя. Слушай меня внимательно и постарайся понять правильно.

Женщина чуть пристальнее посмотрела на Эшвуда, улыбнулась ещё раз, и нараставшее беспокойство лейтенанта, грозящее вот-вот обернуться неконтролируемой паникой, улеглось и сникло.

-Мы Хранители. Наша миссия - так тебе будет понятнее - оберегать Жизнь от всего, что может подвергнуть её опасности. А вы, дети, заигрались с вашими опасными игрушками- так недолго не только палец порезать, но и весь дом спалить. Мы следим и стараемся вовремя отбирать у вас спички, но можем когда-нибудь и не уследить - уж больно вы шустрые. Заметь, пока я говорю только о неприятных случайностях, а не о сознательных ваших действиях. Пока.

– Послушайте, мисс… мэм… или как вас там… Я сейчас нажму кнопку, и через минуту здесь будут крепкие парни из внутренней охраны, и тебя…

-Как всё-таки трудно говорить с детьми,-вздохнула женщина. -Ты им толкуешь о мировых проблемах, а у них в голове каша из комиксов и шпионских фильмов. Можешь ли ты хоть чуть-чуть напрячь свой бесценный дар - твой собственный разум? Неужели до тебя не доходит, что уж если я сюда прошла незамеченной, то нажимать любые кнопки бесполезно - никто на это даже внимания не обратит. Сиди спокойно и слушай.

Джеймс подавленно замолчал, а женщина продолжала:

-В вашем Мире гордыня уже неоднократно губила великие народы и разрушала могущественные империи. Существует непреложные Законы, о которых вы, живущие в тенётах вами же сами придуманных законов, и понятия не имеете. Вы гордитесь своей силой - ты, например, искренне считаешь свою страну всегда и во всём правой, - и не привыкли принимать в расчёт мнение других, особенно когда это угрожает тому, что вы называете выгодой. Почему вам кажется, что вы вправе диктовать всем остальным, как им жить?

– Потому что мы несём свободу! Мы избавляем народы от диктаторов, приносящих им неисчислимые страдания! (Ого, я даже могу спорить с этим существом!).

-Красиво сказано. Но свободу не приносят насильно, на кончиках мечей. Вы несёте не свободу, а свой собственный образ жизни. А почему вы считаете, что созданная вами (точнее, подсказанная вам) модель идеальна? Почему все прочие Носители Разума вашего Мира должны носить джинсы, пить "Кока-колу" и молиться Золотому Тельцу, вашему Богу (который, кстати, ничуть не лучше - а может, и гораздо хуже, - древних Кровавых Богов)? А что до диктаторов, так вон там, в Африке,-женщина повела тонкой ладонью, -правит другой диктатор, который поедает своих врагов - в прямом смысле слова. Но вас это почему-то совершенно не волнует. Вы, Избалованные, лезете в драку только тогда, когда это выгодно вашему Богу, - и тогда, когда вы уверены в том, что победа вам обеспечена. Я могла бы привести тебе много примеров, но не буду этого делать - у меня не так много времени,-она посмотрела куда-то вверх и закончила:

-Так вот, у озорников отбирают чересчур опасные игрушки, - а Меч Демонов очень опасная игрушка, - но непослушных наказывают, если их шалости заходят слишком далеко.

– Ты… угрожаешь? - хрипло выдавил Джеймс.

-Нет, я объясняю,-покачала головой гостья. -И очень хочу, чтобы ты объяснил это другим. В твоей стране много разумных людей, но неразумных больше (особенно среди служителей вашего Бога). Только не надо думать, что нам так уж нравится наказывать - просто это приходится делать. Иногда. А чтобы у тебя не было сомнений в наших возможностях…

С этими словами (хотя слов как таковых и не произносилось) странная женщина повернулась и бесшумно скользнула-проплыла к шахте ближайшего грузового лифта.

У Джеймса что-то случилось со зрением. Он, не вставая со своего дежурного кресла, одновременно как бы находился рядом с этойинопланетянкойи видел всё чуть ли не её собственными глазами.

Женщина (и взгляд Эшвуда вместе с ней) легко миновала шахту, две тяжёлые двери, прошла между длинными рядами спящих ракет, а затем так же легко и просто - будто и не броня была перед ней, а всего лишь завеса тонкого тумана, - оказалась в дальнем отсеке, где хранились те самые-самые. И ни один сверхчувствительный датчик, ни одна система оповещения ровным счётом никак не среагировали на столь бесцеремонное вторжение. Существо - какая живая женщина способна на такое! - неспешно приблизилось к чёрному телу водородной бомбы, покоившейся здесь с того времени, как её загрузили (с принятием всех мыслимых мер предосторожности) в чрево авианосца, и положила свои совершенной красоты руки на холодный металл.

А дальше - дальше пошло такое, что Эшвуд почувствовал себя опасно близким к помешательству. Тонкие и хрупкие женские руки начали погружаться в воронёный металл, будто в воду. И Джеймс видел, как эти руки, ничуть не утратившие своей плоти и формы, осторожно продвигались внутри бомбы, пока не добрались до глобулы инициирующего атомного заряда. Ладони легли на шар, сжали его (не проникая на этот раз внутрь), и шар чуть уменьшился в размерах, словно его положили под сферический гидравлический пресс.

-Мы можем проделать это,-услышал лейтенант Эшвуд. -В нескольких местах одновременно. Ты ведь изучал устройство Меча Демонов и знаешь, что произойдёт. И поверь, всё будет выглядеть, как техническая неполадка - у вас их было предостаточно.

Джеймсу показалось, что мир переворачивается, и что палуба под ногами становится потолком. Головокружение длилось секунду-другую, не более, а когда оно прекратилось, женщина снова стояла перед ним, у пульта контроля - на расстоянии протянутой руки - и внимательно глядела ему прямо в глаза. На этот раз без улыбки.

-Ты всё понял? Тогда прощай - мне надо идти. И запомни: теперь я всегда буду неподалеку. На тот случай, если тебе захочется о чём-нибудь спросить. И вообще - на всякий случай…

Эшвуд моргнул - веки прикрылись всего-то на долю секунды - и тут же протёр глаза. Перед ним никого не было. Бред…

-Не бред. Явь. Реальность, -и ладони Джеймса вдруг коснулась появившаяся из пустоты тёплая женская ладонь - та самая, которая только что на его глазах копалась в потрохах ядерной бомбы. Но пахли тонкие пальцы вовсе не металлом и не смазкой, а неуловимо-нежным ароматом неведомых цветов…

Лейтенант Джеймс Эшвуд ощутил себя пловцом, вынырнувшим на поверхность моря на остатках воздуха в лёгких.

Часы показывали 18.36. Всё видение длилось около трёх минут.
* * *

Когда говорят, что Колумб в 1492 году открыл Америку, то это не совсем верно. До берегов собственно американского материка великий генуэзец добрался позже, во время своего третьего плавания в Новый Свет. А тогда, в первый раз, он открыл острова Гаити (мореплаватели назвали его Эспаньолой - Маленькой Испанией) и Кубу. Райский уголок, земля, утопающая в зелени, омываемая лазурными водами тёплого моря и согреваемая лучами тропического солнца; край вечного лета, словно специально созданный Всевышним для жизни, радости и любви… Но вышло так, что именно этот благословенный остров едва не стал тем роковым камешком, который чуть не сорвал лавину, способную увлечь в бездонную пропасть весь Мир Третьей планеты системы Жёлтой звезды.

Вокруг Кубы десятилетиями хищными пираньями кружили голландские и французские буканьеры; в запутанном клубке колониальных войн остров переходил из рук в руки - от испанцев к англичанам и обратно. Наконец, после испано-американской войны 1898 года и разгрома у Сантьяго эскадры адмирала Серверы, на Кубе прочно обосновались североамериканцы, превратившие её в загородную виллу (и по совместительству в публичный дом) для Дяди Сэма.

Такое положение вещей почему-то не очень нравилось самим кубинцам (смешанным потомкам кастильских конкистадоров, индейцев-караибов и вывезенных из Африки негров-рабов), и в первый день тысяча девятьсот пятьдесят девятого года горстка революционных романтиков-бородачей братьев Кастро прикладами винтовок выгнала с острова заведующего тропическим борделем Батисту и решила обустроить жизнь по-новому - по примеру первой в мире страны победившего социализма.

Результат получился достаточно кислый - Куба десятилетиями жила по карточкам, кубинки отдавались иностранным морякам прямо на золотистых пляжах за кусок мыла илиза банку сгущёнки, а жители благодатного острова норовили при первом удобном случае добраться до Флориды чуть ли не вплавь, - но это проявилось несколько позже. А тогда, в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов прошлого века энтузиазм бил через край, и построение подлинного Рая на райской земле Кубы казалось делом близким и вполне осуществимым.

А события (в которые оказались вовлечёнными самые грозные и непримиримые силы планеты) между тем развивались таким образом, что Рай, населённый мужественными "барбудос" и прекрасными сеньоритами, вот-вот должен был превратиться в пылающий Ад - в атомный Ад.
* * *

– Общая стратегическая обстановка, - министр обороны откашлялся, - сложившаяся вокруг нашей страны, крайне неблагоприятна. Мы в кольце: американские ракеты средней дальности, размещённые в Европе и Турции, - особенно в Турции, - со временем подлёта, исчисляемым минутами, способны практически беспрепятственно достичь Ленинграда, Москвы и других крупных городов и промышленных центров в европейской части Советского Союза. Наша система ПВО достаточно эффективна против самолётов - "У-2" Пауэрса сбили первой ракетой, - но вот что касается ракет… Конечно, мы успеем нанести - и нанесём - ошеломляющий удар возмездия, но от страны к этому времени не останется ничего, кроме дымящихся радиоактивных руин. Мы живём под постоянным прицелом, и если стрелок нажмёт на спусковой крючок, то остановить выпущенные в нас пули мы не сумеем. Это объективный факт, горький, но факт, с которым нельзя не считаться.

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв промолчал. Он обладал живым и богатым воображением - иногда это помогало ему, иногда мешало, - и благодаря этой своей особенности очень ярко представил себе, что произойдёт, если проклятые империалисты, насмерть напуганные обещанной им советским лидером "кузькиной матерью" (тойсамой, успешные испытания которой были проведены на Новой Земле), решат-таки ударить первыми. А что, ситуация-то для них удачная - СССР и ответить нечем: ракеты наземного базирования, укрытые в шахтах за Уралом, долетят до Нью-Йорка и Вашингтона к шапочному разбору, а ракетоносный подводный флот ещё в стадии создания. Бомбардировщики Туполева? Машины, конечно, хорошие, да вот только посбивают их прямо над Европой, не дав дотянуться до вражьих столиц. Можно через Северный полюс, но тогда придётся преодолевать аляскинский пояс ПВО, а потом ещё лететь через всю Канаду до того, как нажать кнопки бомбосбрасывателей. Что же делать?

Авантюризм и бесшабашность также были присущи Никите Сергеевичу (именно эти черты его натуры помогли ему одолеть в пятьдесят третьем всемогущего Берию, откровенно рвавшегося к наследию Сталина - к верховной власти в стране). И позже нестандартность принимаемых Первым секретарём решений неоднократно ставила в тупик его политических противников - до поры до времени (пока непредсказуемость Хрущёва им не надоела).

"Ну, погодите, мать вашу, - подумал он, - сыщем мы на вас управу!".
* * *

"Тьфу, ну и стоянка! Это ж надо - ни в ресторан вечером не выскочить, ни просто в город за парой пузырей сгонять! А уж о том, чтобы причалить к какой-нибудь местной дамочке да обрести на ночь уютную гавань в её койке, и говорить нечего. Монахи бы на такую стоянку обзавидовались… И это после шестимесячного рейса! И ладно бы в иностранном порту стояли с его правилами поведения советского моряка за границей, а то в родном Калининграде, где всё словно специально приспособлено для того, чтобы доставить моряку-рыбаку-китобою максимум нехитрых удовольствий и при этом максимально облегчить его карманы путём добровольного изъятия из них излишних денежных знаков".

Праведный гнев боцмана с "Долинска" был вполне понятен. С самого прихода теплохода в порт всё шло как-то наперекосяк. Сначала их отогнали на самый дальний причал, откуда топать до города - ноги сотрёшь по самое некуда; потом почему-то не разрешили вызвать из Ленинграда семьи (обычно в любом советском порту проблем с этим никогда не возникало, особенно после таких продолжительных рейсов). Замены тем, кто собирался в отпуска и отгулы, из отдела кадров пароходства тоже не прибыло - без всяких объяснений. А проверить на собственных пятках изнурительность дороги от судового трапа до ближайшего гостеприимного кабачка даже не пришлось - паспорта моряков экипажу на руки не выдали. А без этого нечего и надеяться преодолеть кордоны бдительных вохровцев на проходной. Можно, конечно, попробовать через забор (или через дыру в оном), но подобное рискованное предприятие чревато: изловят по дороге туда (или, паче чаяния, обратно - когда ты уже загружен бутылками), и пиши пропало! Вот тебе море, а вот тебе виза!

Но самое интересное началось потом. Под погрузку подали запломбированные вагоны, охраняемые крепкими ребятами в военной форме без знаков различия. Сама погрузка происходила исключительно по ночам (похоже, что отправителей таинственного груза нисколько не волновал простой судна), а днём прекращалась. Грузили тяжёлые (потомукак стрелой-тяжеловесом) и длинные (более двадцати метров) крепко сколоченные ящики и ящики меньших размеров, но тоже очень добротные - уж в этом намётанный глаз боцмана ошибиться никак не мог. Он этих ящиков видел - и считать бесполезно. Грузили те же самые "псевдоармейцы" (не очень-то похожие на обычных солдат срочной службы), которые охраняли состав, и грузили бережно и осторожно, словно в ящиках было упаковано нечто донельзя хрупкое (хотя никаких знаков типа рюмки или надписей "Не кантовать!" на таре не имелось). Ни докеры, ни матросы к грузовым операциям не допускались - даже на лебёдках стояли военные, и управлялись они с этим делом вполне профессионально. Что в ящиках - никто из экипажа "Долинска" не знал.

Не было и ответа на вопрос, который обычно более всего волнует моряков перед рейсом: куда идём? Обычно о таких вещах узнают заранее, зачастую даже в конце предыдущего рейса, и заранее прикидывают, где, в каком порту можно просто расслабиться, а где потратить подкопленные валютные копейки на отоварку. А сейчас - ну полная неизвестность! И, похоже, неведением охвачен не только рядовой состав - во всяком случае, по растерянным глазам помполита можно было сделать вывод, что и он знает не больше матроса-уборщика. Чёрте-что и сбоку бантик…

Отходили тоже ночью, быстро и как-то воровато. Отходили "в никуда" - на выход из Балтики. И только в Северном море, когда Каттегат со Скагерраком остались позади, кое-что прояснилось.

Вечером весь свободный от вахт экипаж был собран в столовой команды, и капитан предоставил слово странному пассажиру, севшему на борт в Калининграде (в судовую роль он был записан как дублёр старшего помощника). Собственно говоря, пассажир пребывал на борту не в единственном числе, были и другие "дублёры", но начальствовал над всеми ими, похоже, именно этот.

– Товарищи! Свободолюбивый народ Кубы попросил нас о помощи. Американские империалисты, движимые звериной злобой к первому социалистическому государству в Западном полушарии, вынашивают планы вторжения на Остров Свободы. Им мало того урока, который преподали их наймитам наши кубинские братья на Плайя-Хирон! Они не успокоятся, пока не добьются своего - или пока не получат достойный отпор, такой, который раз и навсегда отобьёт у них охоту покушаться на завоевания кубинского народа! И мы,советские люди, выполним свой интернациональный долг, поможем братской Кубе отстоять свою свободу и независимость! Но свободу не защищают голыми руками, и поэтомумы везём на Кубу оружие, которое передадим в надёжные руки наших кубинских товарищей. Я надеюсь, - оратор обвёл цепким взглядом притихшую аудиторию, - что весь экипаж вашего теплохода полностью осознаёт ту огромную меру ответственности, которая возложена на каждого из вас!

Аплодисменты были, - а как же без них! - а после, в курилке, такая ошеломляющая новость сделалась предметом живейшего обсуждения. Однако обсуждения носили весьма осторожный характер (кто его знает, что за тип рядом с тобой смолит "беломорину") и сводились к тому, что янки, конечно, обнаглели, и что приструнить их надо непременно, и вообще - наше дело правое! А Куба - ну что ж, Куба лучше какой-нибудь там Анголы. Кубинки - девушки очень покладистые (в смысле ложатся охотно), да и ром там дешёвый и крепкий. Купить там, правда, нечего, зато на обратном пути непременно будет заход в Гибралтар или в Антверпен за вожделенными тряпками (отоварка - святое дело!). На худой конец, можно взять и чеками - в "Альбатросе" шмотки тоже ничего…