Чтение 12–й страницы книги ~Метро 2034~

В небе теперь кружили уже две тени, поддерживая себя в воздухе тяжелыми взмахами широких перепончатых крыльев. Сашин расчет был прост: прижаться к стене любого здания. Летающие чудища были слишком велики и неповоротливы, чтобы достать ее там; а дальше… Ей все равно некуда бежать.

Успела! Она приникла к стене, надеясь, что твари отступятся от нее. Но нет: им случалось загонять и более изобретательную дичь. Кошмарные создания — сперва одно, а потом и второе — опустились на землю в двух десятках шагов от девушки и, волоча за собой сложенные крылья, не спеша направились к ней.

Автоматная очередь не испугала, а лишь разгневала их; пули словно вязли в свалявшейся густой шерсти, не достигая плоти. Ближняя к Саше тварь злобно ощерилась: под вывороченным рылом и вздернутой черной губой обнажились кривые, острые как гвозди, зубы.

— Ложись!..

Саша даже не стала задумываться, откуда она слышит этот далекий голос, просто бросилась наземь ничком. Совсем близко от нее раздался взрыв; ее тряхнуло и обожгло воздушной волной. Сразу же последовал второй, за ним — взбешенный звериный визг и удаляющиеся хлопки крыльев.

Она несмело подняла голову, закашлялась, выбивая из легких пыль, осмотрелась. Неподалеку от нее дорога была выщерблена свежей воронкой и сбрызнута темной маслянистой кровью. Вырванное с мясом, валялось рядом опаленное кожистое крыло, и тут же еще несколько обугленных бесформенных кусков.

Через каменный пустырь к Саше размеренно, не пригибаясь, шагал могучего сложения человек в тяжелом защитном костюме.

Хантер!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

ОДНА ИСТОРИЯ
[Картинка: i_015.jpg]

Он взял ее за руку, помогая подняться, и потянул за собой. Потом, словно опомнившись, отпустил. Его глаза, скрытые особым дымчатым стеклом, Саше были не видны.

— Не отставай! Темнеет быстро, надо успеть убраться отсюда, — прогундосил он в фильтры.

И, так и не взглянув на нее больше, стремительно двинулся вперед.

— Хантер! — окликнула его девушка, сквозь запотевшие окошки своего противогаза силясь узнать своего спасителя.

Тот притворился, будто не слышит ее, и Саше больше ничего не оставалось, как со всех ног бежать вслед за ним. Конечно, он на нее зол: в третий раз подряд выручать глупую девчонку. Но он поднялся сюда, поднялся ради Саши, какие у нее теперь могли быть сомнения…

Обритый даже не собирался приближаться к логову, послужившему Саше выходом из метро, он знал другие тропы. Свернув с главной дороги направо, он нырнул в арку, миновал ржавые железные скелеты плоских коробок, похожих на киоски для карликов, выстрелом спугнул неясную тень и остановился у небольшой кирпичной будки с плотно зарешеченными окнами. Провернул ключ в массивном висячем замке. Укрытие? Нет, будка оказалась обманкой: за дверью зигзагами уходила на глубину бетонная лестница.

Навесив тот же замок изнутри, он зажег фонарь и затопал вниз. Стены, выкрашенные в белый и зеленый, облупившиеся от времени, были испещрены именами и датами: вход-выход, вход-выход… Неразборчиво черкнул что-то и Сашин спаситель. Наверное, каждый, кто пользовался тайным подъемом, чтобы выбираться на поверхность, должен был записать здесь, когда он ушел и когда вернулся. Вот только под многими именами даты возвращения не было.

Спуск прервался быстрее, чем ожидала Саша: хотя ступени бежали дальше вниз, обритый задержался у неприметной чугунной двери, грохнул по ней кулаком, и через несколько секунд с обратной стороны заскрежетал запор. Открыл всклокоченный человек с жидкой бороденкой, в синих штанах с оттянутыми коленями.

— Это еще кто? — озадаченно спросил он.

— Подобрал на Кольце, — прогудел Хантер. — Чуть птицы не сожрали, еле успел из подствольника. Эй, пацан, ты как туда попал?

Он скинул капюшон, потащил противогаз…

Перед Сашей стоял незнакомый мужчина: ежик русых волос, бледно-серые глаза, сплюснутый, будто сломанный нос. А она еще отговаривала, переубеждала себя, когда ей показалось, что он чересчур подвижен для раненого, что походка у него не та, не звериная, что костюм вроде чуть другой…

Ей стало душно, и она тоже сорвала маску.

Через четверть часа Саша уже была за чертой ганзейской границы.

— Ты прости, без документов не могу тебя тут оставить. — В голосе ее спасителя сквозило искреннее сожаление. — Может, вечером сегодня, это самое… Ну, в переходе?

Она молча покачала головой и улыбнулась.

Куда теперь?

К нему? Успеется!

Саша не могла подавить обиду на Хантера за то, что не он спас ее на сей раз… Имелось у нее и еще одно дело, которое она больше не хотела откладывать на потом.

Нежные и манящие, отзвуки чудесной музыки нашли к ней дорогу через людской гвалт, через шорох обуви и выкрики торговцев. Кажется, это была та самая мелодия, что околдовала ее накануне. Ступая ей навстречу, Саша как будто опять пробиралась к проему, излучающему неземное сияние… Только куда он вел сейчас?

Музыкант был взят в плотное кольцо десятками слушателей. Саше пришлось потолкаться, прежде чем толпа выплюнула ее в пустой круг. Мелодия и притягивала этих людей, и держала их на расстоянии, будто они тоже летели на свет, но боялись обжечься.

Саша не боялась.

Он был молод, строен и удивительно хорош собой. Пожалуй, немного хрупок, но его ухоженное лицо не было нежным, а его зеленые глаза не казались наивными. Темные волосы, хоть и нестриженые, лежали ровно. Неброская одежда выделяла его в людском вареве Павелецкой нездешней чистотой.

Инструмент его отчасти походил на детскую дудочку, какие делают из пластмассовых изоляционных трубок, но большую, черную, с медными клавишами, торжественную и, видимо, очень дорогую. Те звуки, которые музыкант из него извлекал, точно принадлежали какому-то другому миру, другому времени. Как и сам инструмент… Как и его хозяин.

Он поймал Сашин взгляд в первое же мгновенье, отпустил и сразу снова подобрал. Та смутилась: хоть его внимание и не было ей неприятно, она пришла сюда за его музыкой.

— Слава богу! Я тебя нашел…

К ней протиснулся Гомер — запыхавшийся, вспотевший.

— Как он? — тут же спросила Саша.

— Разве… — начал тот, осадил себя и закончил по-другому: — Он пропал.

— Как?.. Куда?! — Словно кто-то сдавил в кулаке Сашино сердце.

— Ушел. Забрал все свои вещи и ушел. Надо думать, на Добрынинскую…

— Ничего не оставил? — робко уточнила она, про себя загадывая ответ, который ей сейчас даст Гомер.

— Подчистую, — кивнул старик.

На них гневно зашикали, и Гомер притих, вслушиваясь в мелодию и заодно подозрительно посматривая то на музыканта, то на девушку. Зря: та думала совсем о другом.

Пусть Хантер прогнал ее и поспешил сбежать. Но Саша уже начала постигать те странные правила, которым он следовал. Если обритый и вправду забрал все свои вещи, вообще все… Значит, он просто хочет, чтобы она была настойчивее, чтобы она не сворачивала с пути, хочет, чтобы она его разыскала. И она сделает это, все равно сделает. Еслитолько…

— А нож? — шепнула она старику. — Он взял с собой мой нож? Черный?

— В палате его нет, — пожал плечами тот.

— Значит, взял!

Саше было вполне достаточно и этого скупого знака.* * *

Флейтист был безусловно талантлив и к тому же великолепно владел своим искусством, словно только вчера он играл в консерватории. В футляре его инструмента, распахнутом для подаяний, хватило бы патронов, чтобы прокормить небольшую станцию — или чтобы поголовно вырезать ее население. Вот оно, признание, с грустной ухмылкой подумал Гомер.

Мелодия казалась старику смутно знакомой, но сколько бы он ни пытался вспомнить, где мог ее слышать — в старом кино? в радиоконцертах? — ничего не выходило. В мелодии было что-то необычное — случайно настроившись на ее волну, отвлечься больше не получалось; хотелось непременно дослушать до конца, а потом рукоплескать музыканту, пока тот не примется за игру вновь.

Прокофьев? Шостакович? Познания Гомера в музыке все равно были слишком скудны, чтобы всерьез стараться угадать композитора. Но кто бы ни написал эти ноты, флейтист не просто исполнял их, он насыщал их новым звучанием и новым смыслом, оживлял. Талант. Талант, и за него Гомер готов был простить парню дразнящие взгляды, которые тот между делом подбрасывал Саше, как бумажный бантик котенку.

Однако пора было уводить от него девочку.

Дождавшись, пока музыка отцветет, а флейтист отдастся аплодирующей публике, старик ухватил Сашу за влажный, еще пахнущий хлоркой костюм и вытащил ее наружу.

— Вещи собраны. Я иду за ним. — Он выдержал паузу.

— Я тоже, — быстро сказала девчонка.

— Ты понимаешь, во что ввязываешься? — негромко спросил Гомер.

— Я все знаю. Я подслушала. — Она вызывающе глянула на него. — Эпидемия, да? И он собирается всех сжечь. И мертвых, и живых. Всю станцию. — Саша не отводила глаз.

— И зачем тебе к такому человеку? — Старику это было действительно интересно.

Саша не отвечала, и какое-то время они шагали рядом молча, пока не забрались в совсем безлюдный уголок зала.

— У меня отец умер. Из-за меня, я виновата. И я уже ничего не могу сделать, чтобы он снова был живой. А там есть люди, которые еще живые. Которых еще можно спасти. И я должна попытаться. Ему должна, — медленно и неловко выговорила она наконец.

— Спасти от кого? От чего? Болезнь неизлечима, ты слышала, — горько отозвался старик.

— От твоего друга. Он страшнее любой болезни. Смертельнее. — Девчонка вздохнула. — Болезни хотя бы оставляют надежду. Кто-то всегда выздоравливает. Один на тысячу.

— Каким образом? Почему ты думаешь, что сможешь? — внимательно посмотрел на нее Гомер.

— У меня уже получалось, — неуверенно ответила она.

Не переоценивает ли девчонка свои силы? Не обманывает ли себя, приписывая черствому и безжалостному бригадиру взаимность? Гомеру не хотелось обескураживать Сашу, но лучше было предупредить ее сейчас.

— Знаешь, что я нашел в его палате? — Старик осторожно достал из кармана искалеченную пудреницу и передал ее Саше. — Это ты ее так?

— Нет. — Та покачала головой.

— Значит, это Хантер…

Девушка медленно раскрыла коробочку, нашла свое отражение в одном из стекольных осколков. Задумалась, вспомнила свой последний разговор с обритым и слова, произнесенные им в полумраке, когда она пришла дарить ему нож. Вспомнила и лицо Хантера, когда он тяжело шагал к ней, весь окровавленный, чтобы занесшая свои лезвия химера бросила Сашу и убила его самого…

— Это он не из-за меня. Это из-за зеркала, — решительно сказала она.

— Оно здесь при чем? — приподнял брови старик.

— Ты сам говорил. — Саша захлопнула крышку. — Иногда полезно увидеть себя со стороны. Помогает много о себе понять. — она передразнила менторский стариковский тон.

— Считаешь, что Хантер не знает, кто он есть? Или что до сих пор переживает из-за своего вида? Потому и разбил? — Гомер снисходительно хмыкнул.

— Дело не во внешности. — Девчонка прислонилась спиной к колонне.

— Хантер прекрасно знает, кто он такой. И, видимо, просто не любит, когда ему об этом напоминают, — ответил сам себе старик.

— А может, он сам об этом забыл? — возразила она. — Мне иногда кажется, что он все время старается что-то вспомнить. Или… что он прикован цепью к тяжелой вагонетке,которая катится под уклон, в темноту, и никто не поможет ему ее остановить. Я это объяснить не могу. Просто смотрю на него и чувствую. — Саша нахмурилась. — Никто этого не видит, а я вижу. Я поэтому тогда тебе сказала, что нужна ему.

— То-то он тебя бросил, — жестоко ткнул ее Гомер.

— Это я его бросила. — Девчонка упрямо насупилась. — А теперь должна догнать, пока не поздно. Они все еще живые. Их можно еще спасти, — как заведенная, повторила она. — И его тоже еще можно спасти.

— Его-то тебе от кого спасать? — вскинул подбородок Гомер.

Она посмотрела на него недоверчиво — неужели старик так ничего и не понял, несмотря на все ее усилия? И невероятно серьезно ответила ему:

— От человека в зеркале.* * *

— Занято?

Саша, рассеянно ковырявшая вилкой грибное жаркое, вздрогнула. Рядом с ней с подносом в руках стоял зеленоглазый музыкант. Старик куда-то отошел, и его место сейчас пустовало.

— Да.

— Всегда можно найти решение! — Он поставил свой поднос и, резво подхватив за соседним столом свободный табурет, уселся слева от Саши прежде, чем та успела запротестовать.

— Если что, я тебя не приглашала, — предупредила она его.

— Дедушка наругает? — с понимающим видом подмигнул музыкант. — Позвольте представиться. Леонид.

— Он мне не дедушка. — Саша почувствовала, как к щекам приливает кровь.

— Даже так?.. — Леонид набил рот до отказа и восхищенно выгнул бровь.

— Ты наглый, — отметила она.

— Я напористый. — Он назидательно воздел вилку кверху.

— Слишком уверен в себе. — Саша улыбнулась.

— Я вообще верю в людей, ну и в себя в частности, — невнятно пробормотал он, жуя.

Вернулся старик, постоял за спиной у самозванца, скорчил недовольную гримасу, но все же уселся на свой табурет.

— Саша, тебе не тесно? — сварливо поинтересовался он, глядя мимо музыканта.

— Саша! — торжествующе повторил тот, отрываясь от миски. — Очень приятно. Меня, напомню, зовут Леонид.

— Николай Иванович, — покосившись на него, хмуро сказал Гомер. — А что вы за мелодию сегодня исполняли? Кажется знакомой…

— Ничего удивительного, я уже третий день ее тут исполняю, — нажимая на последнее слово, отозвался тот. — А вообще собственного сочинения.

— Твоего? — Саша отложила приборы. — А как называется?

— Никак не называется. — Леонид пожал плечами. — Над названием я как-то не думал. А потом, как это в буквы переложить? Да и зачем?

— Красиво очень, — призналась девушка. — Просто необыкновенно красиво.

— Тогда могу назвать в твою честь, — не растерялся музыкант. — Ты заслуживаешь.

— Не надо. — Она покачала головой. — Пусть лучше без названия будет. В этом есть смысл.

— В том, чтобы посвятить ее тебе, тоже есть определенный смысл. — Он засмеялся было, но подавился и закашлялся.

— Ну, готова? — Старик взял Сашин поднос и поднялся. — Пора. Вы уж извините нас, молодой человек…

— Ничего! Я уже доел. Разрешите немного проводить девушку?

— Мы уезжаем, — резко произнес Гомер.

— Здорово! Я тоже. На Добрынинскую. — Музыкант напустил на себя невинный вид. — Нам не по пути?

— По пути, — неожиданно для самой себя ответила Саша, стараясь не глядеть в сторону Гомера и все соскакивая глазом на Леонида.

В нем была какая-то легкость, незлобивая смешливость. Будто мальчишка, фехтующий прутиком, он наносил легкие небольные уколы, на которые не получалось толком злиться, кажется, даже у старика. А свои намеки он преподносил Саше так деланно, так забавно, что она и не думала принимать их всерьез… А что плохого в том, что она ему нравится?

И потом, в его музыку она влюбилась задолго до того, как познакомилась с ним самим. А соблазн взять с собой в дорогу это волшебство был слишком велик.* * *

Все дело в музыке, не иначе. Чертов юнец словно гаммельнский крысолов подманивал невинные души своей холеной флейтой и использовал свой дар, чтобы портить всех девок, до которых мог дотянуться. Вот он пробовал добраться и до Александры, а Гомер даже не знал, что с этим делать!

Проглатывать его дерзкие шутки старику стоило большого труда, и очень скоро они встали ему поперек горла. Раздражало Гомера и то, как быстро Леонид сумел договориться с непреклонным ганзейским начальством, чтобы всей троице позволили пройти по Кольцу перегон до Добрынинской — и это без документов! В хоромы к начальнику станции, лысому пожилому щеголю с тараканьими усами, музыкант входил с футляром, полным патронов, а вышел улыбаясь и налегке.

Гомер был вынужден признать, что его дипломатические способности им оказались кстати: мотодрезина, на которой они прибыли на Павелецкую, пропала из отстойника одновременно с исчезновением Хантера, а путь в обход мог занять и неделю.

Но больше всего старика насторожила та легкость, с которой фигляр сорвался с хлебной станции и распрощался со всеми сбережениями, только чтобы отправиться в туннели за его Сашей.

В ином случае такая легкость говорила бы о влюбленности, но здесь старику виделась сплошная несерьезность намерений и привычка к скорым победам.

Да, мало-помалу Гомер превращался в ворчливую дуэнью… Но у него были основания для бдительности и повод для ревности. Единственное, чего ему сейчас не хватало, — чтобы его чудом обретенная вновь муза сбежала с бродячим музыкантом! С совершенно лишним, надо сказать, героем, для которого в его романе не было заготовлено места, а он приволок собственный табурет и по-хамски уселся ровно посередине.

— Неужели на всей Земле совсем никого не осталось?

Их троица уже шагала к Добрынинской в сопровождении трех караульных: правильно распорядившись патронами, можно было сделать явью самые смелые грезы.

Девчонка, только что взахлеб рассказывавшая о своем походе на поверхность, осеклась и погрустнела. Гомер переглянулся с музыкантом: кто первым бросится ее утешать?

— Есть ли жизнь за МКАДом? — хмыкнул старик. — Новое поколение тоже задается этим вопросом?

— Конечно, есть, — уверенно заявил Леонид. — Дело не в том, что больше никто не выжил, просто связи нет!

— Ну я вот, например, слышал, что где-то за Таганской есть тайный ход, который выводит в один любопытный туннель, — начал старик. — Обычный вроде бы туннель, шесть метров в диаметре, только без рельсов. Залегает глубоко, метрах на сорока или даже пятидесяти. Уходит далеко на восток…

— Это не тот ли туннель, который ведет к уральским бункерам? — перебил его Леонид. — И это история про человека, который случайно забрел в него, потом вернулся с запасом еды и…

— Шел неделю с короткими привалами, потом у него стала заканчиваться провизия, и ему пришлось повернуть обратно. Туннелю не было еще видно ни конца, ни края, — скомканно, сбившись с былинной интонации, закончил Гомер. — Да, по слухам, к уральским бункерам. Где еще может оставаться кто-то живой.

— Это вряд ли, — зевнул музыкант.

— Еще знакомый в Полисе рассказывал как-то о том, что один из местных радистов наладил связь с экипажем танка, который успели задраить и уйти в такую глушь, что никому даже и в голову не пришло ее бомбить… — демонстративно обращаясь к Саше, продолжил старик.

— Ну да, — покивал Леонид. — Тоже известная история. Когда у них кончилась соляра, они вкопали танк в землю на холме, а вокруг него выстроили целый хутор. И еще несколько лет по вечерам разговаривали по радио с Полисом.

— Пока приемник не сломался, — раздраженно досказал Гомер.

— Ну, а про подводную лодку? — потянулся его соперник. — Про атомную лодку, которая была в дальнем походе и, когда начался обмен ударами, просто не успела выйти на боевые позиции. А когда всплыла, все уже давно было кончено. И тогда экипаж поставил ее на вечный прикол неподалеку от Владивостока…

— И от ее реактора до сих пор питается целый поселок, — встрял старик. — Полгода назад я встречал человека, который утверждал, что он — первый помощник капитана этой лодки. Говорил, что всю страну пересек на велосипеде и добрался-таки до Москвы. Три года ехал.

— Прямо лично с ним разговаривали? — вежливо удивился Леонид.

— Лично, — огрызнулся Гомер.

Легенды всегда были его коньком, и он просто не мог позволить молодому нахалу заткнуть себя за пояс. Оставалась у него в запасе и еще одна история, сокровенная. Он-то намеревался рассказать ее совсем по другому случаю, а не тратить попусту в никчемном споре… Но, глядя, как Саша смеется очередной шутке этого пройдохи, решился-таки.

— А про Полярные Зори не слышали?

— Какие зори? — обернулся к нему музыкант.

— Ну как же? — сдержанно улыбнулся старик. — Крайний Север, Кольский полуостров, город Полярные Зори. Богом забытое место. До Москвы тысячи полторы километров, доПетербурга — не меньше тысячи. Поблизости разве что Мурманск с его морскими базами, но и до него прилично.

— Словом, глухомань, — подбодрил его Леонид.

— Вдалеке от крупных городов, от секретных заводов и военных баз. Вдалеке от всех основных целей. Те города, которые наша противоракетная оборона защитить не могла, были стерты в пыль и пепел. Те, над которыми был щит, где успели сработать перехватчики, — старик посмотрел вверх, — сами знаете. Но были ведь и места, по которым никто не целился… Потому что угрозы они никакой собой не представляли. Полярные Зори, например.

— До них и сейчас-то дела никому нет, — отозвался музыкант.

— И зря, — отрезал старик. — Потому что рядом с городом Полярные Зори находилась Кольская атомная электростанция. Была одной из мощнейших в стране. Чуть ли не весь Север энергией обеспечивала. Миллионы людей. Сотни предприятий. Я ведь сам из тех мест, архангельский. Знаю, что говорю. И на станции этой школьником еще бывал, на экскурсии. Настоящая крепость, государство в государстве. Своя маленькая армия, собственные угодья, хозяйство подсобное. Могли существовать в автономном режиме. Случись хоть ядерная война — ничего в их жизни не переменится, — невесело усмехнулся он.

— И что вы хотите сказать…