Чтение 10–й страницы книги ~Торговый дом Гердлстон~

Они продолжали поочередно то прельщать Уильямса, то запугивать, пока он не сдался. Допив свой стакан и снова его наполнив, он наконец сказал:

-Я не боюсь. С чего это вы взяли, что я струсил? А вы его не сильно стукнете, мистер Бурт?

-Только так, чтобы он не сразу прочухался, - ответил рудокоп. Господи боже ты мой, да разве ж я его первого так? Но, правду сказать, алмазов на тридцать пять тысяч я за свои труды прежде ни разу не получал!

-А как же хозяин гостиницы и прислуга?

-Можешь не беспокоиться, - ответил Фаринтош. - Положись на меня. Если мы пойдем к нему спокойно и открыто и выйдем так же спокойно и открыто, так кто что заподозрит? А лошадей привяжем перед дверьми и ускачем сразу. Ну как, попробуем завтра вечером?

-Очень уж скоро, - дрожащим голосом пробормотал Уильямс.

-Чем скорее, тем лучше! - с ругательством оборвал его Бурт и добавил, устремив на молодого человека пристальный взгляд налитых кровью глаз: - И вот что, малый, только попробуй улизнуть, и я выдам тебе куда побольше, чем ему. Понял, а? - Он схватил бледную руку Уильямса и так ее сжал, что тот задергался от боли.

-Да я же с вами всей душой и сердцем! - воскликнул Уильямс. - Вы ведь с мистером Фаринтошем дурного не посоветуете, я знаю.

-В таком случае мы встречаемся здесь завтра, - сказал главарь. - К девяти все закончим, и у нас будет вся ночь, чтобы ускользнуть от погони. Я раздобуду хороших лошадей, и с нашей-то форой им нас никогда не догнать.

И вот, обсудив еще кое-какие подробности своего плана, достойная троица разошлась в разные стороны: Фаринтош направился в гостиницу "Центральная", чтобы отчитатьсяперед Эзрой, как он делал каждый вечер, а остальные двое - в поселки, где они подвизались в это время.

Только что описанное совещание произошло во вторник, в самом начале ноября. В субботу Эзра Гердлстон твердо решил завершить все свои дела и отправиться восвояси. Он стосковался по лондонским удовольствиям, и ему смертельно надоело унылое однообразие бесконечной южноафриканской степи. К тому же задача его была выполнена и благоразумие требовало, чтобы он покинул Кимберли до того, как старатели узнают, что стали жертвой бессовестного обмана. Вот почему Эзра начал складывать вещи и вообще готовиться к отъезду.

Именно этим он и был занят в среду вечером, когда в дверь постучали и в номер вошел Фаринтош в сопровождении Бурта и Уильямса. Гердлстон посмотрел на них и сухо поздоровался. Их появление его не удивило, так как они и прежде иногда заходили к нему все вместе, чтобы отчитаться или получить дополнительные инструкции. Фаринтош, входя, почтительно поклонился. Бурт кивнул, а Уильямс нервно потер ладонью о ладонь, кривя губы в улыбке.

-Мы зашли узнать, мистер Гердлстон, - начал Фаринтош. - не будет ли каких-нибудь распоряжений.

-Я уже говорил вам, что не будет, - резко ответил Эзра. - В субботу я уезжаю. Эта спекуляция с алмазами была ошибкой. Цены продолжают падать.

-Как жаль! - сочувственно вздохнул Фаринтош. - Но будем надеяться, что рынок еще оправится.

-Может быть, - ответил коммерсант. - Но, судя по всему, это вряд ли случится.

-А нами-то вы довольны, хозяин? - вмешался Бурт, заслоняя грузной фигурой Фаринтоша. - Мы свое дело сделали исправно, так?

-У меня нет к вам никаких претензий, - холодно ответил Эзра.

-В таком случае, хозяин, не след вам уезжать, не преподнеся нам на прощание чего-нибудь, чтобы у нас осталась от вас память, как мы вам хорошо послужили и ни разу вас не подвели.

-За ваши услуги вы аккуратно получали плату каждую неделю, - ответил Эзра. - И больше вы от меня ни пенса не получите. Так что можете на это не рассчитывать.

-Значит, вы нам ничего не желаете дать? - сердито крикнул рудокоп.

-Ничего! И еще одно, Бурт: хоть вы и силач, но посмейте только еще раз повысить голос, и я вас отделаю так, что и родная мать вас не узнает.

Эзра вскочил на ноги, по-видимому, собираясь привести свою угрозу в исполнение.

-Ах, зачем ссориться на прощание! - воскликнул Фаринтош, становясь между Эзрой и Буртом. - Мы ведь и не ждем от вас денег. Речь шла просто о стаканчике рома, чтобы выпить за ваш успех.

-Ну, если так... - С этими словами молодой коммерсант повернулся к столу и взял бутылку, но тут Бурт стремительно бросился на него и ударил кастетом по голове. Глухо застонав, Эзра ничком рухнул на пол все еще сжимая бутылку бесчувственными пальцами, так что кровь, хлынувшая из раны на затылке, смешивалась с ромом и жуткой лужицей растекалась по ковру.

-Очень аккуратно, даже изящно! - одобрительно воскликнул бывший священник тоном взыскательного знатока, оценивающего какой-нибудь интересный образчик, и поспешил к сейфу.

-Отлично, мистер Бурт отлично! - дрожащим голосом воскликнул Уильямс и, подойдя к неподвижному телу, пнул его в бок. - Вы же видите, мистер Бурт, что я ничего не боюсь, верно?

-Заткни пасть, - буркнул рудокоп. - Эх, рому-то сколько зря пропало! - Он схватил бутылку, допил то, что не успело вытечь, и прошептал, доставая из кармана черный холщовый мешок. - Вот сумка, ваше преподобие. Хорошо сработано, без шума.

-А вот и камни, - все так же спокойно сказал Фаринтош. - Раскрой-ка мешок пошире... - И в темные недра мешка хлынул поток алмазов. - А вот банкноты и золото. Заодно прихватим и их. А теперь завязывай, да потуже. Вот так. Если нам кто-нибудь встретится на лестнице, держитесь спокойно. Уильямс, погаси лампу, чтобы тот, кто заглянет в комнату, ничего не увидел. Ну, пошли!

И трое преступников, унося с собой добычу, осторожно выбрались из комнаты и благополучно, никем не задержанные и не остановленные, спустились по лестнице.

Когда в этот вечер над африканской степью поднялась луна, она осветила трех всадников, которые неслись по кейптаунской дороге, шпоря лошадей так, словно от этого зависела их жизнь. Ее безмятежные лучи струились на тихие крыши Кимберли и лились в некое окно гостиницы "Центральная", разрисовывая ковер серебристым узором, а также одевая прихотливыми тенями неподвижную фигуру, все еще лежавшую на полу бесформенной грудой.

ГЛАВА XXII

ГРАБИТЕЛИ И ОГРАБЛЕННЫЙ

Быть может, как для скорейшего заключения этой повести, так и для интересов человечества вообще оказалось бы лучше, если бы удар, нанесенный могучей рукой рудокопа, раз и навсегда оборвал жизненный путь младшего Гердлстона. Однако организм Эзры отличался завидной крепостью, и молодой человек не только совсем оправился от этого удара, но и потребовалось на это удивительно мало времени. Распростертая на полу фигура тихо застонала, пошевелилась, а затем раздался второй, более громкий стон и ругательство. Эзра с трудом приподнялся на локте и ошеломленно посмотрел вокруг, прижав свободную руку к ране на затылке, из которой все еще сочилась кровь.

Он медленно обвел взглядом стол, стулья, стены и, наконец, сейф. Луна светила прямо туда, и Эзра сразу увидел, что сейф открыт и в нем ничего нет. Он мгновенно вспомнил все, что произошло, и с хриплым воплем ярости и отчаяния заковылял к звонку.

Каковы бы ни были недостатки Эзры, нерешительность и трусость к ним не относились. Он сразу же оценил положение и понял, что у него есть только один выход: действовать и притом немедленно. Алмазы было необходимо вернуть любой ценой, иначе пришлось бы смириться с мыслью о полном и быстром разорении. На его крики и звонки в номер сбежались хозяин гостиницы и слуги, как белые, так и черные.

-Я подвергся нападению и был ограблен, - сказал Эзра, держась рукой за каминную полку, так как голова у него кружилась, а колени подгибались. Прекратите это кудахтанье и делайте то, что я вам скажу. Во-первых, зажгите лампу.

Лампа была зажжена, и слуги, к которым тем временем присоединилось несколько завсегдатаев буфета, заахали, увидев царивший в комнате беспорядок и большое багровоепятно на ковре.

-Воры явились сюда в девять, - сказал Эзра торопливо, но деловито. Их зовут Фаринтош, Бурт и Уильямс. Мы несколько минут разговаривали, так что вышли они не раньше чем в четверть десятого, а может быть, и позже. Теперь половина одиннадцатого, и, значит, особенно далеко они ускакать еще не могли. Джеймисон и ван Мюллер, разузнайте, не видел ли кто, как от гостиницы отъезжали три всадника. А может быть, они были в двуколке. Расспрашивайте всех, кого встретите на улицах. Вы, Джонс, бегите к инспектору Эйнсли. Скажите ему, что меня ограбили и пытались убить и что мне нужны десять его самых лучших конников. Не самых лучших полицейских, а тех, у кого самые лучшие лошади, поняли? Если он поторопится, то я сумею его отблагодарить. Где мой слуга Пит? Пит, негодяй, немедленно оседлай мою лошадь и подведи ее к крыльцу. В Грикваленде она догонит кого угодно.

Эзра отдавал распоряжение за распоряжением, и слуги разбегались в разные стороны выполнять их. Затем он поправил на себе одежду и туго обвязал голову носовым платком.

-Да неужто, сэр, вы сами собрались ехать? - спросил его хозяин гостиницы. - У вас сил недостанет.

-Достанет или нет, я поеду, - решительно ответил Эзра. - Хотя бы для этого меня пришлось привязать к седлу! Прикажите принести мне коньяку. И пусть его нальют во фляжку. Возможно, мне надо будет подкрепиться в пути.

К этому времени перед гостиницей собралась большая толпа, привлеченная слухами о грабеже. Вся площадь была запружена старателями, лавочниками и множеством негров, причем все они старались пробиться к крыльцу, чтобы узнать новые подробности. Через дорогу, в редакции мистера Гектора О'Флаэрти, шли торопливые приготовления, так как издатель собирался в специальном выпуске "Вааль ривер адвертайзера" по-своему осветить случившееся. Сам великий человек, лишь совсем недавно вырвавшийся из-под власти горячительных напитков, обмотал голову мокрым полотенцем и усердно писал передовицу. Творение его пера, весьма звучное и поучительное, пестрело выражениями вроде "защита частной собственности", "надругательство над величием закона" и "подонки цивилизации" - мистер О'Флаэрти так часто пользовался этими словами, что считал их уже своей законной собственностью и громогласно обвинял лондонские газеты в плагиате в тех случаях, когда встречал что-либо подобное на их страницах.

Толпа возбужденно зашумела, увидев, что на крыльцо вышел Эзра, бледный как полотно, с обвязанной головой; на воротнике темнели пятна запекшейся крови. Когда молодой коммерсант сел на коня, к нему подбежал один из его посланцев.

-Они поскакали по кейптаунской дороге, сэр, - сообщил он. Их видели человек десять. Лошади у них не больно резвые, я ведь знаю, у кого они их купили. Вы их легко догоните.

Бледные губы Эзры раздвинулись в улыбке, которая не обещала беглецам ничего хорошего.

-Черт побрал бы этих полицейских! - выругался он. - Сколько можно мешкать?

-Да вот они, - сказал хозяин гостиницы.

Действительно, раздалось бряцание оружия, стук копыт, и на забитую народом площадь выехали шесть всадников - это был отряд гриквалендской конной полиции. Они остановились возле крыльца - все как на подбор молодые силачи, вооруженные карабинами и саблями. Их лошади были неказисты на вид, но отличались быстротой и выносливостью.Эзра с удовольствием отметил про себя это последнее обстоятельство, пока подъезжал к седому сержанту.

-Нельзя терять ни минуты, сержант, - сказал он. - Они опередили нас на полтора часа, но лошади, правда, у них скверные. Скорее! На кейптаунскую дорогу! Сто фунтов, если мы их догоним.

-Справа по трое заезжай! - рявкнул сержант. - Рысью марш!

Толпа раздалась, и маленький отряд с Эзрой во главе ринулся в образовавшийся проход.

-В галоп! - скомандовал сержант, и они помчались по главной улице Кимберли, выбивая искры из камней, разбрызгивая песок, и вскоре стук лошадиных копыт слился в глухойотдаленный шум, а потом и вовсе замер, хотя толпа на площади еще напрягала слух.

Первые несколько миль отряд скакал в полном молчании. По-прежнему ярко светила луна, и они ясно различали впереди белую ленту дороги, уходившую вдаль по холмистой степи. Справа и слева к горизонту простирались широкие пространства, поросшие жесткой травой и редким кустарником. Порой через эти кусты в панике продирались длинноногие худые овцы, которые бросались врассыпную от бешено мчавшегося отряда. Жалобное блеяние этих овец одно лишь нарушало ночную тишину, да порой заунывно кричалаполевая сова.

Эзра на мощном сером жеребце скакал немного впереди, однако сержант все-таки сумел его догнать.

-Прошу прощения, сэр, - сказал он, поднося руку к козырьку своего кепи, - не слишком ли быстро мы скачем? Эдак мы загоним лошадей!

-Если мы поймаем негодяев, то пусть! - ответил Эзра. - Я готов каждому из вас купить по дюжине лошадей, лишь бы они не ушли от нас.

Молодой коммерсант говорил твердым голосом и уверенно держался на лошади, хотя голова у него разламывалась от боли. Снедавшая его ярость прибавляла ему силы, он грыз от нетерпения усы и шпорил коня так, что по шелковистым бокам заструилась кровь. Богатство, репутацию, а главное, месть - вот что обещало ему удачное завершение этой ночной погони.

Сержант и Эзра скакали теперь рядом, стремя в стремя и голова в голову, а полицейские - чуть сзади.

-Милях в двух отсюда на дороге есть дом, - сказал сержант. - Там мы о них что-нибудь узнаем.

-С дороги они ведь не могли свернуть, верно?

-Навряд ли, сэр. Так оно быстрее. Да и скакать прямо через степь дело опасное. Того и гляди, угодишь в какую-нибудь яму.

-Если они едут по дороге, мы их нагоним, - заявил Эзра. - Веди она хоть прямо в ад, я не остановлюсь, пока не догоню их.

-Мы с вами, сэр! - воскликнул сержант, заражаясь упрямым упорством своего спутника. - Если лошади выдержат, то мы нагоним их еще до рассвета. А вон и огонек в окне дома!

Дорога в этом месте изгибалась дугой, в конце которой слабо мерцало желтое пятно света. Когда они с ним поравнялись, то обнаружили, что это открытая дверь; на ее пороге стоял с трубкой во рту коренастый бур, заложив руки в карманы штанов.

-Добрый вечер, - сказал сержант, и маленький отряд остановил взмыленных коней. - Кто-нибудь проезжал по дороге до нас?

-Много тысяч человек проезжало по ней до вас, - ответил бур и вынул трубку изо рта, чтобы удобнее было смеяться.

-Сегодня вечером! - раздраженно крикнул сержант.

-Да, одна компания проехала тут меньше чем час назад. Три человека. И гнали они своих лошадей так, будто решили их доконать.

-Хватит! Вперед! - крикнул Эзра, и они вновь помчались по широкой белой дороге.

Они миновали Блуотерс-Дрифт в два часа ночи, а в половине третьего были у фермы Ван Хейдена. К трем часам Моддер остался далеко позади, в четверть четвертого они уженеслись по главной улице небольшого городка Якобсдала, но с боков их обессилевших лошадей срывались хлопья пены. На улице им встретился полицейский патруль.

-Тут кто-нибудь проезжал? - крикнул сержант.

-Три человека четверть часа назад.

-Они проехали дальше?

-Да. Не останавливаясь. Но лошади у них были совсем измучены.

-Вперед! - властно крикнул Эзра. - Вперед!

-Четыре лошади почти падают, сэр, - сказал сержант. - Они больше и шагу не ступят.

-Так обойдемся без них!

-Может быть, прихватим патрульных? - предложил сержант.

-Нам надо будет прежде сообщить об этом в участок, - сказал якобсдалский полицейский.

-Поменяйтесь с ним лошадьми, сержант! - крикнул Эзра. - До участка он и на вашей доедет. Ну, а уж мы с вами их непременно догоним. Вперед, в галоп!

Они снова поскакали бешеным карьером, и мирные бюргеры Якобсдала просыпались от дробного перестука копыт.

Когда городок остался позади, преследуемых и преследователей уже ничто не разделяло. Последние не сомневались, что увидеть беглецов им мешает только темнота, и эта мысль придавала им новые силы. Сержант на свежем коне скакал во главе отряда, пригнувшись и наклонившись вперед, чтобы не замедлять бег лошади. Прямо за ним несся Эзра на своем благородном сером жеребце, и окровавленный платок трепетал и бился на его волосах. Он сидел, выпрямившись в седле, и губы его были сложены в злобную улыбку. В правой руке он держал револьвер со взведенным курком. Ярдах в ста позади двое отставших полицейских изо всех сил работали шпорами и хлыстом, чтобы заставить своих изнемогающих лошадей продолжать скачку. На востоке разгоралась розовая полоска, предвещая утро, и над степью разливался серый свет. Внезапно сержант придержал коня.

-Кто-то едет нам навстречу! - крикнул он.

Эзра и полицейские остановили задыхающихся лошадей. В призрачном свете они разглядели приближавшегося к ним одинокого всадника. Сначала они предположили, что кто-то из беглецов решил повернуть назад, но вскоре убедились в своей ошибке. Никто из них прежде не видел этого человека. Однако пропыленная одежда и хлопья пены на боках усталой лошади яснее всяких слов говорили, что и он проехал за эту ночь немало миль.

-Вы не видели трех всадников? - крикнул Эзра, едва он приблизился.

-Я даже разговаривал с ними, - ответил незнакомец. - Они обогнали вас примерно на полмили.

-Вперед! Вперед! - закричал Эзра.

-Я везу важное известие из Ягерсфонтейна... - начал было незнакомец, но Эзра перебил его, яростно повторив "вперед", и лошади, напрягая одеревеневшие ноги, вновь пошли тяжелым галопом.

Эзра и сержант опять ускакали вперед, а двое полицейских кое-как следовали за ними. Внезапно в тишине они различили впереди глухой топот, напоминавший щелканье кастаньет.

-Это они! - воскликнул Эзра, и полицейские сзади крикнули "Ура!", показывая, что и они поняли значение этого звука.

Кругом простиралась дикая, безлюдная местность - равнина здесь была лишена обычного скудного покрова зелени. Там и сям из бурой земли вздымались гранитные скалы, словно в незапамятные времена природе в этом краю были нанесены тяжкие раны и до сих пор из них торчали ее обнаженные кости. Когда Эзра и сержант полиции миновали крутой поворот дороги, они увидели впереди трех беглецов, окутанных облаком пыли. И почти в ту же минуту позади них раздался крик и послышался глухой удар. Оглянувшись, они увидели на дороге бесформенную кучу: лошадь первого полицейского упала от утомления и придавила всадника. Его товарищ остановился, чтобы помочь ему.

-Посмотрим, не ранен ли он! - крикнул сержант.

-Вперед! - потребовал Эзра, который при виде грабителей вновь впал в исступление. - Ни шагу назад!

-А вдруг он сломал шею? - проворчал сержант, беря в руки карабин. Держите револьвер наготове, сэр. Мы нагоним их через несколько минут, и они, наверное, окажут сопротивление.

Однако нагнали они беглецов даже раньше, чем предсказал сержант. Фаринтош понимал, что им не уйти, и, когда преследователей осталось всего двое, решил прибегнуть к хитрости. Ярдах в ста впереди дорога снова круто поворачивала - воспользовавшись этим, он и его товарищи спрыгнули с лошадей и залегли в кустах. Когда Эзра на сером коне и сержант на гнедом вылетели из-за поворота, их встретил треск частых револьверных выстрелов из кустов, и серый конь с глухим ржанием упал на колени, смертельно раненный в голову. Эзра тотчас вскочил на ноги и бросился к засаде, а сержант, которому пуля царапнула щеку, спрыгнул с лошади и последовал за ним. Бурт и Фаринтош встретили их плечом к плечу со всем англосаксонским мужеством, которое обычно сопутствует англосаксонской жестокости. Бурт кинулся на сержанта и ударил его в шею ножом. Фаринтош выстрелил в полицейского, но получил пулю от Эзры. Бурт, увидев, что его товарищ упал, проскочил между нападающими, сильно пнув Эзру в бок, прыгнул на лошадь сержанта и умчался прочь - ни одна из пуль, которые посылал ему вслед сержант, не достигла цели. Что касается Уильямса, то в самом начале схватки он ничком упал на землю и теперь, извиваясь от страха всем тощим телом, молил о пощаде.

-Кончено! - злобно сказал Эзра, глядя вслед беглецу. - Гнаться за ним не на чем.

-Еще немного, и со мной тоже было бы кончено! - ответил сержант, вытирая кровь, струившуюся из раны, которая, правда, была не столько опасной, сколько болезненной. - Он меня сильно зацепил.

-Ничего, мой друг, вы в накладе не останетесь. А ну, вставай, мерзавец! - добавил он, обращаясь к Уильямсу, который все еще корчился на земле.

-Пощадите, мистер Гердлстон! - завопил тот, вцепляясь в сапоги Эзры длинными худыми пальцами. - Это не я вас ударил, а мистер Бурт. И грабил вас тоже не я, а мистер Фаринтош. Я бы с ним ни за что не пошел, да только я знал, что он священник, и ничего дурного не ждал. Я возмущаюсь вами, мистер Фаринтош, очень возмущаюсь. И очень рад, что мистер Гердлстон застрелил вас.

Бывший священник сидел, опираясь спиной о трухлявый пень. Он прижимал руку к груди, и при каждом вздохе в его ране раздавался зловещий свист, а изо рта брызгала струйка крови. Взгляд его стекленеющих глаз был прикован к тому, кто его застрелил, а на губах у него играла странная улыбочка.

-Подойдите сюда, мистер Гердлстон, - прохрипел он. - Подойдите сюда.

Эзра подошел к нему с лицом неумолимым, как судьба.

-Вы меня прикончили, - еле слышно сказал Фаринтош. - Странная смерть для человека, который был лучшим выпускником своего курса в Тринити, магистром, сэр, удостоенным Джексоновской премии. Но что толку от этого сейчас, верно? Кто бы подумал тогда, что я умру, как пес, в этой пустыне? А впрочем, так ли уж важно, как именно умирает человек? Не сверни я с честного пути, так, пожалуй, прожил бы еще несколько лет и умер бы, возможно, настоятелем собора Святого Патрика. Но что из этого? Я хорошо пожил! - При воспоминании о былых греховных радостях глаза умирающего заблестели, и он продолжал: - Если бы я мог снова прожить свою жизнь, то ничего не стал бы менять. Я ни в чем не раскаиваюсь, сэр. Не желаю ни хныкать на смертном одре, ни искать короткого пути в рай. Но я хотел сказать вам другое. В горле у меня клокочет, но, наверное, вы разбираете мои слова. Вы ведь встретили всадника, направляющегося в Якобсдал, верно? Эзра угрюмо кивнул.

-Вы с ним не говорили? Некогда было - гнались за вашим покорным слугой, э? Хотите получить обратно свои камни? Что же, они здесь в мешке у меня за спиной, да только пользы от них вам никакой не будет. Ваша маленькая спекуляция на этот раз действительно лопнула. Вы ведь не знаете, какое известие он вез?

Эзру охватило мучительное предчувствие надвигающейся катастрофы. Он покачал головой.

-Он вез вот какое известие, - прохрипел Фаринтош, опираясь на ладонь. - В Оранжевом Свободном Государстве найдены новые алмазные россыпи. И значит, что бы там ни оказалось в России, цена на камни не поднимется. Ха-ха-ха! Не поднимется. Поглядите-ка на его лицо! Оно, пожалуй, белее моего. Ха-ха-ха! - Но вдруг этот смех оборвался, изо рта священника хлынула кровь, и он медленно перекатился на бок - уже мертвый.

ГЛАВА XXIII

ВАЖНЕЙШЕЕ РЕШЕНИЕ

В течение тех месяцев, которые Эзра Гердлстон провел в Африке, дела в конторе на Фенчерч-стрит шли превосходно. Торговля на побережье заметно оживилась, и три корабля фирмы один за другим прибыли в Англию с выгодным грузом. Среди этих судов был и "Черный орел", который, к большому удивлению капитана Гамильтона Миггса и отчаянию своего владельца, еще раз благополучно прибыл в порт, выдержав в Ла-Манше сильный шторм. Эта полоса удачи в сочетании с деловыми талантами старого коммерсанта и неукротимой энергией Тома Димсдейла настолько поправила дела фирмы, что Гердлстон окончательно уверовал в возможность спасения: стоило только отвратить висевшую надфирмой угрозу, а дальше все должно было пойти превосходно. И он потирал руки, читая письма из Африки, в которых его сын описывал, как удалась их хитрость и как были одурачены старатели. Плечи старика распрямились, походка стала более твердой, ибо он уже не сомневался, что фирма вскоре вернет себе былое благосостояние.

Поэтому нетрудно вообразить, как потрясло и удручило Джона Гердлстона известие о том, что в Оранжевом Свободном Государстве найдены вполне реальные алмазные россыпи. В тот же самый день, когда он прочел об этом в газетах, пришло письмо, в котором Эзра сообщал, что их предприятие окончилось неудачей. Он подробно описывал грабеж, погоню, смерть Фаринтоша и получение известия о новом открытии, а затем рассказывал, что произошло после.

"Негодяй, к сожалению, не солгал, - писал он. - Когда мы заехали на ближайшую ферму, чтобы перекусить и заняться раной сержанта, там только об этом и говорили. Один малый только что приехал оттуда и знал все подробности. Расспросив его, я убедился, что сомнений в подлинности открытия нет никаких.

Полицейские вернулись в Якобсдал, забрав с собой Уильямса, а я обещал, что приеду позже, но, поразмыслив, решил, что делать этого не следует. Рассказы о том, сколько уменя оказалось алмазов, несомненно, вызвали бы всяческие пересуды, а к тому же сержант слышал все, что говорил мне Фаринтош, и если бы я вернулся в Кимберли, то мог бы попасть в очень неприятное положение. Все камни и деньги были теперь при мне, поэтому я написал в гостиницу, чтобы хозяин выслал мои вещи в Кейптаун, и обещал расплатиться с ним по их получении. Затем я купил лошадь и отправился прямо на юг. Я сяду на первый же пароход и приеду домой вслед за этим письмом.

Что же касается нашей спекуляции, то она, разумеется, сорвалась. Даже когда выяснится, что на Урале ничего не найдено, цена на алмазы останется низкой из-за этого нового месторождения. Возможно, мы получим некоторую прибыль от продажи моих камней, но она не поможет нам сразу разбогатеть, как вы предсказывали, и не вызволит фирмуиз ямы, в которую вы ее столкнули. Покидая Африку, таким образом, я жалею только о том, что теперь некому будет отдать под суд негодяя Уильямса. Моя рана почти зажила".

Это письмо было тяжелым ударом для Гердлстона. Примерно через неделю в кабинет на Фенчерч-стрит вошел Эзра, угрюмый, в пыльной дорожной одежде, и подтвердил все самые худшие сообщения. Выдержка старика не изменила ему и тут, но его костлявые пальцы судорожно впились в ручки кресла, а на морщинистом лбу выступил холодный пот, пока он выслушивал те подробности, которые счел нужным сообщить ему сын.

-Но камни ты привез все в целости? - наконец пробормотал он.

-Они дома, у меня в чемодане, - угрюмо и холодно ответил Эзра, прислоняясь к холодному мрамору каминной доски, - но только богу известно, чего они стоят. Нам еще повезет, если мы выручим потраченные на них деньги и возместим мои расходы и расходы Лэнгуорти. Ваши чудные планы принесли мне только рану на затылке.

-Но кто же мог предусмотреть подобную случайность? - жалобно спросил старик. Он мог бы упомянуть тут про тысячу фунтов майора Клаттербека, которую также нужно было возместить, но предпочел умолчать об этом.

-Любой дурак предусмотрел бы такую возможность! - резко сказал Эзра.

-Так, значит, цена на алмазы больше никогда не подымется? - спросил старик.

-Во всяком случае, не раньше, чем через несколько лет, - ответил Эзра. - Ягерсфонтейнские россыпи очень богаты и, кажется, весьма обширны.

-А мы через несколько месяцев должны вернуть и долг и проценты. Мы разорены. - Голос старого коммерсанта прерывался, и голова его тяжело упала на грудь. - Когда настанет этот день, - продолжал он, - фирма, которая тридцать лет обладала безупречной репутацией и служила примером всему Сити, будет объявлена обанкротившейся. Хуже того:будет доказано, что в течение многих лет она спасалась от банкротства средствами, считающимися незаконными. Мой милый сын, если можно будет отыскать какое-нибудь средство, чтобы отвратить это - любое средство! - я без колебаний к нему прибегну. Я дряхлый старик и с радостью отдал бы оставшийся мне краткий срок, лишь бы твердо знать, что труд всей моей жизни не оказался напрасным!

-От вашей смерти никакого толку не будет: ведь застрахованы вы не на такую уж большую сумму, - зло сказал Эзра, хотя искренность отца его немного растрогала. - Может быть, нам еще удастся найти какой-нибудь выход, - добавил он более мягко.

-И ведь дела фирмы идут превосходно, и торговля приносит большие прибыли - вот почему мне так больно. Если бы фирма стала приносить убытки сама, это было бы легче перенести. Но ведь она гибнет из-за посторонних спекуляций - моих гибельных, гибельных спекуляций! Вот почему все это так мучительно. - Он позвонил, и в кабинет вошел Гилрей. - Ну-ка, послушай, Эзра. Каков был наш оборот за прошлый месяц, Гилрей? Пятнадцать тысяч фунтов, сэр, - ответил старый клерк, подпрыгивая, совсем как буек в ураган, от радости, что снова видит молодого хозяина.

-А расходы?

-Девять тысяч триста фунтов. До чего же вы загорели, мистер Эзра! Удивительно загорели и прекрасно выглядите. Надеюсь, вы хорошо провели время в Африке, сэр, и задали жару всем тамошним гогенмотам и бурдам. - И с этим загадочным этнологическим замечанием мистер Гилрей, подпрыгивая, удалился из кабинета и, сияя, вновь уселся за своей залитой чернилами конторкой.

-Только подумать, - сказал старый коммерсант, когда щелчок внешней двери возвестил, что Гилрей ушел, - больше пяти тысяч фунтов дохода за один месяц! Разве не ужасно, что такое предприятие обречено на разорение? Каким оно было бы для тебя золотым дном!

-Черт побери! Его нужно спасти! - воскликнул Эзра, засунув руки глубоко в карманы брюк и задумчиво жмурясь. - А деньги этой девушки? Не могли бы мы ими временно воспользоваться?

-К сожалению, это невозможно, - со вздохом ответил его отец. - По условиям завещания даже она сама до совершеннолетия не может ими распоряжаться. И до тех пор деньги останутся неприкосновенными, если только она не выйдет замуж или... не умрет.

-В таком случае мы должны получить их единственным доступным нам путем.

-А именно?

-Я женюсь на ней.

-Ты согласен?

-Да. Вот вам моя рука.

-Значит, мы спасены! - воскликнул старик, воздевая к небу дрожащие руки. - "Гердлстон и сын" выдержат и эту бурю.

-После чего Гердлстон удалится от дел, - заметил Эзра. - Я иду на это не ради вас, а ради себя самого.

С этими откровенными словами он надел шляпу и отправился на Эклстон-сквер.

ГЛАВА XXIV

ОПАСНОЕ ОБЕЩАНИЕ

Пока Эзра Гердлстон был в Африке, жизнь нашей героини текла еще более монотонно, чем прежде. Жилище старого коммерсанта во всем напоминало своего хозяина. Сам дом был строгим и угрюмым, и каждая комната, несмотря на великолепную мебель и отделку, казалась унылой и неуютной. И все слуги, за одним-единственным исключением, производили гнетущее впечатление, все, от суровой экономки до лакея-кальвиниста. Единственным же исключением из этого общего правила была Ребекка Тейлфорс, горничная Кэт, носившая яркие платья темноглазая девица с громким голосом, которая горько плакала, когда Эзра уехал в Африку. Присутствие этой молодой особы в доме было очень неприятно Кэт, да и самому Джону Гердлстону тоже, и он не отказывал ей от места только потому, что опасался поссориться с сыном, а это могло положить конец всем его планам.

Все эти месяцы единственным собеседником Кэт был сам старый коммерсант, но их разговоры обычно исчерпывались несколькими фразами за завтраком, когда они вежливо справлялись о здоровье друг друга. Возвращаясь вечером из Сити, Гердлстон теперь всегда был мрачен и обедал молча и торопливо. После обеда он аккуратно прочитывал финансовые столбцы в газетах и занимался этим до самого отхода ко сну. Иногда Кэт читала ему газеты вслух, и жизнь ее была настолько скучна, что ей казались интересными даже колебания биржевых курсов и акций. После того как газеты были прочитаны, звонок созывал слуг, и когда они все собирались, коммерсант металлическим голосом читал поучения, предназначенные для этого дня, и вечерние молитвы. По праздничным дням он добавлял еще краткую речь, в которой до тех пор поражал своих испуганных слушателей суровыми, беспощадными текстами из Писания, пока не доводил их до надлежащей степени душевной горести. Не удивительно, что под влиянием подобной жизни розы на щеках его подопечной начали вянуть, а ее юное сердце переполняла печаль.

Однако у Кэт имелось некое целительное средство, и она прибегала к нему ежедневно. Как ни строго охранял ее Гердлстон, как ни ревностно ограждал от всего мира, он несумел помешать лучику солнечного света проникнуть в ее темницу. Помышляя о будущем, он постарался и, как ему казалось, успешно, воспрепятствовать какому бы то ни было ее общению с внешним миром. Ей было запрещено ездить в гости и принимать гостей. Она ни под каким видом не должна была выходить из дома одна. И все же его предосторожности оказались тщетными, ибо в распоряжении любви есть много средств и хитростей, которые преодолеют любые препятствия и посрамят самого искусного интригана.

Нельзя сказать, чтобы Эклстон-сквер находился между Кенсингтоном и Сити. И все же каждое утро и вечер, когда часы показывали половину десятого или без четверти шесть, Том неизменно проходил по тихой площади мимо угрюмого дома, который вовсе не казался ему угрюмым, потому что в нем обитала его светлая радость. Лишь одно мгновение он видел милое лицо в окне верхнего этажа и быстрый взмах белой ручки, но это мгновение укрепляло в нем мужество и надежду и озаряло унылую жизнь Кэт.

Иногда, как мы видели, ему удавалось даже пробраться в замок людоеда, где томилась его прекрасная принцесса. Однако Джон Гердлстон скоро положил этому конец, распорядившись, чтобы ни при каких обстоятельствах сообщения о делах не присылались к нему домой. Но даже это не обескуражило влюбленных, и они скоро нашли новые средства преодолевать разделявший их барьер.

Середину площади занимал сквер, прямоугольный и не слишком приветливый - он был обнесен высокой оградой, преграждавшей доступ в него всем посторонним и превращавшей его в подобие тюремного двора. За оградой виднелись купы кустов, а среди них там и сям клонили ветви чахлые деревья, словно оплакивая жестокую судьбу, которая повелела им расти в столь неподходящем месте. Среди деревьев и кустов были расставлены скамьи, предназначавшиеся, как и весь сквер, для обитателей окружавших площадь домов. Этот садик громко именовался Эклстонским парком. Однако Кэт разрешалось ходить туда без сопровождения лакея, и вскоре садик стал ее излюбленным приютом, где она проводила несколько часов за книгой или работой среди скудной зелени.

И вот однажды Томас Димсдейл, направляясь в Сити несколько ранее обычного, не увидел в окне прелестного видения. Растерянно оглядываясь по сторонам, он пытался отгадать причину этого, как вдруг заметил среди листвы садика изящную белую шляпку, а затем и пару веселых глазок, которые, смеясь, глядели на него из-под полей этой шляпки. Калитка была открыта, и в мгновение ока святотатственные стопы молодого человека попрали священную землю, по которой имели право ходить только ноги эклстонцев. Нетрудно догадаться, что в это утро он опоздал в контору и продолжал опаздывать день за днем, так что клерки только дивились тому, как быстро младший компаньон начал утрачивать свое былое усердие.

Том вновь и вновь просил разрешения сообщить мистеру Гердлстону об их помолвке, но Кэт твердо стояла на своем. Дело в том, что она знала характер своего опекуна гораздо лучше, чем Том, и, памятуя его постоянные наставления о суетности и греховности всех мирских радостей, опасалась его гнева, если бы он узнал правду. Через год она должна была стать совершеннолетней и получить возможность самой распоряжаться своей судьбой, но до тех пор она оставалась в полной власти опекуна, и ей вовсе не хотелось терпеть незаслуженные упреки и суровое обращение. Если бы ее опекун действительно заменил ей отца, то он имел бы право узнать о ее помолвке, но Кэт не считала, что их отношения возлагают на нее подобный долг, и решила скрыть от него все. Однако судьба, к несчастью, распорядилась по-иному.

Как-то утром свидание влюбленных затянулось дольше обычного, а когда Кэт вернулась домой, Том остался сидеть на скамье, грезя, как это свойственно людям в его положении. Однако ему пришлось внезапно вернуться с облаков на землю, потому что на песок дорожки перед ним упала черная тень, и, подняв глаза, он увидел перед собой главу фирмы, который глядел на него отнюдь не ласково. Гердлстон решил в это утро погулять по саду и, не замеченный влюбленными, которые были слишком заняты друг другом, оказался свидетелем их свидания.

-Вы идете в контору? - спросил он сухо. - Если да, то мы можем пойти вместе.

Том встал и молча вышел вслед за ним из сада. По лицу Гердлстона он понял, что тот обо всем догадался, и в глубине души был только рад этому. Он опасался лишь последствий, которые гнев старика мог иметь для Кэт, и твердо решил защитить ее. Они молча дошли до конторы, но там Гердлстон попросил своего младшего компаньона пройти к нему в кабинет.