Чтение 11–й страницы книги ~Garaf~

— Да ни за что, — пожал плечами Гарав. — Просто берите. И пусть у вас всё будет хорошо.

Мальчишки засмеялись. Немного снисходительно. У них и так всё было — и будет — хорошо, и они твёрдо знали это. Однако потом оба вежливо поклонились — ловко так, умело. И зашагали обратно к фонтану. Пару раз оглянулись.

А что они делали потом — Гарав не знал. Он ушёл в улицу…

…Фередира — как по волшебству — Гарав встретил в какой–то — забегаловке? закусочной? — короче, в небольшом заведении, куда заглянул, поняв вдруг, что страшно голоден. Он взял себе вина и жареной картошки с грибами и ветчиной. И, едва сел за один из столиков (так себе, не слишком чистый) со своим заказом — вошёл Фередир. Осмотрелся и заулыбался, увидев Гарава, подошёл.

— Валары, ты что пьёшь? — вместо «привета» Фередир сунул нос в кружку. — Уксус…

— Думаешь, тут есть хорошее? — проворчал Гарав. Он был рад, что пришёл Фередир — почему–то привязалась и тащилась следом, набирая силы, серая тоска. — А мне пить хочется.

— А мне и есть, — признался Фередир и отлучился, а вернулся — с тем же заказом, только порции были больше. — Да, хорошего вина нет, — согласился он.

— Хорошо, что ты пришёл, — вырвалось у Гарава. Фередир задержал нож над едой и вдруг сказал:

— Тоскливо, да? Это бывает. Особенно если давно не видел людей, а потом сразу много — и все чужие. Я знаю.

— Да вот… — Гарав шмыгнул носом. От того, что Фередир так легко его «расколол», стало почему–то очень легко и благодарно. — В общем, хорошо… А та девчонка что?

— Какая? — Фередир мигнул. — А! Да ну. Корова.

— Ай–ай, ты же будущий рыцарь…

— Угу. И что? Корова она и есть корова. Она своё получила, я своё. Ну и разошлись. А ты со своей ещё встретишься?

— Я ей даже перстень купил, — похвастался Гарав. Фередир поднял брови:

— Ого… — но показать не попросил. — А готовят тут вкусно. Я шёл–шёл… — он ел и говорил одновременно. — И как потянуло… Гарав, — он поднял глаза от тарелки. — Если всё будет хорошо — поедешь ко мне? Все будут рады. А потом мы, может, поедем искать твоих — на восток. И найдём. А что? Может, и Эйнор поедет с нами.

Спасибо тебе, хотел сказать Гарав. Но такое не говорят вслух. И как объяснишь, что можно объехать весь мир — и не найти… или всё–таки эта память — сон? И где–то на востоке люди ждут пропавшего мальчика?

Эти мысли были томительными. Гарав выпил полкружки вина. Рассказал, чтобы окончательно отогнать тоску, про поединок, хоть и не собирался сначала. Фередир коротко, резко захохотал, стукнул по столу кулаком:

— Так и надо! Ну ты молодец, Волчонок! Укусил их за рыжие хвосты, аххх — молодец!

Гарав тоже засмеялся — искренне. С Фередиром было легко смеяться. А тоска, как видно, его побаивалась. И то, как он назвал Гарава — Волчонок, переведя синдарское имядаже не на адунайк — на талиска, получилось красиво: Ульфойл — тоже понравилось.

— А вот, — вспоминилось вдруг. — Почему тех тварей называли гауры? Волк же не гаур.

— Это были не волки, — хмуро ответил Фередир и отпил вина. — Оборотни.

Гарав опустил голову. Дёрнул плечами.

— Они прев… ращаются… — начал он. Фередир помотал головой:

— Нет, это сказки… — он задумался и поправился: — Ну, может, когда–то так было. Но сейчас так не бывает. Оборотень — это вот такое тело, а в нём душа какого–то разумного существа. Искажённая.

Гарава опять тряхнуло.

Это был страх. Но он пришёл — и ушёл.* * *

Эйнор уже не спал. Он валялся на постели, чему–то улыбался и потягивался, как большое сильное животное. При виде оруженосцев — замер, прищурил один глаз и внимательно посмотрел вторым. Пристально так. Оценивающе.

— Ой, — сказал Фередир почти всёрьез.

— Нагулялись? — Эйнор сел. — Гарав, тащи–ка свои доспехи.

— Уф, — выдохнул Фередир… может, когда–то так было.ивалисьрашениями. правда,м. вот

… — Ну не могу больше! — завопил Гарав и получил оплеуху. — Ну шестой раз! — сил злобно зыркать на оплеуху уже не было, мальчишка был весь в поту и отдувался.

— Ты делаешь всё медленно и путаешься, — терпеливо сказал Эйнор. Он и не злился, оказывается. — Враг ждать не станет.

— Тебе самому всегда Федька помогает! — Гарав зло потёр ухо и мотнул головой на сидящего тише мыши за проверкой снаряжения в дальнем углу. — А от нас требуешь — сами, сами! Быстрей, быстрей!

Эйнор вздохнул…

…На то, чтобы снарядиться без всякой помощи, затягивая ремни одной рукой — Эйнору понадобилось тридцать семь секунд. Гарав считал вслух — громко, и с каждой названной цифрой его голос становился всё более и более унылым.

— Тридцать восемь, — вредно сказал Гарав, хотя металлическая статуя уже стояла возле коня, глядя на мальчишку — насмешливо — глазами из прорезей маски.

— Но не двести тридцать три, — сказала маска. — Ладно. Пока хватит. Кстати, давайте–ка вниз, проверьте коней. Вечером уезжаем.

— Вечером?! — вскинулся Гарав.

И понял, что все его слова и желания просто не будут приняты в расчёт.

— Да, а что? — Эйнор поманил Фередира и с его помощью вылезал из доспехов.

— Ничего, — спокойно ответил Гарав…

…Они выехали из северных ворот Форноста, когда солнце уже начинало садиться. Гарав не понимал — зачем, почему? И не оглянулся — а ведь очень хотел.

Он качался в седле и вспоминал Тазар. Не лицо, а пальцы — пальцы и свой перстенёк, который осторожно надвигает на один из них.

Тонкий и тёплый.

Глава 15 -

в которой выясняется, какая это нудная вещь — путешествие.

И опасная. И страшная.

Путешествие верхом оказалось длинным, монотонным и скучным.

День начинался через час после рассвета, когда они поднимались. Умывались, ели горячее, седлали коней и ехали. Ехали шагом, реже — рысью до полудня и останавливались на два часа. Рассёдлывали, кормили и чистили коней. Обедали всухомятку и отдыхали, сколько получалось — по ощущению не больше часа. Ехали, пока солнце не опускалось к горизонту. Останавливались на ночлег. Рассёдлывали, кормили и чистили коней как следует. Готовили ужин на разведённом небольшом огне. Ели — уже в сумерках. Какое–то время отдыхали и разговаривали. Потом двое ложились спать, завернувшись в плащи, а один заступал на примерно трёхчасовое дежурство. За час до подъёма последний дежурный готовил завтрак. И всё начиналось сначала. Всё, что разрешалось сделать на время сна — расстегнуть поясной ремень.

Первые дни, если честно, Гараву было очень трудно. Утром не хотелось вставать так, что он невольно просыпался минут за двадцать, а то и за полчаса до подъёма и тоскливо слушал, что делает дежурный, ожидая: вот сейчас… сейчас… сейчас будет тормошить… Днём Фередир и Эйнор по очереди спали в сёдлах. Гараву тоже никто не запрещал, но у него просто не получалось. По вечерам хотелось поговорить после дневного молчаливого качания в седле, но язык не ворочался, и мальчишка просто засыпал. Кроме того, зверски болела задница и ноги. Он, правда, ничего себе не стёр, как грозились авторы почти всех книг, где встречались всадники–новички, но боль была нудной и беспокоящей.

Потом он постепенно привык. И к коню, и к доспехам, и к медленному равномерному движению, и к ночной прохладе с ветерком. Научился правильно обхаживать коня. Ушла боль. И вечера обрели интерес — почти такой, как в туристском походе.

И Эйнор, и Фередир умели и любили петь. Кроме того, Эйнор любил рассказывать легенды о Нуменоре, а Фередир обожал то, что в мире Пашки назвали бы «страшилками» — рассказы о Шепчущем лесе и Мече Света, о страшном колдуне Мельнике — и умел их рассказывать так, что даже Эйнор как–то притихал, и становилось видно, что рыцарю не так уж много лет… Пашка тоже потихоньку начал рассказывать разное. Он для себя всё–таки выстроил легенду, что родом с очень далёкого востока, где про здешние дела и слыхом не слыхивали… ну и тут, соответственно, тоже про тамошние места не знают. Ни Эйнор, ни Фередир не расспрашивали особо больше, как же всё–таки Гарав оказался здесь. Видно, думали, что он, если и вспомнил, то ему не очень–то приятно про это говорить. Зато с удовольствием слушали, например, немного переделанные истории про битвы с монголами. Гараву даже было немного стыдно — чего доброго, попадёт это в здешние серьёзные летописи: вот, мол, какие дела творятся на востоке!..

…В тот вечер Гарав — а точнее, Пашка — обнаглел окончательно, возжелал славы и выдал на привале стихи своего собственного сочинения, которые днём, качаясь в седле,записывал выпрошенным у Эйнора свинцовым карандашиком на у Эйнора же несколько ранее выклянченной бумаге. Восстановив по памяти текст на русском, Гарав тут же стал писать подстрочник — на адунайке русскими буквами — и неожиданно обнаружил, что вполне может соорудить стихи и на этом языке, тем более, что тут обращали вниманиене столько на рифму, сколько на ритм. И вот теперь заливался соловьём, сидя возле костра и с удовольствием наблюдая, как спутники — оба — то фыркают, то откровенно хохочут.— Какая такая «Орда Золотая»?— Большая, быть может, она — аль малая?— Конечно, большая, всю Русь захватила.— Какая ж на свете бывает–то сила!..И вот волненья средь народа:— То хорошо, что помогла погода -Татарин не дошел до нас.В болотах да снегах увяз…— Надолго ль он увяз в болотах?— Нема. Сейчас увяз в заботах.— В Сарае сидя, зубы точит.— От нас он деньги дюже хочет.— Татарин зол. Нас вспомнит скоро…— Эй братцы! Хватит разговоров!..…Стоял мужик. Рука в бока.Был пьян чуть–чуть — совсем слегка.Особо ростом не высок.И не сказать, чтобы качок…Одет… ну, скажем, небогато.Но что–то было в нем, ребята.Стряхнул он наземь что–то с плечИ двинул вот такую речь:— Нашли чего — Орды бояться!Славяне! Хватит придуряться!Боимся шведов и тевтонцев,Боимся, что не встанет солнце,Что черти мир захватят весь,Что дней в неделе будет шесть,Что вступим мы в Евросоюз,Что во всю рожу вскочит флюс,Что пиво кончится на свете -Всего боимся, прям как дети.Че там? Какие–то татары -Да мы порвем их без базара!В прошедший год — совсем недавно.Мы обломали чурок славно.Казань мы рвали до зари…Эй ты, мужик! Ты! Не ори!…Имеешь ты задать вопрос?С чего я волосом оброс?!Сам волосат ты, как лешак…Меня ты помнишь?.. Сам дурак!Народ родной брех услыхал,Народ тут репу почесал:— Братва! Да это же Петруха!..— А где ж он был?..— Ни сном не духом!..— Да, это я, что, не узнали?А ведь недавно провожали.— Ну да! Конечно! Помним мы!— Вас не видали две зимы!— На стругах, две весны назадВы плыли драть татарам зад!— Мы думали, что вы с концами!Глядите–ка, вернулись сами!— Да нет, народ. Один вернулся… —Тут наш герой чуть–чуть запнулся.И, посмотрев поверх голов,С других рассказ он начал слов:— Стоим мы тут, а они там.Татарин едет, видно — хан:Немытый, страшный, как Хсанкор!Аж в дрожь бросает до сих пор!Подъехал стороны на край,Послать стрелой в татарский рай?Собачий сын — Кадум БайдаСказал нам: — Слушайте сюда!Урус всегда великий воин,Дружить с монголом он достоин.Ты удаль показал свою -Вы победили нас в бою.Мы щедрость вам свою покажемИ доброту свою докажем.Урус с татаром — друг навеки.Мы братья, люди–человеки!..Но наши парни — не придурки:— Мы знаем, кто и что за урки.Татар нам брат? Глядите сами:Мой дом поджёг, чтоб пламяЕму обзор весь осветило.Схватил он девку…Отрезал серьги ей с ушами.Ее саму в огонь метнул…«Кто враг, кто друг…»Ну, ты загнул!— Упал татарин, видно, с печки,Ведь мы для них не человечки,Не люди даже и не звери.— Татарин врет?— Пошли проверим…— Не надо. Может мы домой?Какой домой?! Там пир горой!И вот спустя пустяшно время.На пир зовет нас вражье племя.Идем мы к ним во всеоружье:Бухло бухлом — на время дружим!Так вот, на самом прям к ним входеПри всем честном (и нет) народеКакой–то бешеный старикПисклявым визгом поднял крик:— Урус, ты нас не уважаешь?!Друзья мы все! Ты понимаешь?!Зачем тебе на пире лук?!Ведь я тебе не враг, а друг!Оружье сдайте в гардероб!..— Ты че, загнать нас хочешь в гроб?! —Вскричал наш воин говорливый,Потом рванул еще ретивей:— Чем резать будем мы там мясо?!И мы с ножами знаем пляски!Нам без ножей на пир нельзя,Какие мы, потом, друзья?!Татарин, фактами убитый.Глаза со страху чуть закрыты:— Ножи вам можно — меч нельзя.И это факты без бузья!Веселье хряк как рылом стер…Но вот зашли мы все в шатер:— Аллах! ХСАНКОР! Иегова! Кришна!— Все это нам? Ну, очень пышно!Бухло и закусь, ананасы.Потом натырим балабасов!Сейчас братаемся и дружим,Ну, в общем: не особо тужим.Проходит час, потом другой,(Бухи. Не шевельнешь ногой)И вот, средь пьяной тишиныКрадется к нам через спиныКадум с ножом наперевесТак тихо, как медведь сквозь лес.Он думает, что мы–то спим…Ну нет уж, хрена — мы ВСЕ бдим!— Алярм!!! Измена! Хэнде хох!Кидай перо татарский лох!Кадум несильно испужался(Но обоссаться обоссался):— Коли урусов! Режь собак!Мы им припомним: «Кто дурак!»А мы:— Ножи, братва, наизготовку! —Покажем им свою сноровку!— Щас так дадим мы вам просраться,Что не успеешь испугаться!Но вот всех сторон шатра.На нас поперла шантрапа!Один к пяти. Они в оружье.— Ну ладно суки! Щас подружим!..— А что же дальше с вами было?— Нас половину всех убилоНо мы прорвалися, ребята!И побежали, как когда–то…От страшной тьма спасла нас смерти.Вы в том мне на слово поверьте…Татар хотели мы обуть,А получилась просто Жуть….Татарин — подлый, низкий гадЛюбой победе подлой рад!А мы их побеждали с честьюКак витязи в старинных песнях.Не трусьте братья, чурки плохи,А в одиночку вовсе лохи!Росточком — метр пятьдесятДавить их надо, как цыплят!

Стихи на самом деле Павла Зубкова! (Отрывок из поэмы «Базар времён татаро–монгольского нашествия»)

— Тихо, — вдруг сказал Эйнор. Только что он смеялся — и вдруг, не переставая посмеиваться, ухитрился одновременно произнести это. — Орки.

От одного слова внутри у Гарава (у Пашки) всё сжалось в тугой ком — и пришёл унизительный, тягучий страх. Фередир продолжал смеяться, даже назад откинулся — так, чтооказался рядом со своим щитом.

— Много? — тихо спросил он.

— Не знаю, — Эйнор подбросил в костерок клубок сухих веточек. — Вокруг. Щиты приготовьте. Каждый закроет свою сторону, потом — как получится, от костра не отходить… щиты!!! — это он уже крикнул.

Гарав сам не помнил, как и когда он успел сунуть левую руку в ремни щита и вздёрнуть его вверх, правой рукой нахлобучивая шлем. Конечно, получилось не очень удачно, ион несколько секунд ничего не видел… зато почувствовал два тяжёлых удара в щит (едва не опрокинувших его на спину) и услышал визгливые гортанные вопли.

Он вскочил, уже сжимая в правой руке меч, выхваченный из ножен. Из темноты приближались несколько коренастых чёрных фигур — как будто куски этой самой темноты ожили и надвигались, издавая низкое урчание и похрюкиванье. Мелькнули несколько алых вспышек — отсветы костра на металле.

Пашка почувствовал, что сейчас побежит. Ему показалось, что он стоит один на ледяном ветру — как там, на склоне… Сил стоять и ждать не было, бежать, бросив бесполезный металл — казалось правильным, единственным спасением.

— Дагор, Кардолан, дагор, дагор! — раздался позади рык, в котором почти нельзя было узнать голос Эйнора. — Подходите, твари!

Локоть Гарава ткнулся во что–то твёрдое.

Это был щит Фередира. Сбоку. Рядом.

В прорези шлема сверкали зубы — Фередир смеялся.

Наваждение распалось, хотя страх и не ушёл — но это был знакомый страх, и Гарав знал: он всегда до драки, потом — исчезает.

Надо просто представить, что это ролёвка. Просто ролёвка.

— Хх–у!

Удар небольшого круглого щита в щит Гарава был так силён, что мальчишка качнулся на поспешно отставленную назад ногу. Что–то больно ударило по левой ноге над коленом, шаркнуло по кольчуге.

Визг.

Вонь.

Тараторящий высокий голос.

— Аххх… су–ка… — Гарав ударил кулаком с зажатой рукоятью меча между жёлтых, светящихся бешенством круглых глаз — они были совсем близко.

— Йииии!!! — высокий голос сорвался на вопль. Гарав отбросил орка щитом:

— Пошшшшш… тварррь!

Крух, дранг! Меч и ятяган столкнулись крест–накрест дважды, вышибая яркие

искры перед лицами другого орка и человеческого мальчишки. Гарав ощутил — не увидел, а ощутил слева опасное движение, выставил туда щит, принял удар другого ятагана на него, ещё дважды отбил первый ятаган мечом, отбросил второго нападавшего щитом и его ребром ударил первого по шее сбоку. Орк взвизгнул, уронил щит и прыгнул в темноту. Второй попятился — и Гарав, не удерживая удара, полоснул его мечом по голове.

— Храааа… йакккх…

— Уйдёт! — рычание за спиной. Справа выскочил Фередир, натягивая тетиву — и когда успел снарядить?! — своего длинного лука. Скрррр — услышал Гарав голос лука… твванггг!

Убегавшее чёрное пятно исчезло, как растаяло.

— Что, всё, что ли? — Гарав не узнал своего голоса — взвинченного, тонкого.

— Всё, — Эйнор повернулся к нему — с длинного меча рыцаря тягуче падали чёрные струйки. — Теперь понял, почему мы доспехов не снимали? Ну да орки как у тебя в песне — один к пяти привыкли воевать. А нас, сам видишь, трое на десятерых получилось. Не тот расклад.

Гарав увидел, что вокруг валяются с десяток чёрных тел. Два или три ещё корчились, и кто–то тонко пищал, как придавленная крыса.

— Трое мои, — сообщил Фередир. — Двое мечом, одного стрелой.

— А я только одного, — сказал Гарав. — Кажется.

— А я в первом бою ни одного не убил, только чуть голову своему коню не оттяпал, — вспомнил Эйнор.

— Не одного, — Фередир тем временем нагнулся над лежащим чуть дальше убитого Гаравом ещё одним орком. — Это тоже твой. Чем ты его так?

— Мечом… рукояткой, — мальчишка посмотрел на меч и увидел, что крестовина испачкана кровью и какой–то слизью. — А… куда я его?

— В глаз, в левый. Наповал. А этому башку вместе со шлемом разрубил.

— Тупой удар, — осуждающе сказал Эйнор. — Клинок наверняка защербился… Так. Тут должны быть двое живых.

Фередир быстро поджёг в костре факел, посветил вокруг. Гарав замер.

Впервые в жизни он увидел то, что бывает после рукопашной. И поразился — не испугался, а именно поразился тому, что увидел. Орки лежали в лужах чёрной крови и выглядели в общем–то не страшнее забитых свиней или телят. И дело было совсем не в этом…

…Удары Эйнора различались сразу. Они были точные и аккуратные, как будто их наносил не человек. Один орк был разрублен от левого плеча до правого бедра — вместе с кожаным доспехом, усиленным металлической сеткой — не прорублен, а именно разрублен, на две части. У другого — в прочном доспехе — была отсечена голова вместе с латным воротником. У третьего — снизу вверх, от паха до горла — вскрыто тело, как у препарированной лягушки. Ещё двое с хрипами корчились, и Гарав изумлённо сообразил, что Эйнор бил их плашмя — это что же, рыцарь в бою ухитрялся думать о пленных?

Подошёл Фередир — он ходил за стрелой. Ухмыльнулся:

— Точно в затылок попал… Какого надо брать?

Гарав закинул за спину щит, стащил шлем и понял, что забыл поднять защитную стрелку. Да уж…

— Почисть мечи, — приказал Эйнор, передавая Гараву Бар. Фередир тоже подал свой. — Как следует, у них очень едкая кровь… Этого.

Гарав отошёл к огню. За спиной жутко завизжал орк — и тут же заткнулся. А через полминуты, когда Гарав только–только взялся за чистку, к костру вышли Фередир — он нёс оба щита и оба шлема — свои и Эйнора — и сам Эйнор. Он тащил за шиворот и за вывернутую левую руку стонущего орка — ноги у того были связаны, правая рука болталась,явно перебитая и видимо, даже раздробленная.

Эйнор швырнул орка к огню, и тот сел, как–то по–животному подтянув под себя

ноги. Губы орка тряслись, он часто сглатывал, по щекам из часто мигающих круглых глаз тянулись две дорожки слёз. От него отвратительно разило — Гарав теперь сам удивлялся, как не обнаружил врагов по запаху. Даже куски кольчуги, тут и там нашитые на кожаную куртку, выглядели как–то жалко, словно орка ошкурили заживо.

Но нет. Как раз жалости Гарав и не ощущал. Он ещё раз заглянул в себя. Нет, не было жалости. Да, орк выглядел жалко. Но пять минут назад, когда они вдесятером бросились на троих — будучи уверенными, что их не заметили — он, жалкий, сейчас, вполне готов был резать и убивать без раздумий.

— Дай шило, — сказал Эйнор. Гарав покопался в сумке, перебросил рыцарю шило. Тот аккуратно пристроил его у огня — тонким гранёным наконечником в пламя. Орк посмотрел туда и стал вздрагивать. — Ты не сюда смотри, — сказал Эйнор — Гарав не сразу понял, что рыцарь говорит не с ним, а с орком. — Ты смотри на него, — кивок в сторону Гарава. — Этот парень был у вас в плену. Может, мне не возиться с тобой, а отдать тебя сразу ему?

Глаза орка метнулись к Гараву. Тот подыграл. Точнее — как подыграл? Не скалился, не угрожал… да нет, даже не изображал ничего. Просто ответил своим взглядом — и при виде глаз орка вспомнил свой плен. Очевидно, этого оказалось достаточно — орк заметался у огня и взвыл, опираясь на здоровую лапу и подтягивая связанные ноги.

— Нет, нет, не я! — закричал орк. Он кричал на вестроне, хотя и с грубым акцентом, явно ему не хватало слов. — Не я главный! Не я старший! Я не хотел напасть!

— Кто приказал напасть? — Эйнор перетёк на колено — ближе к орку.

— Старший! Вон лежит! — орка затряс головой в сторону обезглавленного. — Старший!

— Ему кто приказал? — настаивал Эйнор. Орк моргнул:

— Ни–кто–о… Мы с гор пришли, увидели огонь — напали за добычей.

Гарав уловил, что Эйнор облегчённо перевёл дыхание. И понял — почему. Значит, это просто мелкая банда, а не спланированное нападение.

— Здесь все? — Эйнор поворочал в огне шило. — Ваши все?

— Ты отпустишь меня, тарк? — голос орка стал умоляющим. — Я сразу уйду в горы. Я не буду тут больше. Старший виноват. Даже днём от солнца было не спрятаться, и совсем нет добычи.

— Здесь все? — Эйнор подён раскалённое уже докрасна шило к морде орка.

— Ааааа! Нет! Ещё пятеро в лагере! — орк замотал башкой. — Там! — он здоровой рукой затыкал в сторону.

— Далеко? — Эйнор приблизил шило ещё, сделал движение к глазу.

— Ааааа! Нет, нет, нет, рядом, близко, здесь! Совсем мало идти! — взвыл орк. — Там пленные! Пленные!!!

— Пленные? — Эйно опустил руку. — Какие пленные?!

Глава 16 -

в которой появляется Мэлет.

Пашка умел ходить бесшумно. И неплохо видел в темноте. Но сейчас ему казалось, что каждое металлическое сочленение, каждая деталь доспеха и оружия, которая только может лязгать и брякать, делает это — громко и с наслаждением.

Орка Эйнор убил. Взял за шею (орк пискнул и дёрнулся), тряхнул — и орк умер, только коротко щёлкнул переломившийся позвоночник. Но почему–то Гарава это не испугало и не удивило — он думал о пленных. Где–то рядом были люди — люди в лапах у этих тварей. Поэтому, когда Эйнор посмотрел на оруженосцев, явно выбирая, кого взять с собой, Гарав подался вперёд всем телом, только что не прижал к груди стиснутые кулаки. И Эйнор выдохнул коротко и кивнул:

— Гарав.

— Спасибо! — шёпотом выкрикнул мальчишка. Фередир недовольно загундел и в качестве основного довода привёл то, что он из лука выстрелит двадцать раз, пока Гарав один раз пальнёт из своего арбалета. Эйнор повёл в сторону Фередира пристальным взглядом, и оруженосец тут же осознал всю глубину своей неправоты и отправился к взбудораженным коням.

Гарав зарядил во взведённый арбалет срезень. Щит закинул за спину и всем своим видом показал, что он готов в одиночку очистить от орков все Мглистые горы. Эйнор, подойдя к нему (кстати, нуменорец был без шлема) определил на место наносье и показал кулак…

…И вот теперь они двигались по осыпи — с одного большого камня на другой. Эйнор был похож на перепархивающую большую жуткую птицу. А Гарав морщился вский раз, когда подковки на сапогах цокали о камень. Кроме того, он начал уставать — помогала только беспощадная ругань в свой адрес. И ещё — вдруг вспомнившиеся строки…Уж коли выбрал поле — так на нём и стой,И не меняйся в цвете, коль билетик пустой -Пусть меняет место, кто идёт за тобой!О том, что лучше задохнуться, чем вдыхать этот дым,О том, что лучше быть коричневым, чем голубым -Пой, моя упрямая религия, пой!Под глубоким морем, под высокой горой -Рой, моя подземная религия, рой!Это значит — небо близко, если пальцы в крови!Жиденькие корни «разрешённых надежд» -Режь, моя булатная религия, режь!Рви, моя звериная религия, рви!

Стихи О.Медведева.

Туннасу было в тысячу раз хуже. Он умирал. Знал это. И всё–таки он много часов шёл сам. А я — я сам напросился. Значит, надо идти, прыгать, ползти за чёрным плащом впереди…

Потом Эйнор растаял. И Гарав даже не сразу сообразил, что это такое — но всё–таки понял вовремя и лёг тоже. И пополз, держа арбалет «на ремень» за пристёгнутую снизу «козью ножку».

Рука Эйнора легла на плечо и подтащила оруженосца к образованной двумя камнями естественной бойнице — она пряталась в тени. У Эйнора было мокрое от пота лицо и он улыбался — безжалостно и ярко. Кивнул вперёд и вниз.

До орков оставалось шагов пятьдесят — вниз по склону. А дальше кончались холмы — и Гарав мельком понял: Северное нагорье тоже кончилось, а значит — они уже в Ангмаре. Но это была промелькнувшая мысль — не больше.

Внизу горел костёр. Около него — рядом с двумя конскими тушами — сидели полукругом четверо орков. Жарили мясо и переговаривались, поглядывая по сторонам.

Эйнор снова тронул Гарава за плечо. И указал другой рукой в сторону по скалам.

Секунду–другую мальчишка ничего не видел. Но потом различил голову и плечи часового–орка среди камней. Эйнор показал на арбалет.

Гарав кивнул. А Эйнор указал на костёр и провёл пальцем по воздуху дальше. Там, за гранью светового круга, явно лежали два человека.

— Я застрелю часового, — еле слышно зашептал Гарав в ухо рыцарю. — Не промахнусь. А потом?

— Бегом вниз и с ходу рубим этих, — зашептал в ответ Эйнор. — Иначе они убьют пленных. Не промахнись в часового — а то потом не найдём эту крысу в скалах.

Гарав кивнул. Устроил арбалет удобнее. И понял, что ничего не ощущает.

Расстояние маленькое, арбалет мощный, отдачи у него нет. Целиться надо в точку.

Гарав удобней приложился. Расслабился, поводил пальцем по кованой удобной скобе спуска.

«Сссссакк!» — сказал арбалет.

Гарав знал, что попал. Он даже смотреть в ту сторону не стал — вскочил на ноги, перекидывая в левую руку щит, а правой — уже на бегу — выхватывая меч.

Орки потеряли две секунды и десять шагов. Прежде чем поняли, что происходит — и повскакали. Потом — ещё секунду и пять шагов на то, чтобы вскочить. И ещё две — и десять шагов — чтобы расхватать оружие.

Остальное время у них почти целиком ушло на то, чтобы решить, кому первому бросаться на мчащихся врагов.

Гарав увидел, как Эйнор буквально смёл — подбросил в воздух плечом и опрокинул на камни — первого попавшегося на дороге орка и зарубил второго. А перед Гаравом оказалась спина — спина орка, который, визжа, бросился к пленным.

В эту спину Гарав, понимая, что не успевает, пустил меч — как дротик. Орк полетел наземь — прямо около связанных людей. Он был убит наповал — меч попал точно под левую лопатку, пробив кожаную куртку. Эйнор тем временем — Гарав этого не видел — снёс последнему орку голову и раздавил ногой горло и позвоночник тому, которого сбил с ног в начале атаки.

— Пленные живы? — спросил рыцарь, обтирая меч об орочьи лохмотья.

— Я сейчас… — Гарав потянул из убитого орка свой меч. Он ожидал, что будет противно — но испытал только досаду, что приходится прилагать усилия, клинок завяз. По примеру рыцаря быстро вытерев его, мальчишка убрал меч в ножны и, на ходу отстёгивая наносье, поспешил к неподвижно лежащим на земле людям.

Орки скрутили и избили пленных, и теперь они были без сознания, это хорошо различалось даже в неверном свете костра. А вот то, что это не люди, а эльфы — Гарав понял не сразу, только когда нагнулся ниже.

— Эйнор, это эльф… — позвал он рыцаря и подавился.