Чтение 6–й страницы книги ~Баронесса Изнанки~

— Простите, господин обер-егерь, — вежливо начал я. — За годы язык Долины в Верхнем мире изменился. Боюсь, что я не совсем верно уловил вашу мысль.

— Ты все верно уловил, парень, — Брудо достал цайтмессер, покрутил настройки. Его пейсы и косицы взад-вперед швыряло по ветру, глаза слезились от песка, неведомо как залетавшего наверх. — Полагаю, каждую из бащен сверху стерегли горгульи. Их можно оживить. Зачем, кого они стерегли, я не знаю, и не спрашивай. Но оживить можно, надотолько знать формулу Обращения.

— Оживить каменные статуи? — на всякий случай уточнил я.

— А что тут такого особенного? Ах, духи холма! Еще на шесть минут сдвинулось.

— Мы, фэйри, общаемся с живыми, — ответил я. — Говорим с Маленькими народцами, тянем деревья, тянем травы, поем песни ветров, песни змей, но оживлять скульптуры... Видел такое только в кино.

— Что такое кино? — спросил егерь.

— Это... гм... как бы вам рассказать?

— Тихо! Смотри... — Обер-егерь поднял свой фонарь и спустился на несколько ступеней вниз.

Я сразу заметил то, что скрывалось в густой тени, когда мы поднимались и смотрели на небо снизу. Два зеркала, точнее — две отполированные серебряные чаши, вмурованные в кладку на высоте примерно в девять футов, одно напротив другого. Зеркала находились над последним лестничным поворотом, но явно не для того, чтобы кто-то мог дотянуться и поправить прическу. Блестящий таз тускло отразил свет, когда я поднес к нему копье с фонариком.

— Осторожней! — неожиданно всполошился Брудо.

— Эй... ой... эй... — откликнулся хоровод ступеней.

— Что такое? — Мне показалось, что размытое пятно из одной полированной чаши с запозданием отразилось в другой. Пучок света слишком долго плыл от стены к стене. Зеркала находились высоко от пола, почти у самого свода потолка, поэтому я не мог в них заглянуть. Интуиция мне подсказывала, что, заглянув в этот мутный диск, можно встретить не только искаженные черты собственной физиономии, но и...

Я так и не додумал про непонятные зеркала, потому что снизу внезапно прилетел ветерок. Слабый, почти незаметный сквозняк коснулся щиколоток и замер, растворился в студеной тишине башни.

Как будто где-то открылась дверь.

Брудо поджал губы и сурово поглядел на меня, а я в тот момент, наверняка, выглядел не лучшим образом.

Несколько секунд мы прислушивались к пыльной мгле, но снизу не доносилось ни звука. Если бы я пожелал, то услышал бы сердца наших товарищей, и тетушки, и Марии, и даже коней, но отключаться от действительности в замкнутой тесноте башни не хотелось.

Что-то там изменилось внизу. Оказалось, мы с Брудо подумали об одном и том же.

— Это рычаг, — очень тихо сказал обер-егерь. — Я предупреждал, что надо добраться до самого верха. Теперь спускаемся крайне осторожно. Впереди держи кролика.

Сто шестьдесят две ступени вверх. Мы вернулись на восемьдесят пять вниз, но ничего страшного с нами не произошло.

— Неужели башни выстроены для красоты? — осмелел я.

— Неужели вы, фэйри, не сохранили у себя, в Измененном мире, преданий о Спинделстонском замке? — в тон мне переспросил Брудо.

Я сделал вид, что не замечаю язвительной иронии в его речи. — Об этом замке никто не может рассказать внятно, — продолжал обер-егерь, поводя из стороны в сторону коптящим факелом. — Даже толком неизвестно, один он, или их выстроено несколько. Некоторые письменные источники указывают на причастность Капитула фоморов, другие намекают на друидов. Однако те друиды, которых довелось встречать моему деду, глубокочтимому Крольде, ничего не строят. Друиды вообще ничего не строят сами, они приказывают или покупают строителей, когда им необходимо обновить их Змеиные храмы в Священных рощах.

— Так Змеиные храмы существуют? — не выдержал я. — Хранительница нашего септа говорит, что в Британии от них не осталось даже камней.

Обер-егерь обшарил тупик на очередной промежуточной площадке и продолжил неторопливый спуск.

Мне показалось, что он боялся замаскированного люка, но мы шли по собственным следам, оставленным в глубокой пыли. Кое-где на облезлых стенах поверх кирпича сохранился слой краски. Угадывались очертания людей и животных, снова и снова повторялся мотив погребения воинов со свиньями. Мы прошли вниз девяносто девять ступеней.

Внезапно мне снова, как и раньше, почудилось движение под землей. Где-то неизмеримо глубоко.

Шомпол в стволе ружья.

Крот, трамбующий стены норы.

— Друиды спустились в Изнанку на тысячи лет раньше отрядных, — после долгого молчания продолжил Брудо. — Они не отчитываются, что и как строили, они неохотно общаются со Свободными королевствами Логриса, но никому не мешают жить. Кое-где болтают о том, что друиды умеют распускать Узлы слияния и даже поворачивать быстрые потоки времени, но никто не может выступить свидетелем. Другие болтают, что первые цайтмессеры придумали вовсе не германские кобольды, а те же жрецы Змеиных храмов, задолго до того, как был построен Хрустальный мост. И задолго до того, как кобольды пробили свои первые тоннели к подземным городам.

Мне показалось, что мы спускаемся слишком долго, но вначале я не придал этому значения. Правильнее сказать — я заслушался и не сразу обратил внимание на новые странности. После очередной прямоугольной площадки лестница свернула не влево, а вправо. Как назло, здесь на ровном граните не было пыли, наши следы не читались.

Брудо заметил раньше меня и замер с поднятой ногой. Сова, доселе мирно дремавшая у него на плече, захлопала крыльями и попыталась взлететь. Подняться в воздух ей не позволила кожаная петля на лапке.

— Ваша глубокочтимость...

— Тсс... — Брудо погрозил мне пальцем. Его правая ладонь уже сжимала рукоять кинжала.

Брудо отвернулся от поворачивающего вправо и вниз прохода и крадучись отправился к глухой стене напротив. Я последовал за ним и уже спустя мгновение отгадал загадку.

Глухая кирпичная стена перед нами не существовала. Это был всего лишь искусный фантом, загораживающий путь к истинной лестнице вниз. Идеально выполненная, поросшая плесенью, потрескавшаяся кладка.

Брудо сделал шаг, размотал шнурок, удерживавший сову. Башня наполнилась шелестящим эхом, птица взлетела по команде и легко преодолела призрачную преграду. Обер-егерь подождал, затем втянул свою помощницу назад, попробовал стену кинжалом. Сердечная мышца долбила у меня в барабанных перепонках громче десятка барабанщиков.

— Там лестница, — мне очень хотелось помочь егерю. — Я чую, там нет опасности, только лестница вниз.

Мы шагнули сквозь стену одновременно. Почти сразу увидели далеко внизу слабое свечение и услышали, как возница магистра кормит лошадей овсом. Это был верный путь, и через каких-то три минуты он вывел бы «нас обратно, к подножию башни.

Вместо того чтобы спускаться вниз, не сговариваясь, мы вместе вернулись обратно, к появившейся ниоткуда новой лестнице. Призрачная стена бесшумно захлопнулась, Я подумал, что в Верхнем мире встречал подобное только в фантастических фильмах.

— Все ясно, — Брудо подергал себя за бородку. Отрядный выглядел крайне возбужденным, буквально не мог устоять на месте. Мне припомнились разговоры о сокровищах, забытых в омутах времени. — Это ты, Бернар, открыл путь.

— Мы спустимся, или позовем остальных? — Я пытался разглядеть пазы или нишу, куда провалилась толстая кирпичная стенка, но перед нами был абсолютно ровный проход игладкие косяки. Никаких петель, крюков или шестеренок. Винтовая лестница, гораздо более крутая, чем «парадная», по которой мы поднимались вверх. Я закрыл глаза и принюхался. Из проема едва уловимо пахло рассохшимся деревом, тлением и потухшим костром.

— Внизу — жилые помещения? Давайте спустимся! — предложил я, даже не заметив, что слово «помещения» употребил на новоанглийский лад, совсем не так, как произносят его коренные жители Изнанки. Все-таки, в Верхнем мире от контактов с обычными испортился даже тысячелетний язык Долины, Брудо слегка поморщился, но не стал препираться.

Пятьюдесятью ступенями ниже мы очутились перед самой обыкновенной двустворчатой дверью из черного, когда-то прочного дерева, обшитого бронзовыми пластинами. За дверью имелось все, что нужно путешественникам после долгих мытарств. Стол, мощные табуреты, огромный очаг с вертелом, на котором можно было зажарить целого теленка, ложа из соломы, покрытые шкурами. Правда, шкуры расползались при первом прикосновении, насекомые потрудились на славу. Солома пересохла, превратилась в труху, зато в нише возле очага обнаружился изрядный запас дров, которых нам могло бы хватить на неделю. В дальнем углу в углублении лежала массивная металлическая крышка, похожая на крышку уличного канализационного люка, только раза в четыре крупнее. Толщина металла достигала двух дюймов. К середине и краю крышки крепились толстые цепи, а в нише мы увидели громадный, рыжий от ржавчины ворот. Брудо передал мне пику и факел, взялся двумя руками за ручку и потянул. Он дернул чересчур сильно и едва не упал, потому что ворот неожиданно легко начал вращаться. Цепи с лязгом натянулись, крышка охнула, загудела в самой нижней басовой октаве и медленно начала подниматься.

Это был колодец, но очень странный колодец. Внутри его отполированных стен много лет не плескалась вода, хотя когда-то она подступала совсем близко, об этом свидетельствовали разводы на стенках. А еще, в десяти футах под нами жерло колодца перегораживала крепкая решетка. Под этой решеткой, вдали, виднелась следующая, такая же крепкая. Впрочем, решетки не были цельными, в каждой сбоку оставалось узкое отверстие, вполне достаточное для одного человека, а в плотно пригнанных плитах торчали железные перекладины. По всей видимости, находились безумцы, которые туда спускались. Я оглянулся на крышку, которую не смогли бы приподнять и десять челозек, затем представил себе рептилию, или рыбу, против которой поставлены эти преграды. Мы кинули вниз кусочек горящей пакли, он порхал, спускаясь все ниже, но погас, так и не добравшись до дна. Я закрыл глаза, положил ладони на край колодца и утянул в себя воздух.

Ноль. Сухая, застывшая за века кладка. Осыпающаяся ржавчина ступеней. Мне показалось, что колодец не уходит вертикально вниз, а на большой глубине меняет направление, плавно изгибается, подобно каменному хоботу.

— Это и есть колодец Червя, которого так все боятся? — шепотом спросил я.

— Нет, нет, не может быть, — категорично заявил Брудо. — По описаниям в трактате Грильго Веселого, а равно в свитках Иствикских ведьм, колодец Червя выглядит иначе. Он находился под главным жертзенником, куда запускали обреченных. Их сбрасывали в подземное озеро, а на поверхность черви не поднимались. Грильго Веселый записывалсо слов знахарей Капитула, предкам которых случилось в незапамятные времена участвовать в церемонии. Знахари описывали подводных драконов как неповоротливых тварей, слишком тяжелых и не способных жить на суше. Бернар, ты разве чуешь внизу воду?

— Нет, воду не чую.

«А для чего здесь крышка и решетки?» — подумал я, но вслух ничего не сказал.

Обер-егерь быстро обежал углы, с потоками времени здесь наблюдался полный порядок. За углом, незамеченная нами в темноте, имелась еще одна дверь, а за ней — нечто вроде ванной комнаты, здоровенный каменный резервуар с печью внизу и каналами для спуска грязной воды. До потолка не доставала даже пика; на высоте двадцати футов виднелась поперечина из двух огромных грубо тесаных бревен, с нее на цепях свисали светильники необычной формы, скорее похожие на перевернутые прозрачные графины. Я так и не понял, на чем основывалось их действие, но помещение освещали явно не маслом.

В жирной золе очага белели кости. Брудо нашел еще одну дверь, больше похожую на узкую щель. За ней начиналась очередная лестница вниз, с очень крутыми ступенями. Брудо спустился всего на девять ступеней, когда лестница сделала резкий поворот, а факел потух, словно от недостатка кислорода. Обер-егерю пришлось возвращаться в темноте. Тем временем я обследовал неровный пол. После ледяных гранитных ступеней ногам стало подозрительно мягко и вольготно. Выяснилось, что строители замка выстелили полы толстыми досками, удивительно точно, стык в стык подогнали их и ошкурили сверху, так что можно было без опасений ходить босиком.

Когда-то, лет пятьсот назад, здесь, наверное, и ходили босиком. Но с тех пор твердое черное покрытие поддалось жукам-древоточцам, и от удара кулаком превращалось в кашу.

— Возвращаемся за ранеными, — принял решение Брудо, заглянув в окуляры своего цайтмессера. — Здесь можно помыться и переждать ночь. Надо поскорее развести огонь иподжарить мясо, этот могильный холод высасывает жизнь.

До сих пор не пойму, какая муха меня укусила. Может быть, мне захотелось первому принести весть о кашей удачной находке. Может быть, меня околдовала мысль о предстоящей трапезе и вспомнились подкопченные, божественно пахнувшие окорока, которые мы везли в кладовке кареты. Или я мечтал увидеть изумление на лицах кровников, когда я «провалюсь» сквозь стену.

— Давайте разделимся, — брякнул я. — Я могу сбегать, позвать остальных, а вы пока займетесь очагом. Или наоборот, я готов развести огонь.

Брудо помедлил. Что-то в моей, достаточно разумной идее ему пришлось не по душе. Наверное, обер-егерь обещал магистру Уг нэн Наату, что мы ни при каких условиях не будем разделяться. В воронках медленного времени нельзя бродить поодиночке, ведь никто не знает, как поведут себя Узлы слияния. Пока мы совершали восхождение по лестнице, Брудо поведал мне о случаях, когда в воронках люди пропадали перед самым раскрытием Узла. Все радовались, что вот-вот вернутся в привычное время, теряли бдительность, кто-то забывался, отходил в сторону от центра, где ожидался разрыв, и — бац! — нет человека.

— Хорошо, — неохотно кивнул егерь. — Беги за ними, только, прошу тебя, не подходи больше к зеркалам!

И я побежал. Возле кареты уже столпились отрядные, магистр и дядя Саня. Саня держал Анку за руку, мне даже стало капельку обидно, что она ко мне совсем не тянется, не подходит, как раньше, и не спрашивает, как дела. Мне жутко хотелось ей первой рассказать, как я обнаружил тайный рычаг, открывающий вход в «гостиницу», но Аня слушала только Саню, а на меня совсем не обращала внимания. В глубине души я и тогда, и раньше понимал, что она права, что не она отдаляется от меня по собственной прихоти, а я отталкиваю ее.

Но понимать ситуацию и пытаться ее изменять — это не совсем одно и то же. Мне очень не хватало папы и мамы, мне очень не хватало мудрых советов дядюшки Эвальда. Благодарение духам, он был жив, но неровное биение его потрепанного сердца могло прерваться в любую минуту. За время пути дядюшка пару раз приходил в сознание, но тетя Берта не разрешала его тревожить. Одним словом, некому было подсказать глупому Бернару Луазье, что мир не разделен только на черное и белое, а иногда встречаются вкрапления иной цветовой гаммы. Я подозревал всех и каждого в коварных планах, но не умел читать мысли своих попутчиков, как это делали колдуны отрядных.

— Мы нашли саркофаги, — докладывал русский кровник. — Настоящие саркофаги, а не картинки. Те, кто все это построил, они действительно хоронили своих вождей со свиньями. Но дело здесь не в сексе и не в пище для покойника. Там дальше, если идти вдоль стены, условно говоря, к южной башне, целая серия барельефов, связанных с кабанами и свинками. Они провожали людей в загробный мир.

— Свиньи? — округлила глаза Мария. — Странно, что не кошки.

— Я тоже подумал, верь-не-верь, — Саня подергал себя за бороду. — Кошки, змеи, собаки, вороны — это привычно. А там саркофаги, крышки не сдвинуть, по тонне весят, но сверху те же картинки с надписями. И везде свинья. Она, как сказать, провожатый.

— Значит, мы на кладбище?

— Мы не на кладбище, — из мрака выступила громадная фигура магистра. — Кто-то назвал этот замок капищем. Такого слова нет в языке Долины, но смысл понятен. Друиды построили замок, но вначале вырыли колодец до уровня подземных озер. Через этот колодец они прикармливали.

— Бернар, где наш славный Брудо? — не слишком учтиво перебила фомора тетушка Берта. Она стояла на верхней ступеньке кареты и тревожно вглядывалась в темноту.

Все тут же разом умолкли и уставились на меня, точно впервые увидели. Я начал докладывать о нашей находке, уже не чувствуя той энергии, с которой спешил вниз. Не успел я закончить, как Его строгость протопал мимо меня к лестнице, за ним понеслись младшие егеря.

— Вы не должны были расставаться, — строго произнес магистр, размашисто поднимаясь по ступеням. Саня и отрядные едва поспевали за ним, я бежал вприпрыжку, через три ступеньки.

— Но мы хотели как лучше!

— Вы не должны были расставаться, — осадил меня Уг нэн Наат, — Славный обер-егерь Брудо известен мне многими замечательными деяниями, он рассудителен и осторожен, но не все знает о коварной природе таких мест.

Мы пересекли прозрачную стену, гурьбой скатились по тайной лестнице и остановились у входа в ярко освещенный зал. В очаге пылал огонь, сухие дрова уютно потрескивали, дым с гудением втягивался в дырку в потолке. На дубовом столе стоял цайтмессер, лежали ножны, колчан с арбалетными стрелами и подсумок. Сам обер-егерь не показывался.

— Ваша глубокочтимость? — позвал я, уже чувствуя, что Брудо в зале нет. Не оказалось его и в смежном помещении. Дрова весело полыхали, в зале становилось все уютнее и теплее. Младшие егеря бросились ворошить солому, заглянули в колодец, под ванну. Я стоял, как столб, чувствуя на себе укоризненный взгляд фомора.

— Брудо, ты где?! — оглушительно рявкнул Уг нэн Наат.

— Де... де... де... — насмешливо отозвалась башня.

И тут нас позвал дядя Саня. Он спустился по той самой, узкой, неудобной лесенке, на которой потух факел егеря. Но наш русский кровник нес электрический фонарик, который светил даже под водой. Он выбрался наружу с мертвой совой на руках.

— Где Брудо? Где? — младшие егеря теребили Саню, опасливо поглядывая на неслыханное диво — электрический фонарь.

— Верь-не-верь, его там нет, — Саня поежился, несколько раз встряхнул головой. — Там вообще ничего нет, лестница упирается в скалу. Вот, птаху поднял. Вроде бы, его птаха.

— Нет ли там внизу зеркал? — вдруг спросил фомор.

— Эээ... Зеркал? Что-то похожее на тазик приклеено к стене, но на зеркало никак не тянет.

У меня внизу живота словно прорвался мешок со льдом. Фомор шумно втянул плоскими ноздрями воздух.

— Вы не светили на это... на этот тазик? Вы не направляли на него прямой свет? Отвечайте же!

— Никуда я не направлял, — Саня держался за живот. — Там какой-то газ, чем ниже спускаешься — тем выше концентрация. Безвкусный, но... О, черт!

Кровник едва успел отвернуться, как его вырвало.

— Я предупреждал, что в замке надо держаться вместе, — в который раз, как бритвой, резанул меня по нервам магистр. — Теперь случилось то, что случилось. Это не тазики, а магические зеркала, их когда-то делали ваши кровники, фэйри Светлого двора. Девять веков назад Капитул фоморов приобрел в мастерских, расположенных под Кобальтовым холмом, три дюжины первоклассных зеркал. Еще мой прадед держал последние из них в руках.

— И что теперь? — осмелился я. — Мы уже светили в такое зеркало, и ничего с нами не случилось.

— Вы светили вместе! — проревел мне в лицо фомор. — Вы не расставались! Ты прошел ритуал Имени, но слеп и глух, раз не знаешь о магии Кобальтового холма. Твои предки лили зеркала специально под заказ. Каждое из них обладало своим набором качеств, но неизменным было одно — зеркало проявляло истинную магическую природу лишь один на один с разумным существом. Вместе с Брудо вы могли открыть пару Запечатанных дверей, но он забыл, что отпустил тебя, — магистр скрипнул зубами, и стало вдруг заметно, что он далеко не молод. — Ты не виноват, юноша. Однако славного Брудо нет с нами. Баньши спели ему поминальную песню.

Я хотел возразить, но вовремя прикусил язык. Куда бы ни провалился обер-егерь Его светлости лэндлорда Вредо, назад ему дороги не было.

Ведь баньши хорошо знают свое дело.

Железные ступени

Дядю Эвальда и раненого милорда Фрестакиллоуокера перенесли на носилках в башню, уложили поближе к огню. Затем Его ученость велел мне идти с младшими егерями к прудам за водой и напоить лошадей. Карету подогнали под самое основание лестницы, ведущей в башню, лошадей напоили и накормили, но не распрягали. Мы выбрались наружу по гудящему железному мосту и набрали полные ведра воды из пруда. Это только издалека казалось, что вода в пруде грязная. Может быть, для Изнанки она не была эталоном чистоты, но в Верхнем мире такой божественный вкус я встречал только в лесных источниках. Мы сделали четыре ходки, залили полный чан, снизу разожгли огонь, а после все поочередно вымылись.

Потом мы разогрели мясо и жадно ели. Я и не представлял, что могу так проголодаться. Наверное, я сожрал в три раза больше, чем обычно, и все равно пришлось сверлить дополнительную дырку в поясном ремне. Свидание с болотными котами стоило мне фунтов пяти веса.

Кушали молча, я стеснялся поднять глаза, хотя никто меня не обвинял. Брудо был в тысячу раз опытнее и в три раза старше меня, если считать мерками Верхнего мира. Он сам полез в щель и сам посветил на зеркало, забыв предостережения Его учености. Тетя Берта, Саня и даже Анка утешали меня, даже милорд королевский поверенный выразил участие, но я все равно знал, что Брудо исчез по моей вине. Язык не поворачивался произнести «погиб», я втайне продолжал себя убеждать, что славного обер-егеря простозашвырнуло через зеркало в другое время и место, и он почти наверняка выпутается.

Но баньши зря не поют. Мы понесли первую тяжелую утрату. Обер-егерь лучше всех знал дороги и повадки демонов на территории королевства отрядных. Именно он встречал нас на Пыльной тропе, бесплатно разместил и накормил в таверне. Он вывернул тайные стремления каждого из нас и показал нам, кто чего стоит.

Теперь нам предстояло выбираться из воронки без него. Уг нэн Наат пробурчал, что если в нужной точке времени мы не окажемся все вместе, то следующий Узел слияния может раскрыться только через пару недель. Или через пару месяцев. И совершенно непонятно, чем питаться на голых торфяных болотах, среди котов и ворон.

Я грыз кость и приглядывался к тяжелой крышке колодца. Какая-то зудящая мысль, похожая на рассерженного овода, не давала мне покоя. Итак, Брудо спустился на дюжину ступенек и угодил в тупик. В тупике ему встретились два серебряных зеркала, отлитых колдунами Светлого двора. Два зеркала и больше ничего. Голый кирпичный тупик, к тому же заполненный вредным газом. На что это похоже?

Бейте меня, смейтесь надо мной сколько влезет, но это убийственно похоже на порталы нуль-транспортировки, которые показывали в сериале «Врата». А еще их вовсю мусолят в компьютерных игрушках, которыми мои русские сверстники забавлялись в Саянах. Герой бродит по лабиринтам, палит из пушки, а иногда ему везет наступить на секретную панель. Наступил — и ррраз! — очутился совсем в другом месте, перенесся в склад с оружием, или еще куда.

Или еще куда... Я повнимательнее пригляделся к крышке сухого колодца. Никакие черви или динозавры по нему не лазили, уж я бы почуял запах подобной твари за километр! Мне не давали покоя железные ступеньки, уводившие вниз.

Фомор и его маленький приятель пикси разложили на дубовом столе карты. Такую грубую серую бумагу я встречал только на музейных стендах. На одном листе, размером с дверной постер, были нанесены таблицы, чем-то напомнившие мне логарифмическую линейку. Ее устройство мне, помнится, объясняли в школе, но для чего она нужна, когда есть карманные калькуляторы, я так и не понял. Вторая карта больше походила на изображение земной поверхности. А в третьем листе, ветхом и порванном в нескольких местах, имелись специальные прорези для того, чтобы приложить к таблице и произвести расчеты. Пикси и фомор ковырялись минут пять, записывая что-то гусиными перьями, переворачивали песочные часы и засекали одновременно бег стрелок на своих цайтмессерах. Возможно, они копались бы и дальше, если бы тетя Берта не позвала их помочь с перевязкой. Раны дядюшки Эвальда затягивались, практически не кровоточили, но ослаб старик невероятно. Его исхудавшие плечи тонули в рубахе, которая еще вчера приходилась ему впору. Я видел, что Анка еле сдерживает слезы. Она уселась рядышком со стариком, гладила его руку и слушала его тихий шепот. Если бы я захотел, я легко бы подслушал, о чем они говорят. Но я не стал подслушивать.

Я снова рассуждал сам с собой насчет сухого колодца, перекрытого решетками. Что, если славный обер-егерь посветил на зеркала и провалился на дно сухого колодца? Что, если его скоростным лифтом перебросило в толщу скалы, а там у него потух факел, или бедняга лежит, наглотавшись ядовитого газа?

Дядюшка Эвальд не просто старел, он продолжал потихоньку уменьшаться, таял, как свечной огарок. И, по словам тети Берты, даже у местных знатоков не было надежного средства остановить процесс. Дядюшка добровольно подставил спину Большеухому, чтобы остальные гарантированно прошли в Пограничье. Затем его, ослабленного, безошибочно выделил демон Отметины, и с той поры внутри кровника открылась маленькая, невидимая форточка, высасывающая его плоть в плоский мир демонов. Форточка не захлопнется, пока дядюшку не вытянет всего, так объяснил мне Ученнейший и Строжайший магистр. А нам оставалось ухаживать за Главой септа и наблюдать, как жизнь медленно покидает его.

— Бернар, парни, подойдите все, — позвала нас тетя Берта. — Он не может кричать.

— Спинделстонский замок, — дядя Эвальд, наконец, заговорил вслух. — Никогда в жизни не поверил бы, что попаду сюда.

Он произнес это почти радостно, а я невольно поежился. По-моему, ничего приятного в этом каменном мешке не было.

Дядюшка откашлялся и заговорил громче.

— Как вы знаете, легенды обычных и фэйри очень сильно отличаются друг от друга. Однако в данном случае различий почти нет. История одна из самых запутанных и восходит к временам, когда Логрисом безраздельно правили друиды. Впрочем, слово «править» для столь древнего и уважаемого народа жрецов не подходит. Они владели, они учили других, они распоряжались жизнью и смертью любого существа. В шотландских и ирландских поверьях упоминается о колодце Червя или о Черве Спинделстонского замка: его никто из ныне живущих не видел, не помнит, но описывают как плотоядное, кровожадное чудовище, якобы похожее на дракона. Обычные вечно привирают: можно подумать, кто-то из них видел дракона.

Дядюшка закашлялся, потом сердито спросил меня, почему я не перевожу для Анки и Марии. Я перевел, а он меня еще и поправил и только после этого продолжал рассказ. Естественно, я уже слышал эту историю от нашего кровника Питера Лотта, лучшего историка в фине, и никак не мог взять в толк, чего дядя Эвальд добивается и зачем он себя, на ночь глядя, мучает. Пока я размышлял, из «душевой», царапая шапкой потолок, пришел мокрый магистр Уг нэн Наат. Он присел на край лавки, и она жалобно скрипнула под весом великана. Ученнейший смежил веки, ссутулился, свесив руки до самого пола, и стал похож на добродушную спящую гориллу. Посланец народа пикси прилег на соседний соломенный тюфяк. Его бинты кровоточили, но я за него не боялся. Не так давно отважный пикси облазил башни замка с шестиканальным будильником, вычисляя временные вероятности. Это был его мир, а мы, пока что, оставались в нем гостями. То, что мне казалось чудесами и вселяло страх, для высокопоставленного горного пикси было обыденностью, скучной рутиной. Он был послан королем сопровождать нас и соблюдал в данном предприятии свои интересы. Как и суверен короля, магистр Уг нэн Наат, как и затерявшиеся где-то во времени славный пикт, барон Ке, как и горбоносый и бородатый посланец Абердина, пэр Ваалдахте.

Каждый из них преследовал свои интересы, но сказать по правде, их чаяния сводились к одному и тому же — как бы продлить жизнь? Они ухватились за нашу нечаянную экспедицию как за соломинку, надеясь заполучить в вогнутый мир Изнанки магических черепах, принадлежащих атлантам. У всех тут имелись кровные интересы, но за ужином у лэндлорда Вредо они посмели ткнуть меня, да и всех нас, носами в грязь! С их слов выходило, что только они такие замечательные и благородные, не скрывают друг от друга своих мыслей, не обнажают мечей, не допускают грубостей, а мы — свора лживых невежд, топчущих грязными сапожищами их порядки!

Я дал себе слово, что буду вежлив в Изнанке с каждой букашкой, тем более что здесь букашка может обернуться кем-то пострашнее волка. Я дал себе слово, что буду слушаться наших провожатых и сделаю все, чтобы стать здесь своим. Потому что лэндлорд был прав, и себе я не стеснялся признаться в этом.

Как и прежде, я хотел помочь Анке выручить ее брата, я хотел помочь Марии выручить ее дружков-атлантов, но Глава септа не для того пожертвовал своим здоровьем. Дядюшка Эвальд передал мне свое тайное имя, чтобы я достиг Священного холма.

И я сделаю это, я открою Добрым Соседям кладовые нашего народа. Даже если мне придется искать изнанку Священного холма всю оставшуюся жизнь! Беда только в том, что моя девушка этого не понимает.

— Этот замок, вы обратили внимание, как он построен? — спросил дядя Эвальд.

— Он построен из кусков, — прорычал, не открывая глаз, магистр. — Словно кто-то вырывал слои разных времен, перемешивал между собой и возводил эти стены. Я посещал подобные места трижды, они похожи. Нижние камни рассыпаются в прах, к подвалам лучше не подходить, первый этаж будет покрепче моего родового бруга, зато с башен сыплется труха. Спинделстонский замок болтается в одной из самых древних воронок времени. Это дурное место, но снаружи находиться еще опаснее.

— Кто его построил, Ваша ученость? — учтиво обратилась к фомору тетя Берта. — У нас, в Измененном мире, есть несколько версий.

— Во всяком случае, не мои кровники! — магистр хохотнул, как будто отпустил удачную шутку. Он, наконец, соизволил открыть до конца свои черные глубоко посаженные глазки, обвел всех нас взглядом и нервно потер щетину на физиономии. — Таких замков несколько, и строили их явно не для жилья.

— Вы полагаете, что деревню круитни нарочно перебросили в воронку, чтобы накормить червей?

— К сожалению, у меня нет других версий. В том куске времени, где этот замок еще цел и целы подземные озера, для червей вокруг нет пищи.

Вы так спокойно называете людей «пищей»? — встрепенулась тетушка.

— Я уверен, что все эти черви — не что иное, как сохранившиеся пресноводные динозавры, — рубанул ладонью воздух дядя Саня. — С питанием у них все в порядке было и под водой, но кто-то придумал прикармливать. На живца. Достаточно увидеть такую тварь вблизи, и можно навсегда поверить в могущество жрецов!

— Слыхала я о подобных трюках от своей бабки, — вступила в разговор Мария, когда я закончил переводить. — У вас тут действительно много интересного, я имею в виду Шотландию и острова. Лично я два раза встречала крупных, очень крупных, морских змей, то есть видела их из Тхола. Но не могу поручиться, что это были динозавры. Другие наездники из Коллегии якобы видели приличных земноводных в Африке, в Камбодже, преимущественно в болотах. Если бы лет четыреста назад уже изобрели фототехнику, Коллегия перевернула бы современные Академии наук.

— Так что там с твоей бабушкой, Маша? — кашлянул дядя Саня.

— Бабка крутила шашни с Генрихом Плантагенетом, в те времена носившим имя Анжуйский. Впрочем, это мало что вам скажет. Вероятно, вам станет интереснее, если я упомяну, что после смерти короля Генриха бабушка имела в любовниках его сыночка Ричарда, упомянутого в школьных учебниках под именем Львиное Сердце.

— Вот это да! — ахнул Саня.

— Да, бабуля умела выбирать мужчин, — со скромной гордостью заметила советница. — Но я не собираюсь сегодня вечером делиться семейными мослами. Если бы не вся эта история с колодцем, я бы и не вспомнила. Короче говоря. Все эти доблестные пзры и вассалы короля безостановочно грабили друг друга, а иногда объединялись, чтобы смотаться в Палестину. В промежутках они травили кабанов, жгли ведьм и резали иудеев, то есть проводили время достойно, как положено рыцарям и мужчинам. Однако, среди прочих увеселений известен и следующий эпизод. Пока королева Элеонора выкармливала маленького Иоанна, моя бабка сопровождала короля Генриха в увеселительной поездке. Или он ее сопровождал, смотря с какой стороны взглянуть на дело. Они ночевали на берегу озера, а местные крестьяне с кольями и сетями охотились на червя. Якобы, тварь окончательно обнаглела, утащила под воду очередную корову. Крестьяне его так и называли — червь, но бабушка описала зверя скорее похожим на зубастую рыбу с горбом. И еще. Якобы, горбатых рыб было непросто поймать, потому что в озере имелся глубокий омут. Тварей подманивали тухлым мясом на мелководье, окружали на лодках с сетями и рубили прямо в воде. Одна вырвалась и ушла в глубину, а вторую, помельче, забили до смерти дубинами и пиками, затем выволокли на берег и показали королю. Все. Больше рассказать нечего. Не исключаю, что бабка встретила гигантского сома или случайно заблудившуюся акулу.

— Пусть так, — неожиданно легко согласился фомор, прослушав перевод с современного английского. — Пусть так, но этот омут времени глубже описываемых вами событий на несколько тысяч лет. На десять тысяч лет.

— То есть замок заброшен, но черви живы и плавают где-то под нами? — распрямилась Хранительница традиций.

— Если мы угодили в воронку случайно, то достаточно переждать до рассвета. Стены крепкие, нам здесь никто не угрожает, — уклончиво ответил Уг нэн Наат. — Если же наши беды подстроили злые силы...

До меня неожиданно дошла простая истина, что громадный фомор боится. Два часа назад, расхаживая между титанических колонн в главном зале замка, он оживленно перекликался с обер-егерем и зеленоглазым пикси. Они втроем сверили показания своих непростых будильников и остались весьма довольны. Магистр тогда сказал нам, что быстрый временной поток уже почти наметился, утром они его окончательно изловят и наметят точку выхода. А теперь он чего-то боялся, но нам не говорил.

— Я вот тоже заметил, — сменил тему дядя Саня. — Не дом для жилья королей, а нелепая конструкция. Лестницы неудобны для ходьбы, окон нет, нигде ни воды, ни топлива. А еще повсюду эти изваяния. Мне кажется, они относятся к самым разным пластам культуры. Разный способ обработки камня, разная манера.

Я слушал кровников вполуха. Мысленно я уже спускался по трубе. Пусть они меня считают кем угодно, пусть проклинают или смеются, но я им покажу, что Бернар Луазье — человек чести. Этот волосатый фомор прямо заявил, что я еще сопляк и не имею права на тайное Имя.

— Манера обработки? — Глава нашего септа натужно рассмеялся. Я на расстоянии чувствовал, какой болью отдается в теле дядюшки каждое движение. — Только жрецы-друиды знали, как подобраться к монстрам, и именно они создали магическое учение «Мистерия Червя», с помощью которого вызывали своего приятеля из глубин ада. В некоторых легендах его называют Мхораг. По имени легендарного подземного озера. Возможно, потом чудовищ просто не удавалось загнать обратно? А вы знаете о том, что, по мнению многих исследователей старины, Мхораг проживал в шотландском озере Лох-Морар. Воды Лох-Морара из-за обилия торфа имеют характерный красноватый оттенок, и видимость в них не превышает тридцати сантиметров. Бернар, помнишь, мы читали книгу о таинственных случаях?

— Это где было про всякие светящиеся лучи, круги на полях и корабли пришельцев?

— Да, всякая ерунда, которой обычные любят щекотать свое воображение. Но в подобной литературе встречаются и крупицы здравого смысла. Касательно озера Лох-Морар ситуация неоднозначная. Местные жители считают это место проклятым и по сей день боятся появляться там в одиночку. В окрестностях озера продолжают бесследно пропадать люди. Неоднократно на берегу находили обезображенные трупы, изуродованные неизвестным существом.

— Значит, никаких глубин ада? — усмехнулась Мария. — Пара замшелых сомов, тихо подыхающих в тине?

— Я бы воздержался от смеха, — дядя Эвальд надолго закашлялся. — Я полагаю, что Его ученость прав. Расслабляться не следует. Червь нас не скушает, но те, кто приходит его кормить из других веков...

Вероятно, я слишком много думал о пропавшем егере, сказывалось напряжение последних часов, но мне в который раз явственно послышалось шевеленье в толще земли. Будто в недрах с трудом проворачивался проходческий бур. Тетя Берта вздрогнула, королевский поверенный что-то пробормотал, потерев в кулачке один из своих амулетов, магистр поплотнее уселся на табурете.

Они слышали, как и я.

— А вдруг его откармливают, чтобы выпустить в реальное время? — задумчиво предположила наездница. Я давно заметил, что при обсуждении вариантов событий Мария выбирает самый катастрофический.

— Такой исход невероятен, — слабо возразил дядя Эвальд. — Для этого червя пришлось бы вытащить из-под земли и удерживать силой в раскрывающемся Узле.

— Отчасти глубокоуважаемая Мария права, — заметил пикси. — В свитках Йоркширских ведьм, вне сомнения, хорошо вам известных, имеются ссылки на книгу о путешествияхславного милорда Кистеллиносоуокера из септа мэнских пикси, прямым потомком которого я с гордостью являюсь. В описаниях своих путешествий по землям кобольдов мойдальний дедушка упоминает о травниках, успешно извлекавших из медленного времени змеев с крыльями. Змеев закупоривали в бочки, кормили и заставляли кусать ткань. Из яда этих змей делали лекарские снадобья, весьма полезные для костей и для поддержания старческих сил. Потом, когда у змеев кончался яд, их убивали. Йоркширские ведьмы при этом добавляют от себя, что милорд Кистеллиносоуокер принял участие в одной из таких охот на зеленых тварей и едва не погиб, когда Узел раскрылся в болото, кишащее гигантскими крокодилами и зубастыми жабами.

— Тогда нечего удивляться болтовне саянских бурятов о летучих змеях, — невесело хохотнул дядя Саня. — Якобы их находили зимой окоченевших, с отгрызенными крыльями. А рядом до дюжины разорванных волков.

— Вы хотите сказать, что воронки открываются и в Измененный мир? — спросила тетя Берта. — Первый раз об этом слышу!

— Если ведьма Камилла отворила для вас Запечатанные двери в Пограничье, то где гарантия, что в Верхний мир не вырываются иногда воронки времени? — резонно предположил пикси.

— Случайности происходят редко, — мрачно заметил младший егерь Гвидо. — Я готов поклясться, что на картах главного цайтмессера, в подвале Блэкдауна нету воронки, в которую мы угодили.

Они еще долго рассуждали в таком же тоскливом ключе. Только Его строгость зря пугался — никто нас не атаковал и акулам скармливать не собирался. Вокруг замка, как ипрежде, не суетились даже полевки. Окрестности я неплохо обонял, вот только не мог ничего учуять в зарешеченном колодце. Чутье фэйри не могло пробиться сквозь толщу породы. Там внизу иногда что-то шевелилось, вздрагивало, будто сползали пласты сырой земли.

Я сказал себе, что не покину замок, пока не проверю, что там, внизу. Даже если со мной никто не пойдет. Я не смогу просить владык Неблагого двора о снисхождении, пока мои руки запятнаны бесчестием. Им достаточно взглянуть на меня, и все сразу прочтут мою низкую душонку. Все моментально увидят, что я бросил старшего товарища в беде. Может быть, как раз сейчас он из последних сил борется за жизнь и молит о помощи.

Я дождался, пока все улягутся. С собой я взял два просмоленных факела, полный фонарь, нож и пистолет. Фонарь я приторочил к брючному ремню, остальное засунул в рюкзачок, сверху положил кусок лепешки, две банки тушенки и бутылку воды. Собрался я быстро и незаметно, но сбежать незаметно не получилось.

Первым тревогу поднял Гог нэн Аат, кучер Его учености. Что любопытно — Гог тоже был фомором, но не членом Капитула, и соответственно, ниже ростом. Почему соответственно — непонятно, Его ученость так потом толком и не объяснял. Гог очень походил на шефа повадками и внешностью, являясь его уменьшенной, как бы усохшей копией. Гораздо позже я узнал, что островные фоморы делятся на несколько джурисов или каст, и каста нэн Аатов обречена вечно прозябать в прислугах.

Услышав сигнал тревоги, кровники всполошились и заорали хором, чтобы я вернулся, хотя за миг до того дружно похрапывали. Было бы наивно думать, что фэйри или отрядных удастся обвести вокруг пальца.

— Бернар, вернись! — это крикнула тетушка.

— Бернар, куда ты? Назад, мальчик!

Я продолжал спускаться, пока решетка надо мной не разделила мир на квадраты. Шершавые перекладины раскачивались. Кровники заглянули сверху и уставились на меня, встревоженные, злые и сонные. Я ждал, что меня позовет моя девушка, ей бы я ответил, но Анка молчала. Смотрела и молчала.