Чтение 9–й страницы книги ~Секондхендж~

Задумался Ефрем. Платон и Викентий примолкли, ожидая решения.

- Нет... - с сожалением молвил наконец старый колдун. - Тут еще что-то нужно. Беда нужна.

- Что за беда? - встрепенулся кувшиннорылый Викентий.

- Это уж тебе, мил человек, решать, что за беда! - фыркнул старикан. - Какую вы там беду, коммуняки православные, на нашу голову придумаете? Причем, слышь, такую, - озабоченно добавил он, - чтобы у всех в штабе мозги спеклись... Чтобы на все с перепугу согласились. Думай давай...

Теперь уже колдуны с надеждой воззрились на озадаченного Викентия.

- Н-ну... - медленно и словно бы через силу вымолвил он минуту спустя. - Скажем... развалить бульдозером Секондхендж.

Переглянулись колдуны.

- Ага! Развалишь ты его бульдозером!.. - хмыкнул Платон. - Взорвать - еще куда ни шло... А в чем беда-то? Ну развалишь. И кому от этого хуже станет?

- Погодь! - прервал его Ефрем. - Викентий-то дело сказал. Бульдозером, не бульдозером... Главное волну поднять.

- Мотивы, - железным голосом продолжал излагать товарищ Викентий. - Языческое капище, гнездо суеверий, алтарь дьявола, представляющий прямую смертельную угрозу для населения. Раздуть по новой самоубийство этого недоумка...

А в прогале между черных корявых сучьев над головами заговорщиков все отчетливее намечалась некая энергетическая всклокоченность, постепенно уплотняющаяся в колтун грандиозного замысла. Она была уже настолько самодостаточна, что управляла своими творцами, подергивая их за незримые астральные нити.

- Да-да-да... - сказал Платон Кудесов, откидываясь на спинку складного стула и будто бы в забытьи прикрывая веки. - А мы, значит, в ответ: баклужинская святыня, уникальный исторический памятник мегалитических времен... Не допустим варварства, то-се... Обязательно помянуть разрушение исламскими фундаменталистами буддийских скульптур... И тоже в рамках предвыборной кампании.

- Знаешь, чем пригрози? - посоветовал Ефрем Викентию. - Скажи: подгоним кран и снимем к едрене фене ключевую перемычку. Как в Англии...

- А где она... ключевая?..

- Какая тебе разница! Все равно же снимать не будешь.

- А как же тогда?

Старый колдун Ефрем Нехорошев не услышал - был погружен в какие-то свои подсчеты.

- Времени маловато... - пожаловался он неизвестно кому. - Тогда так, голуби! Дуйте мигом каждый в свою редакцию и чтобы мне наутро дым стоял коромыслом! "Уничтожим Секондхендж!" "Руки прочь от Секондхенджа!" Людишек (до единого!) на демонстрации протеста, на митинги! Денька два так пошумим, а на третий, аккурат в полнолуние, придем к соглашению. Назначим в Секондхендже встречу. Дескать, на ней-то все и обсудим. С нашей стороны будем мы с Глебушкой, а с вашей... - И старикан виновато развел пошитыми из Чебурашки рукавами. - Прости, мил человек, но хотя бы кого-то одного придется...

- Да кто ж на такое пойдет? - вырвалось у Платона Кудесова. - Я имею в виду, добровольно...

Кувшинное рыло надменно вздернулось.

- Вы полагате, - презрительно осведомился товарищ Викентий, - что в наших рядах не найдется никого, кто бы ради народного блага шагнул под размыкало?

Между тем вечерело. Основания мегалитических столпов окутались сумраком, под одну из перемычек (возможно, ключевую) заглядывала розоватая круглая луна.

Сколько раз в окрестностях Секондхенджа шли подобные тайные сговоры! Может, его и сложили когда-то в качестве ловушки для неугодного кандидата в вожди. Сгущались точно такие же сумерки и точно такая же луна висела над капищем, когда озаренный факельным огнем ступил он под клики толпы в каменный круг и понял внезапно, какая это в сущности фигня - власть над племенем.

Оцепенел, уподобившись мегалитическому столбу, потом бросил наземь регалии и... Хорошо, если ушел в жрецы.

ГЛАВА 12

Ах, если бы не отвращение к любым проявлениям социальной активности, какой бы вышел из Ефрема Нехорошева выдающийся политтехнолог! То, что творилось в Баклужино на протяжении двух последующих дней, не нуждается в описании, поскольку полностью соответствует приведенным выше словам старого колдуна.

Когда же объявлено было о том, что обе противоборствующие стороны согласились решить судьбу капища в публичной полемике двух своих представителей посреди Секондхенджа, город обезумел окончательно и к трем часам дня вымер. То есть стал безлюден. Все способное тем или иным образом передвигаться схлынуло в направлении Колдобышей.

Нив неолите, ни в бронзовом веке - никогда не собиралось возле каменных столпов столь грандиозных толп, ибо все тогдашнее население вполне бы уместилось сегодня в одной девятиэтажке. Не выстави городские власти оцепления, последствия были бы непредставимы: задние, напирая на передних, наверняка бы вдавили их на внутреннюю территорию капища. Единственным местом, где людские массы не смогли подступить вплотную к памятнику неолитической культуры, явилось болотце, в котором пару дней назад чуть не увяз незадачливый фотокорреспондент политически нейтральной газеты "Баклужинец".

Забегая вперед, скажем, что вред реликтовым дубравам был нанесен ужасающий. Неделю потом вывозили фантики, банки из-под пива и оставшуюся от групп поддержки мишуру.

Конечно, по логике акцию следовало учинить в ночь полнолуния, но, слава богу, вовремя сообразили, что в темное время суток контролировать такую ораву, мягко говоря, затруднительно, а стало быть, жертв не избежать. Поэтому встречу назначили днем.

В мирные переговоры на лужайке, обещанные прессой, никто, понятное дело, не верил. Чернь жаждала зрелища, и перла к Секондхенджу, как некогда в Колизей. Все знали, что предстоит поединок. Или даже не поединок, а средневековый суд Божий, когда истца и ответчика подвергали жестокому, но одинаковому испытанию: скажем, бросали связанными в воду, а потом смотрели, кто из них выплывет.

В частном порядке заключались многочисленные пари, а кое-кто из самых сообразительных и вовсе учинил тотализатор. Несомненным фаворитом считался, разумеется, Портнягин.

- Как ты? - озабоченно спросил товарищ Арсений, невольно повысив голос, поскольку было очень шумно.

- Это в смысле: не струсил ли? - мрачно усмехнулся товарищ Артём.

- Что ты не струсил, в этом я уверен. Волнуешься?

- Не очень. - Совиные глаза Артёма равнодушно окинули изнемогающее под людским напором оцепление. - Знаешь, если честно, не верю я, будто какое-то поганое размыкало... Ну, прочел я этого Сироту! Волокна там у него распрямляются. И что? По-моему, если есть в тебе вера, гни ее, распрямляй, она от этого только тверже станет...

- Ну, дай бог... - пробормотал товарищ Арсений.

В следующий миг людское скопище по ту сторону капища так громко взревело и так долго не умолкало, что означать это могло одно: прибыли Портнягин с Нехорошевым.

Верно, прибыли. На огромном серебристо-сером джипе (лимузин бы до Секондхенджа не добрался).

- Слышь, - хмуро спросил Глеб старого колдуна, когда обоих приняли с почестями и стало чуть потише. - Но ты уверен вообще?..

- Уверен, Глебушка, уверен, - даже не дослушав, задребезжал чародей. - То есть даже и не сумлевайся. Обманывал я тебя когда-нибудь?

После этих слов кандидат в Президенты совсем нахмурился. Если честно, случая не было, чтобы старый колдун Ефрем Нехорошев в чем-нибудь не надурил ученика. Что поделаешь - педагогика. Доводилось вам, скажем, общаться с преподавателями начальных классов, ушедшими на заслуженный отдых? Это кошмар какой-то! Привыкши, что детишки смотрят им в рот и берут на веру каждое их слово, эти токари душ человеческих пытаются морочить вам голову теми же самыми приемчиками, какими морочили малышне, да еще и обижаются, когда пошлешь.

Однако назад уже дороги не было. Пала тишина. Все встали на цыпочки, протянули шеи и вылупили глаза. Те, которым повезло оказаться в первых рядах и не впритык к монолиту, видели, как медленным шагом, чем-то напоминая дуэлянтов, сближаются идейные противники: с одной стороны - старичок в Чебурашке, поддерживаемый под локоток хмурым рослым юношей, с другой - одинокий надменный крепыш с немигающими совиными глазами.

Ефрем Нехорошев и сам уже не помнил, сколько раз он ступал на заклятую эту землю в пору полнолуния. Как всегда, душу охватила неизъяснимая печаль - стало нестерпимо жаль и смертного себя, и прочих собравшихся здесь смертных, и это смертное Мироздание, возникшее неизвестно зачем и неизвестно зачем бегущее к собственной гибели.

Потом он почувствовал, что рука Глебушки, поддерживавшая под локоток, дрогнула, разжалась. Повернулся, увидел ошеломленное лицо питомца и его исполненные священного ужаса глаза. Тогда он перевел взгляд на товарища Артёма. Товарищ Артём мечтательно улыбался.

- Ауа... - еле слышно произнес он. - Ауы...

Повернулся, запинающимся шагом двинулся в сторону болотца и скрылся за одним из монолитов, откуда вскоре ничего не прозвучало, поскольку пистолет у товарища Артёма был с глушителем.

* * *

Помертвелые губы Глеба Портнягина шевельнулись.

- Ефрем... - потрясение выговорил он. - Ради чего...

Дальнейшие его слова Ефрему Нехорошеву услышать не удалось. Запинающийся уход товарища Артёма был правильно воспринят публикой как полное поражение православных коммунистов - и толпа грянула во всю дурь. Разумеется, в иное время старый колдун с легкостью сумел бы разобрать окончание Глебушкиной фразы по движению губ, но только не сейчас. Слишком уж велика была мировая скорбь.

Все, что он в тот момент смог, это взять прозревшего Глебушку за руку и вывести его с заклятой земли.

К ним кинулись, отстранили друг от друга, колдуна оставили стоять, где стоял, а кандидата повлекли к трибуне, сметанной на скорую руку сегодня утром. Тот пытался освободиться, но холуев было слишком много. Весь штаб.

Оказавшись перед микрофоном, опомнившийся от всего сразу Портнягин с содроганием оглядел море голов.

- От нас даже галактики разбегаются... - дождавшись тишины, хрипло выдохнул он.

Скопище с готовностью рявкнуло, ударило в ладоши. Какой там, к лешему, цвет культуры, сбредающийся по человечку в "Авторской глухоте", - здесь сошлось все Баклужино, все классы, все сословия. Заорут так заорут.

- Все, что мы делаем, бессмысленно...

Восторженный рев повторился.

- Мы обречены...

Восторженный рев.

Наконец после четвертой или пятой фразы Портнягин не выдержал и, безнадежно махнув рукой, сошел на грешную землю, где тут же был подхвачен и упрятан в джип. Толпа ликовала.

- Во как надо! - приплясывая, вопил неподалеку от Ефрема Нехорошева некий баклужинский обыватель средних лет. - Еще хлестче, чем тогда в кафешке! Это, я понимаю, Президент! Всю правду-матку в двух словах! По-нашенски! А чего рассусоливать?..

Огромный серо-серебристый джип двинулся в сторону города, и толпа подалась за ним. У подножия мегалитического столба остались цепенеть Платон Кудесов, кувшиннорылый товарищ Викентий и сам Ефрем.

- А ведь лопухнулись мы с вами, голуби, - удрученно молвил старый колдун.

- Думаешь? - тревожно спросил Платон.

- Да, иногда, - машинально съязвил тот, глядя на бурлящий людской отлив, из которого всплывала временами серебристая крыша джипа. - А хорошо бы почаще...

- Не понимаю, - несколько раздраженно сказал Викентий. - Так он разочаровался в политике или нет?

- Разочаровался, - буркнул чародей. - А толку? Вот если бы народ в нем разочаровался - другое дело! Но весь народ-то на капище не загонишь...

- Ты хочешь сказать... - с запинкой заговорил Платон, - что он даже не подаст в отставку?..

- Какая разница? Подаст, не подаст... Кто у него эту отставку примет?

- Но этого же не скроешь! Он же молчать не будет!

- Так он и сейчас не молчал...

Платон Кудесов ошалело потряс львиной своей гривой.

- Нет, позволь... Как вообще можно президентствовать, если у тебя аура промыта в корень? Колтуны разошлись, узелки распустились...

- Завьют, заплетут, припудрят... - ворчливо утешил колдун. - Вон их сколько, парикмахеров! Целое Баклужино... Да уж, попал так попал...