Чтение 2–й страницы книги ~Лечиться будем~

– Конечно! - фыркнул редактор, прикрывая дверь. Сильно был уязвлен. - Нормальными-то нас любой примет! А ты нас такими как есть прими… Значит, так, - сказал он, уперев указательный палец в грудь литератора. - Статью твою я поставил на завтра. В штабе, правда, скулили, что резковата, но я настоял… - Далее палец его утратил твердость, аречь - напористость. Редактор замялся. - Слушай… - покряхтывая, начал он. - Ты вот что… Ты прямо скажи… Родину любишь?

– Какую? - хладнокровно уточнил Стратополох.

– То есть как - какую? - опешил редактор.

– В моем понимании Родина - это страна, где ты родился, - терпеливо пояснил Артём. - Я родился в Сусловском государстве. Присягал ему, кстати. Сейчас этого государства уже два месяца как не существует…

– Ну! - непонимающе поддакнул тот. - Стало быть, теперь твоя Родина - Сызново…

– Вообще-то я родом из Баклужино.

– Да какая разница, откуда ты родом? - вспылил редактор. - Где ты был прописан на момент распада Суслова - вот в чем суть! - Тут же спохватился, и в голосе его вновь зазвучали проникновенные нотки: - Я к чему веду-то… Может, хватит тебе с Отчизной блудить? Пора, знаешь, оформить официальные отношения. Так сказать, зарегистрировать законный брак… Я бы тебе рекомендацию дал…

– Вы сами сперва зарегистрируйтесь, - огрызнулся Артём.

Каждый раз, стоило ему зайти в «Заединщик», как его принимались сватать и охмурять. Каждый раз Артём хмуро отнекивался. Терпеть не мог, когда на него оказывают давление.

– Зарегистрируемся! - заверил редактор, устремив на литератора честные партийные глаза. - Сразу же после выборов. Ты думаешь, мы одни такие? Сейчас все организации на положении клубов… Ну так как?

– Ладно, подумаю… - буркнул тот. То, что происходило сейчас за прикрытой дверью, казалось ему куда интереснее. Во всяком случае, забавнее.

Повеселевший редактор хлопнул Артёма по плечу, и они вернулись в компьютерную. -…Навязчивое мытье рук в связи с бредовыми идеями загрязнения, - встретил их бодрый голос ненормального в белом халате. - И возникает вопрос: во всех ли случаях имеет смысл лечить нервное расстройство, если оно безвредно или даже полезно для общества? Вспомним, сколько раз то, что считали помешательством, на поверку оказывалось моралью!

Слушатели веселились от души.
***

В том, что произошло месяц спустя, мужская часть населения Сызново традиционно обвиняла женскую. Всё бабы, всё они! Как вынули тогда из почтовых ящиков рекламку - так губенки и раскатали. Нет, вы вслушайтесь только: «Бесплатно (понимаете, бесплатно!) кодируем от алкоголизма, табакокурения, наркозависимости, патологической ревности и (слушайте! слушайте!) склонности к супружеским изменам. Результат гарантируем». Ну и, конечно, клюнули дуры - погнали мужей пинками в эту чертову клинику.

А ведь предупреждали умные люди: «Не вздумайте ни от чего кодироваться перед выборами!» Но разве ж с бабами сладишь…

К сожалению, Артёму Стратополоху в этом смысле даже злость сорвать было не на ком, поскольку он сам привел отбившуюся от рук супругу в лечебницу Безуглова. Специалистов, следует признать, доктор подобрал отличных: хватило всего трех сеансов, чтобы Виктория бросила разом пить, курить, ширяться, ревновать Артёма к каждой юбке и путаться со всеми мужиками подряд. Мир и тишина воцарились в доме. И все бы ничего, если бы через неделю на президентских выборах, с хорошим отрывом обойдя бывшего мэра, не победил - кто бы вы думали? Ну конечно же, доктор Безуглов, будь он неладен!

Дальнейшие шаги Паши Моджахеда были вполне предсказуемы. Считая, подобно древним, что с властью следует расставаться лишь в том случае, когда тебя уже волокут с трона за ноги, он немедленно попытался учинить путч, каковой, ясное дело, провалился, ибо глава силовиков района Викентий Полицеймако по прозвищу Полицай за три недели до упомянутых событий тоже имел неосторожность добровольно закодироваться от табакокурения.
***

Характер у Артёма Стратополоха выработался с годами тихий, трудный. С младых ногтей ненавидя все, что кишит, он имел несчастье, по выражению доктора Безуглова, хронически не совпадать по диагнозу с окружающими.

Вам, конечно, встречались подобные личности. Проще всего их выявить во время психических эпидемий. Когда нарядная толпа, ликуя, прет на празднество в честь независимости головы от тулова или под канонаду динамиков визгом приветствует кумира, глаз нет-нет да задержится на кислой физиономии субъекта, явно приведенного сюда после долгих уговоров, а то и вовсе под угрозой развода. Глядя на то, с какой неохотой он испускает должные звуки и проделывает полагающиеся телодвижения, понимаешь, что отнюдь не чувства в нем теснятся, но мысли, и что случись, допустим, идти в атаку, - он и «ура» будет кричать столь же неубедительно.

В застолье его наверняка очень трудно подвигнуть на хоровое пение, а раскрыв перед ним душу, рискуешь остаться без ответной исповеди. Не то что с народом - он даже с себе подобными не может слиться в едином порыве, поскольку подобных ему нет. По этой самой причине он практически неуязвим для идеологии, рекламы и религии. Когда вокруг в процессе кристаллизации бреда происходит становление массовой галлюцинации, именуемой светлым будущим или, скажем, возрождением духовности, в сердцах подобных субъектов ничего не копошится, кроме сомнений.

Вы не поверите, но таких даже Фрейд лечить отказывался.

Каким же образом Артёма занесло к патриотам?

История, загадочная лишь на первый взгляд. У этих нравственных чистюль все ведь не по-людски. Пока существовало единое Сусловское государство, Артём Стратополох, понятно, слыл оппозиционером. А стоило Великому Суслову рухнуть, вчерашний критикан немедленно проникся любовью к бывшей Родине и яростно обрушился на виновников ее гибели. Удобная, кстати, позиция для тех, кто пытается жить не как надо, а как хочется. Перебежав в лагерь поверженных, на первых порах неминуемо очутишься в обществе приличных людей, поскольку все проходимцы благополучно переметнулись на сторону победителя.

Краткое волшебное время, когда крысы уже сбежали, а корабль еще только собирается тонуть…
***

Избрание доктора Безуглова Президентом застало Артёма врасплох, хотя на выборах он голосовал именно за него, причем не столько по настоянию жены, сколько из неприязни к Паше Моджахеду, которого начал потом, понятное дело, защищать и оправдывать.

На улицах и в Интернете творилось тогда черт-те что. Оба телефона «Заединщика» не отвечали, и Стратополох, сам пока не зная, кому теперь сочувствовать, а кого ненавидеть, решился выйти из дому. Погода, помнится, была под стать политической обстановке: ветрено, переменная облачность, то набежит нервный либеральный дождик, то полыхнет в разрыве туч роскошное имперское солнце.

Удачно лавируя между лужами и толпами, Артём достиг цели. Печати на дверях редакции не обнаружилось, хотя это еще ни о чем не говорило. Зато лицо секретарши в приемной заставило сердчишко екнуть. Достоевский такие лица называл опрокинутыми.

– Редактор у себя?

Прошло, наверное, секунды три, прежде чем зрачки сотрудницы подобрались и она сообразила наконец, что перед ней кто-то стоит и о чем-то спрашивает. Судорожно кивнула в сторону двери и оторопела вновь.

Озадаченно хмыкнув, Артём прошел в кабинет. Та же картина. Редактор, как неживой, полулежал в кресле и незряче смотрел на вошедшего. По правую руку редактора на обширном рабочем столе пылала алыми карандашными царапинами свежая газета (судя по манере верстки, не «Заединщик»), а по левую - траурно чернел «Толковый словарь психиатрических терминов», книга, вскоре ставшая настольной и для самого Стратополоха.

– Что тут у вас стряслось?

С тем же трехсекундным запозданием в кресле шевельнулись.

– А, это ты… Присаживайся…

– Что случилось?

Редактор вопросительно оглядел газету, словарь, затем поднял на Артёма исполненные недоумения глаза.

– Ходили сегодня партию регистрировать… - Голос вполне соответствовал взгляду.

– И что?

– Вышел какой-то в белом халате… Сказал, регистрировать теперь не будут…

– А когда будут?

– Никогда.

– Позволь… - Почуяв слабость в ногах, Стратополох оперся на спинку стула для посетителей, потом и вовсе присел. - Ты… хочешь сказать… общественно-политические организации запрещены?!

– Нет…;

– А регистрировать…

– Регистрировать не будут.

– Погоди! - Артём тряхнул головой. - А допустим, санкцию на митинг…

– Не дадут…

– То есть нельзя?

– Можно.

– Без санкции?

– Без санкции…

– Ничего не понимаю, - искренне сказал Артём. - А если демонстрация? Если проспект перекрыли?

– Ответишь как за нарушение правил дорожного движения.

– А в сквере?

– В сквере - пожалуйста… Если не орать, скамеек не ломать… Опять же, если отдыхающие не против… Слушай, достань там из шкафчика! Сил нет подняться, все не отойду никак…

Артём принес бутылку и две рюмки. Выпили. Сквозь плотно закрытые окна с улицы не проникало ни звука. Нарочито звонко клацали настенные часы.

– Хм… - поразмыслив, сказал Артём. - А мне это нравится! Не знаю, чего ты расстраиваешься. Все же, выходит, разрешено… Газету выпускать можно?

– Можно.

– Ну?..

Редактор разлил по второй и странно посмотрел на Артёма.

– Партии не регистрируются, - в который раз медленно повторил он. - А вот принадлежность к партии…

Артём ждал завершения фразы. Долго ждал.

– Слышь! - не выдержал он наконец. - Чего жилы тянешь? Принадлежность к партии. Дальше! Где она регистрируется?

– В поликлинике, - глухо сказал редактор. Артём потер внезапно загудевший лоб.

– Повтори…

Редактор повторил.

Стратополох нетвердой рукой взял свою рюмку, машинально пригубил. Вкуса не почувствовал. Владелец кабинета наблюдал за Артёмом с болезненной пристальностью, словно сравнивая нынешнюю реакцию гостя с недавней собственной.

– Политическая активность - лечится, - добавил он еще глуше.

– Бред!

– Вот именно… - Редактор со вздохом подтянул поближе «Толковый словарь», раскрыл на закладке. - «Бред альтруистический, - скорбно зачитал он вслух, - содержит идею возложенной на больного высокой миссии политического или религиозного характера…» - Закрыл словарь, покряхтел. - Понял, в чем сволочизм-то весь? - заключил он с тоской. - Формулировочка, а?

– Дай сюда! - привставая, осипшим голосом потребовал Артём. Отобрал книгу, въелся глазами в текст, - Ну! - вскричал он через несколько секунд. - Что ты мне тут, понимаешь, лапти плетешь? «Основные признаки. Бред является следствием болезни и, таким образом, в корне отличается от заблуждений и ошибочных убеждений психически здоровых…» На, держи! - Стратополох с победным видом вернул - чуть ли не кинул - словарь редактору.

Тот принял книгу, но взгляд его остался траурным, как был.

– Не говоря уже о том, что ты сейчас признал наши убеждения ошибочными, - с кроткой язвительностью молвил он, - позволь спросить: кто будет отличать болезнь от заблуждений?

– Специалисты. - Артём пожал плечами.

Редактор удовлетворенно наклонил свой мощный, как башня, лоб.

– То есть сотрудники доктора Безуглова… Те самые, что не зарегистрировали партию и направили меня в поликлинику.

Стратополох снова опустился на стул и некоторое время не мог выговорить ни слова.

– Слушай! - ошарашенно вымолвил он наконец. - Ну, политика - ладно, а вот религия… Их же затопчут…

– Кто? - с безнадежной усмешкой отозвался редактор. - Кто затопчет? Пол-Сызнова закодировано… да и попы уже всех достали… А вот еще не желаешь? «Бред архаический…»

– Стоп! - прервал Артём. - Я, например, беспартийный патриот… Редактор немедленно отложил словарь и взял газету.

– Так… - бормотал он, водя пальцем по абзацам, отмеченным красным карандашом. - Где же тут было… Ага…

– Что это?

– Тронная речь… Значит, говоришь, беспартийный патриот. Тогда слушай: «Следует также учитывать, что лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией могут вступать в интимную связь не только с живыми существами (гомосексуалисты, зоофилы), но также с неодушевленными предметами (фетишисты) и даже с абстрактными понятиями (патриоты)».

– Но не в сексуальную же связь! - заорал Артём.

Редактор засопел и, бросив газету на стол, снова раскрыл словарь. На этот раз листал подольше.

– «Зоофилия эротическая, - огласил он в итоге, - вид перверсии, при которой больные испытывают наслаждение при рассматривании животных или общении с ними, например,при верховой езде, дрессировке…»

– И что?

– «При этом отсутствует стремление к совокуплению с животными», - хмуро дочитал редактор. - Один к одному. Ты же с Отечеством тоже совокупляться не собираешься… Так, наслаждаешься при рассматривании…

– Постой! - взмолился Артём, берясь за виски. - Дай сообразить…

Несколько секунд прошло в напряженном молчании.

– Так… - хрипло выговорил Стратополох. - Выходит, мы теперь извращенцы?

– Выходит…

– И куда нас теперь? В психушку?

– Кодирование и лечение только на добровольных началах, - проворчал редактор. - Если не врут, конечно… А вот за пропаганду извращений могут и принудительно…

– Нет, интересное дело! А если я не отмечусь в поликлинике?

– Не будешь считаться патриотом. Артём молчал.

– Эх… - так ничего и не услышав, с горечью сказал редактор и помотал щеками. - Вот помяни мое слово, все врассыпную брызнут, ни один не отметится… Давай-ка еще примем, - решительно закончил он, доливая в рюмку Стратополоха до краешка.

Выпили. Некоторое время редактор сидел, опустив голову, потом вскинул выкаченные наслезенные глаза и, скрипнув зубами, с маху хватил кулаком по «Толковому словарю психиатрических терминов».

– За Родину, - всхлипнул он, - на все пойду! Пусть хоть в пидарасы пишут…

Глава 3. Быт

День приходил, как всегда: в сумасшествии тихом…Александр Блок.

В подъезде тонко благоухало хлоркой. На тщательно ободранной, подготовленной к дезинфекции и побелке стене кривлялась ненавистная, но, слава богу, отчасти заскобленная латиница. Еще стену украшал плакат с изображением осенней аллеи и уходящей по ней в обнимку разнополой пары. Внизу постер был снабжен лозунгом: «Что естественно - то не безобразно». А чуть ниже кто-то уже успел добавить ехидным ядовито-зеленым маркером: «Но что естественно?»

Артём приостановился перед почтовым ящиком и, отомкнув жестяную дверцу, достал свежий номер газеты «Будьте здоровы!». Нашел на предпоследней странице рубрику «Литературный диагноз», проглядел заголовки…

– Доброе утречко, - послышался за спиной сладенький голос соседки. - Про себя небось ищете?

Артём обернулся. Округлое личико женщины лучилось улыбкой, глаза же откровенно проводили внешний досмотр. Супруг соседки, серый, невзрачный человечек в сером, невзрачном плащике и такой же кепочке, держался чуть позади, ступенькой выше.

Пару лет назад мужичонка этот пострадал в автомобильной катастрофе и с той поры повредился рассудком: требовал максимального вознаграждения, пытался убедить окружающих в своей нетрудоспособности, мечтал наказать виновников аварии. Подобный синдром психических расстройств, согласно словарю, называется синистрозом.

Надо полагать, пожилая чета направлялась в аптеку.

– И про себя тоже… - приняв рассеянный вид, отвечал Артём. Больше не было сказано ни слова. И лишь прикрывая за собой входную дверь, невзрачный сосед проворчал негромко, но отчетливо:

– Ну и подъезд у нас! Не педрики - так патрики… Стратополоху захотелось догнать и пришибить урода. «Патрики!»

А у самого, между прочим, походочка-то лисья, ступни по одной линии ставит. Это еще выяснить надо, не поражены ли у соседушки лобные доли головного мозга! Накатать накозла анонимку… Нельзя. Отказ от своего имени чаще всего наблюдается при шизофрении, а иногда и при глубоком слабоумии. Жаль…

Отчасти успокоившись, снова развернул газету. Вот он «Литературный диагноз». И опять об Артёме Стратополохе - ни словечка. Обидно… Книжка-то уже месяц как вышла…
***

Поднявшись на второй этаж, Артём достал ключи, но тут дверь квартиры распахнулась и на блистающую чистотой площадку (теперь Виктория мыла ее через день со стиральным порошком) вылетел вечно куда-то спешащий Павлик. Был он в парадной форме: стального цвета шорты, отутюженная белая рубашка, на шее - аккуратно повязанный розовый галстук.

– Куда это ты? - не понял Артём.

– На консилиум, - радостно отрапортовал сын. - Митьку исключать будем.

– Как? Из школы? - ужаснулся отец. - За что?

– Не, не из школы, - успокоил Павлик. - Из юннатов. Достукался - сеструхин галстук надел и так пришел…

– В класс?! Может, не нарочно?

– Ну да, не нарочно! С Толяном на щелбаны поспорил!

– Ты хоть перекусить-то успел?

Но белая рубашка уже мелькнула на промежуточной площадке - и сгинула. Хлопнула дверь подъезда. Несколько секунд Артём стоял, оцепенело глядя в пустой пролет. Ай-яй-яй, что делается! Вот уже и чистки рядовку них…
***

В последнее время Виктория вообще научилась неплохо готовить, но сегодня она явно превзошла саму себя. Рядом с дымящейся тарелкой умопомрачительного харчо стоялаваза из непрозрачного морозного стекла, полная светлых водочных капсул. Артём Стратополох уплетал первое, демонстративно мыча и мурлыча от удовольствия. А со стены кухни на него ласково взирал известный портрет доктора Безуглова, снабженный понизу оскорбительным изречением: «Патриотизм - самая изощренная форма нанесения ущерба Родине».

Прятать глаза было бы несколько унизительно, поэтому Артём, поглядывая с ответной улыбкой на изображение Президента, в отместку принялся вспоминать, как однажды, ожидая со дня на день возвращения Вики с курорта, он на всякий случай решил уничтожить осевшие в памяти компьютера порнушные снимки из Интернета. Посмотрит - убьет, посмотрит - убьет, посмотрит… И вдруг указательный палец замер над кнопкой. Вроде бы снимок как снимок. Улыбчивый педофил охмуряет первоклашку с бантиками. Оба еще одетые. Только вот личико у педофила почему-то знакомое. Пригляделся - ба! Да это ж наш доктор Безуглов школьников с началом учебного года поздравляет! Видимо, с другого сайта затесался…

С какой, однако, ехидцей на портрет не поглядывай, а гнездилось в Артёме предчувствие, что второе ему спокойно доесть не придется.

Так оно и вышло.

– Все-таки решил закодироваться? - с надеждой, сама еще не веря своему счастью, спросила Виктория. Карие глаза супруги сияли нежностью и любовью.

Мягкий, тающий во рту кусок в меру отбитой, прекрасно прожаренной свинины отвердел и стал поперек горла.

– С чего ты взяла? - пробормотал Артём. Карие глаза опечалились.

– Ну… мне показалось, ты сегодня ходил на прием…

– Да, ходил… Посоветоваться… провериться…

– Ну вот и закодировался бы заодно.

Кому депрессия - кому дом родной. Отбивная мгновенно утратила вкус. Явление, именуемое авгезией и наблюдающееся также при истерии.

– От чего?

– Ты знаешь, - тихо сказала жена.

Артём судорожно вздохнул и оглядел с тоской чистенькую, собственноручно отремонтированную Викторией кухоньку. Нигде ни пятнышка, оконное стекло за бежевой кружевной занавеской, когда-то мутное, в потеках, теперь настолько прозрачно, что кажется выбитым напрочь. Рай. Не об этом ли он мечтал несколько лет подряд? А теперь вот - надо же! - затосковал по утраченному аду.

Да, конечно, раньше скандалы бывали куда круче. Однако заканчивались они у Стратополохов довольно своеобразно. До рукоприкладства не доходило никогда. Стоило склоке достичь критической точки, как Виктория, обезумев, кидалась на Артёма, и они яростно принимались раздевать друг друга. Ссора таким образом была как бы прелюдией ко всему остальному. Теперь же прежние страсти сменились рутинным исполнением супружеских обязанностей…

– Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, - напомнила она. - И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же…

– От чего ты меня собираешься кодировать?

– От вредных привычек, - покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось.

– Вика! - жалобно промолвил Артём. - Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон…

– Господи! - беспомощно проговорила она. - Ну я же не об этом…