неосязаемой субстанции. "Вы можете причислить меня к
иконоборцам, - заявляла она, - но я всегда придерживалась
мнения, что все подлинно великое не нуждается в зрительном
образе". Но сегодня был особый случай. Ради Трех Сестер,
приглашенных ею на чаепитие, Ананке выбрала для себя личину
пожилой немки, дородной дамы в строгом костюме, с тугим пучком
волос на затылке.
Стояла чудная погода, и четыре дамы решили устроить
небольшой пикник на альпийском лугу. Шелковистая трава была
мягка, как ковер; легкие белые облака, бегущие по небу,
казалось, играли в догонялки.
Ананке как раз передавала Лахесис чашку с ароматным горячим
чаем, как вдруг заметила на горизонте маленькую черную точку.
- Смотрите! - воскликнула одна из Сестер. - Кто-то летит
сюда!
- Я же оставила дома записку, чтобы меня не беспокоили! -
проворчала Ананке. Кто смел ее ослушаться? Олицетворяя
могущественнейшую силу, управляющую законами Бытия (по крайней
мере, так считала сама Ананке; и следует признать, что у нее
были на то некоторые основания), она привыкла к тому, что
смертные трепетали при одном упоминании ее имени. Она часто
называла себя Той, Которая Властвует над Миром, не слишком
задумываясь о том, что это звучит по меньшей мере нескромно.
Тем временем черная точка изрядно увеличилась в размерах,
превратившись в маленькое темное пятнышко. Вскоре четыре дамы,
все как одна повернувшие головы в ту сторону и следящие за
таинственным незнакомцем, летевшим быстрее ветра, смогли
различить фигуру демона, раскинувшего свои черные крылья,
похожие на крылья летучей мыши.
Аззи изящно опустился на лужайку перед Ананке и ее гостями.
- Приветствую вас! - произнес он приятным, звучным голосом,
отвешивая преувеличенно чинный поклон. - Как поживаете? Прошу
прощения за то, что пришлось вас потревожить.
- С чем пожаловал, нежданный, но предвиденный гость? -
строго спросила его Ананке. - Рассказывай, но если ты принес
плохие новости, то пеняй на себя!
- Дело в том, - начал Аззи, - что в настоящее время я
совершаю некоторую, с позволения сказать, революцию в
театральном искусстве. Я ставлю пьесу - совершенно новую
пьесу, пьесу, в которой не будет скучной морали и нравоучений.
Не скрою, это может не понравиться моим оппонентам, весьма
широко использующим искусство для пропаганды своих идей. Они
обожают пьесы с назидательным содержанием и поучительным
концом...
- Ах ты, бездельник! - рассердилась Ананке. - Ты что же,
потревожил меня и моих гостей только ради того, чтобы принести
нам театральные сплетни? Я ведь, кажется, предупредила, чтобы
меня не смели тревожить по пустякам! Если ты решил ставить
пьесу, то и ставь себе на здоровье! Какое мне дело до твоих
ребяческих забав?
- Но мои оппоненты во что бы то ни стало хотят сорвать
постановку моей пьесы, - сказал Аззи. - А ты им помогаешь.
- Ну и что ж? Ведь Добро прекрасно, - ответила Ананке. Тон
ее был хоть и весьма уверенным, но уже не столь
безапелляционным.
- О, с этим никто не спорит, - не сдавался Аззи. - Добро
есть Добро. Но ведь Зло существует для того, чтобы
противостоять ему, не так ли? И до сих пор никто еще не
отнимал у него этого бесспорного права. А в твои обязанности
входит следить, чтобы никто не смел нарушать установленные
правила! Закон есть закон, и все обязаны ему подчиняться!
- Ты прав, - согласилась Ананке.
- Значит, ты запретишь Михаилу и подчиненным ему ангелам
вмешиваться в мои дела?
- Я подумаю, - сказала Ананке. - А теперь оставь нас,
наконец, в покое.
Аззи пришлось довольствоваться этим неопределенным
обещанием.
Михаил наслаждался покоем и тишиной, уединившись в своем
кабинете и откинувшись на спинку платоновского Идеального
Кресла - прообраза всех изготовленных человеческими руками
кресел, и, само собой разумеется, самого удобного и уютного.
Для полного блаженства не хватало только хорошей сигары.
Однако курить он бросил давно - еще когда только вступил на
трудный путь нравственного самосовершенствования, который
обязан пройти каждый желающий попасть на Небеса. Первым шагом
на этом пути обычно бывает борьба с собственными пороками.
Михаил обладал достаточно сильной волей, чтобы избавиться от
дурной привычки, рабами которой делаются многие. Так что
архангела, уютно устроившегося в платоновском Идеальном
Кресле, вполне можно было назвать счастливейшим из
бессмертных.
Минуты полного блаженства, однако, столь же редки для
архангела, как и для простого смертного. Отлично понимая это,
Михаил старался не упустить ни единого мгновения из этих
драгоценных минут. Он старался прогнать навязчивую мысль о
том, что блаженство скоро кончится.
В дверь кабинета постучали.
Михаил слегка поморщился. Внутренний голос подсказывал ему,
что от этого визита ничего хорошего ждать нельзя. Он
раздумывал, стоит ли отвечать тому, кто постучал. Может быть,
попросту сказать "уходите"? Однако после минутного колебания
он все-таки решил впустить посетителя. В конце концов,
архангелу не грозит опасность встречи с каким-нибудь наглецом
или хулиганом. Такого подозрительного субъекта попросту не
пропустят к дверям его кабинета!
- Войдите, - сказал он.
Дверь открылась. На пороге стоял курьер. Маленький мальчик с
золотистыми кудрями, одетый в ночную сорочку. В одной руке он
держал увесистую посылку, а другой прижимал к груди горсть
талисманов. Конечно же, это был Квентин, которому пришлось по
душе его новое занятие.
- Посылка для архангела Михаила, - объявил он.
- Это мне, - ответил Михаил.
- Распишитесь вот здесь, - сказал Квентин.
Михаил черкнул свою подпись на бланке с золотым тиснением,
поданном курьером, и мальчик вручил ему ящик с посылкой.
- Признайся, ты ведь не ангел? - спросил Михаил у курьера.
- Нет, сэр.
- Ты просто маленький мальчик, обыкновенный смертный, так?
- Ну... Наверное, так.
- Как же тебе удалось получить место почтальона в Ином Мире?
- Я и сам не знаю, - ответил Квентин, пожав плечами. -
Однако это ужасно интересное занятие. Вам что-нибудь еще
нужно?
- Кажется, нет, - сказал Михаил.
Квентин крепко сжал в кулаке один из талисманов и растаял в
воздухе.
Михаил озадаченно почесал в затылке широкой пятерней. Затем
вскрыл посылку. Внутри оказался какой-то тяжелый предмет,
аккуратно завернутый в тонкую серую бумагу. Сорвав обертку,
Михаил обнаружил тяжелый медный брусок, поверхность которого
была так тщательно отполирована, что в нее можно было
глядеться, как в зеркало. Повертев брусок в руках, Михаил
увидел на обратной стороне надпись, выбитую четким, красивым
шрифтом:
_Михаил!
Оставь в покое Аззи с его пьесой! Ставь свою собственную,
если хочешь, а другим работать не мешай!
Всего хорошего,
Ананке._
Михаил положил медный брусок на стол. Брови его сдвинулись к
переносице, а губы плотно сжались. В конце концов, что
позволяет себе эта Ананке? Как смеет она указывать Архангелу,
что ему следует, а чего не следует делать? Михаил никак не мог
смириться с мыслью, что Судьба, Ананке, стоит над Добром и
Злом. В конце концов, кто решил, что должно быть так? Как это
глупо и недальновидно... Все, конечно, могло быть совсем по-
иному, если бы Бог не покинул этот мир. Уж Он-то, несомненно,
смог бы навести здесь порядок! Но - увы! - Бог уже давно не
занимался мирскими делами. Верховным судьей над миром стала
Ананке. И теперь эта заносчивая особа пытается навязать свою
волю самому Архангелу Михаилу!..
"Она мне не указ!" - сказал Михаил. - "Слишком много она
себе позволяет! Может быть, она и Вершительница Судеб, но уж
Андреев Николай
Белов Вольф
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Маккарти Кормак
Орловский Гай Юлий