на будущий вторник.
а каменоломни -- вотчина людей Королевы. Если его засветить, он не проживет
и пяти минут -- "попытка к бегству", и никаких концов...
-- до вторника время терпит. Как только появится -- немедля ко мне.
известняк для Минас-Тирита, смахивали на выщербленную по краю фарфоровую
чашку, дно и стенки которой облепили в поисках следов сахара сотни крохотных
и въедливых домовых муравьев. В погожие дни -- а сегодня как раз и был такой
-- белоснежная воронка работала как рефлектор, собирающий солнечные лучи, и
во внутренних, непродуваемых, ее частях стояло адское пекло. И это -- в
середине мая; о том, что здесь будет твориться летом, Кумай старался не
думать. Конечно, тем из пленных, кто угодил в Анфалас, на галеры,
приходилось еще хуже -- но это, согласитесь, довольно слабое утешение.
Сегодня ему еще крупно повезло: выпала работа на самой верхней бровке, где
был прохладный ветерок и почти не было удушающей известковой пыли. Правда,
тех, кто трудился на внешнем периметре каменоломен, заковывали в ножные
кандалы, но он находил такую цену вполне приемлемой.
мумака из Харадского корпуса, не владевший всеобщим языком. За полтора
месяца надсмотрщики вколотили в того необходимый и достаточный -- с их точки
зрения -- словарный запас ("встал", "пошел", "понес", "покатил", "руки за
голову"); только вот на словосочетании "ленивая черная скотина" стороны
пришли в состояние лингвистического ступора, так что пришлось оставить
просто "черномазый". Расширять этот запас путем общения с другими
заключенными Мбанга не стремился, находясь в каком-то постоянном полусне.
Может быть, он не уставал оплакивать своего погибшего Тонго -- ведь между
мумаком и погонщиком складывается дружба совершенно уже человеческая, далеко
превосходящая все то, что возникает между всадником и любимым конем. А
может, харадрим просто пребывал душою на своем немыслимо далеком Юге -- там,
где звезды над ночною саванной до того огромны, что стань на цыпочки -- и
дотянешься до них кончиком ассегая, и где каждый мужчина способен путем
несложной магии обратиться во льва, а женщины -- все как одна -- прекрасны и
неутомимы в любви.
ныне не осталось ничего, кроме заросших буйной тропической зеленью
ступенчатых пирамид да мощенных базальтовыми плитами дорог, ведущих из
никоткуда в никуда. А история Харада в нынешнем его виде началась меньше
сотни лет назад, когда Фасимба, молодой и энергичный вождь скотоводов из
внутренней части страны, поклялся уничтожить работорговлю -- и действительно
уничтожил. Здесь следует в скобках заметить, что в странах Юга и Восхода
торговля рабами существовала испокон веков, однако сколь-нибудь массового
характера не имела: дело по большей части ограничивалось продажей красоток в
гаремы и тому подобной экзотикой, не имеющей экономической подоплеки.
Ситуация разительно изменилась, когда Кхандский халифат поставил дело "на
промышленную основу", наладив по всему Средиземью бесперебойную торговлю
чернокожими невольниками.
водной артерии Восходного Харада, -- вырос хорошо укрепленный кхандский
городок, который так прямо и назывался -- Невольничья Гавань. Жители его
поначалу пытались охотиться на чернокожих сами, но быстро убедились, что
дело это хлопотное и опасное: как выразился кто-то из них -- "все равно что
стричь свинью: визгу много, а шерсти чуть". Однако они не пали духом и
наладили взаимовыгодные контакты с прибрежными вождями (главным их торговым
партнером стал некто Мдиква). С той самой поры живой товар стал поступать на
рынки Кханда бесперебойно -- в обмен на бисер, зеркальца и ром скверной
очистки.
респектабельным контрагентам в Кханде, что ремесло, коим они зарабатывают на
жизнь, грязнее грязи. Те в ответ философски замечали, что бизнес есть бизнес
и если есть спрос, то он все равно будет удовлетворен -- не этим продавцом,
так другим (по нынешним временам эта аргументация известна всем и каждому,
так что вряд ли есть нужда воспроизводить ее во всех деталях). Как бы то ни
было, промысел в Невольничьей Гавани процветал, а его участники быстро
богатели, удовлетворяя попутно самые свои затейливые сексуальные фантазии,
благо черных девушек (равно как и мальчиков) в их временном пользовании
всегда было хоть отбавляй.
на дружеской пирушке шестерых окрестных вождей (вообще-то отравить должны
были как раз Фасимбу, но он весьма умело нанес упреждающий удар -- это
вообще был его стиль), после чего присоединил их владения к своим и
провозгласил себя Императором. Объединив воинов всех семи областей в единую
армию и введя в ней строгое единоначалие и неукоснительную смертную казнь за
любые проявления трайбализма, юный вождь пригласил военных советников из
Мордора, который всегда полагал нелишним иметь управу на кхандских соседей.
Мордорцы достаточно быстро обучили чернокожих бойцов, коим страх был неведом
ровно в той же степени, что и дисциплина, согласованным действиям в
сомкнутом строю, и результат превзошел все ожидания. Кроме того, Фасимба
первым оценил истиные возможности боевых мумаков; то есть использовали-то их
в битвах с незапамятных времен, но именно он сумел поставить приручение
детенышей на поток и тем самым фактически создал новый род войск.
машина, приписанная к пехотному полку, -- это, конечно, штука полезная, но
не более того, а вот полсотни танков, собранных в единый кулак, -- сила,
принципиально меняющая весь характер войны.
объявил войну на уничтожение прибрежным вождям, промышлявшим охотой за
рабами, и за каких-то полгода сокрушил их всех; дошла наконец очередь и до
Мдиквы. В Невольничьей Гавани царило уже полное уныние, когда от берегового
царька прибыл гонец с добрыми вестями: воины Мдиквы встретились в решающем
бою с хваленой армией Фасимбы и разбили ее наголову, так что в город скоро
приведут много хороших сильных рабов. Кхандцы, мысленно переведя дух, не
преминули, однако, пожаловаться гонцу, будто цены на невольничьих рынках
метрополии за последнее время сильно упали (что было чистейшим враньем).
Тот, однако, не слишком огорчился: рабов захвачено столько, что рома теперь
хватит на полгода вперед.
Мдиквой, -- сто восемьдесят мужчин и двадцать женщин. Скованные между собою
мужчины, вопреки посулам гонца, смотрелись неважно: изможденные, сплошь в
кровоподтеках и ранах, небрежно перевязанных банановыми листьями. Но зато
женщины, которых вели совершенно обнаженными в голове колонны, были таких
достоинств, что весь гарнизон столпился вокруг них истекая слюной и ни на
что иное глядеть уже не желал. А зря... Ибо цепи были бутафорией, кровь --
краской, а сами невольники -- личной гвардией Императора. Под повязками из
банановых листьев были скрыты звездообразные метательные ножи, разящие на
пятнадцать ярдов, однако гвардейцы вполне могли бы обойтись и безо всякого
оружия: каждый из них в беге на короткую дистанцию доставал лошадь, мог
увернуться от летящей в него стрелы и разбивал ударом кулака стопку из
восьми черепиц. Городские ворота были захвачены за какие-то секунды, и
Невольничья Гавань пала. Руководил операцией лично Фасимба -- именно он и
привел в город "невольничий караван", нарядившись в знакомый всему побережью
леопардовый плащ Мдиквы: Император хорошо знал, что различать в лицо "всех
этих головешек" представители высшей расы так и не сподобились. Впрочем,
самому Мдикве плащ был теперь без надобности: свирепые огненные муравьи, на
чьей тропе его привязали (а именно такое наказание теперь полагалось за
участие в работорговле), уже превратили берегового владыку в идеально
очищенный скелет.
кхандский корабль, предназначенный для перевозки рабов. Капитан, несколько
удивленный безлюдьем на пристани, отправился в город: назад он вернулся
сопровождаемый тремя вооруженными харад-римами и заплетающимся от страха
языком потребовал на берег носильщиков из числа команды. Впрочем, груз,
который им надлежало принять на борт для отправки в Кханд, привел бы в
содрогание кого угодно.
1427 штук: все население городка Невольничья Гавань за изъятием семерых
младенцев, которых Фасимба, по неведомой причине, все же пощадил. На каждой
из них рукою городского писаря (с тем честно расплатились за работу --
казнили его последним и сравнительно легкой смертью) было нанесено имя
владельца, а также подробно описано, каким именно пыткам тот был подвергнут
перед тем, как быть освежеванным. На кожах, принадлежавших женщинам, было
помечено -- сколько именно черных воинов всесторонне оценили достоинства их
владелиц; женщин в городе было мало, а воинов много, так что цифры были
разные, но во всех случаях впечатляющие... Лишь немногим жителям
Невольничьей Гавани посчастливилось заработать краткую пометку "погиб при
штурме". А последним номером программы было чучело, изготовленное из
губернатора, который приходился родственником самому калифу.
Профессиональные таксидермисты, вероятно, не одобрили бы использование в
качестве набивочного материала бисера (того самого, которым кхандцы платили
за рабов), однако у Императора были свои резоны.
оправдания: вождь харадримов, дескать, просто-напросто облек в форму мести
угнетателям свои собственные садистские наклонности. Другие примутся