исчезли.
одарил?
звонят в ГИП. Скажи спасибо, что за вами послали мою группу, а то уже
получил бы пяток иголок под ногти.
светлое пятнышко.
рассвет.
быстро прогрелся, и в деревьях беспечно запели птицы.
вид бойцов, нас и впрямь можно было принять за путешествующих автостопом.
кто-нибудь увидит и снова донесет?
Просто дожить.
разных частей по принципу "лишь бы ехало": основой послужила ходовая часть
легкого трехосного вездехода с огромными, как черные бегемоты, колесами,
спереди была приделана наклонная решетка вроде тех, что когда-то стояли на
паровозах, а сзади поднималась к небу длинная выхлопная труба с треугольной
заглушкой на конце. Венчал этот образчик автомобильного зодчества корпус от
старого автобуса со спиленной крышей. Забраться в машину можно было только
по лестнице, сваренной из толстой арматуры.
- Чего там новенького?
Москву.
ее по кругу. Каждый отхлебывал из горлышка граммов по сто, затем передавал
спиртное дальше. Вскоре настал и мой черед. Пить мне не хотелось, но
отрываться от коллектива было нельзя. В посудине оказалось поганое бренди, и
я закашлялся после первого же глотка.
на Веселого.
все подтвердили, что теперь очередь шофера. Конь умело закрутил жидкость в
спираль и, задрав голову, вставил горлышко себе в рот. Раздались дружные
аплодисменты. В считанные секунды спиртное перебралось в желудок, после чего
водитель отбросил бутылку в кусты и затянул какую-то грустную песню. Все это
время автобус двигался с прежней скоростью.
имел прозвище, за которым стояла целая история.
настоящее имя было Роджер. Однако "Веселый Роджер" звучало слишком длинно, и
второе слово частенько проглатывали, пока не отбросили совсем.
оказались ни при чем - там имел место неприятный случай со вшами, которых он
подцепил, переночевав в одном бараке с беженцами. Чем все закончилось, никто
толком не помнил, а сам Левша распространяться на эту тему отказался.
лет сорока с трогательной кличкой Мама.
страшной фразе, произнесенной Левшой. И, только въехав в Москву, мы поняли,
что означает "никому не удалось дожить".
и скрюченными листьями, мы взобрались на бескрайнюю черную возвышенность.
Слева, справа, впереди - везде взгляд царапался об одно и то же: низкие
развалины, груды битого кирпича и осколков бетона, тощие змеи проволоки,
скорчившиеся в тщетной попытке выползти наружу.
сквозь мелкое сито и снова размолото. Москва распалась на миллиарды тонн
обугленного щебня, и любой ее осколок легко уместился бы на ладони.
лучше подходил для поездок по руинам. Большие шины с грубым рисунком
протектора легко преодолевали ухабы, каждый из которых для обычных колес мог
бы стать роковым. Решетка спереди действовала наподобие совка: она срезала
бугры и тащила их дальше, пока на пути не попадалась яма, принимавшая в себя
лишний грунт.
все находившееся дальше нескольких сот метров сливалось в сплошную выжженную
поверхность.
вниз, под обломки, туда, где раньше кто-то ходил, гулял, бегал. Сейчас этот
нижний уровень засыпал новый культурный слой - несколько метров
перекаленного крошева. Последний слой цивилизации.
нас - только один аргумент. Вот этот, - он сплюнул на камни. - Тот, кто
здесь побывал, возвращается домой сторонником Сопротивления.
ядерного оружия Китай применил генное.
мы проверяли, - возразил Левша.
присовокупил:
еще лучше. Да, Миша?
Остальные, уловив его напряжение, сразу затихли.
невозмутимостью. - Ничего не передавал?
колени, направив ствол в мою сторону.
на пальце.
повернул и остановился у огромного кургана, к основанию которого была
прорыта узкая тропинка. Мы спустились на землю и, выстроившись гуськом,
пошли по углубляющейся траншее, выложенной относительно ровными кусками
серого камня. Наши новые товарищи ненавязчиво расположились таким образом,
что мы с Ксенией оказались блокированы и спереди и сзади.
плечистый Сыр. Дружественный конвой молча повел нас вниз - туда, где в
насыпи был выкопан фрагмент темной стены с щербатым зевом пустого оконного
проема.
комнате имелось еще пять или шесть окон: все они были разбиты, и под каждым
возвышалась горка ссыпавшегося снаружи щебня.
гулкому мраморному коридору. Рассредоточившись, конвоиры окружили меня с
четырех сторон, словно опасность, которую я для них представлял,
увеличивалась с каждым шагом. Чем дальше мы отходили от кабинета, тем
сильнее сгущались сумерки. Вскоре партизаны зажгли карманные фонарики, и
стены отшатнулись в темноту - зрение уже не воспринимало ничего, кроме
нескольких желтых овалов, скачущих перед ногами.
каком-то официальном учреждении, разумеется - бывшем. Здесь даже сохранилась
пыльная красная дорожка, забранная под латунные прутья.