речь о вампирах. Так вот, те не могли войти без приглашения.
Но жалеть было поздно. Поскольку дверь распахнулась.
Женщина, стоявшая на пороге, поправила волосы и обвела взглядом комнатку.
Отыскав человека, пошла к нему, абсолютно нагая, словно только что
родилась.
За последнюю неделю его интуиция обострилась до немыслимых пределов, но
сейчас человек не ощутил того предугадывания опасности, которое уже
несколько раз посещало его. От женщины исходила плотная, почти осязаямая
волна совершенно других эмоций и настроений, не показавшихся человеку
неестественными при подобных обстоятельствах, хотя потом... Потом -
покажутся.
7. До того, как заблудиться, в предыдущей жизни, человек встречался со
многими женщинами и даже считал себя мастером в постельных делах. Его
партнерши делились впечатлениями с подругами, те - с друзьями, и так,
несколько видоизменившись, информация возвращалась к нему; он был уверен,
что искушен в искусстве любви и способен не только получить, но и
доставить женщине высшее наслаждение.
...Эта даже не вскрикнула.
Он натянул на голое тело куртку и пошел к двери, чтобы закрыть. Здесь было
не так уж прохладно, но все-таки...
Женщина привстала, облокотилась на локоть и следила за ним, абсолютно не
стыдясь своей наготы. Ее глаза не выражали ничего, точно две стеклянные
пуговицы.
"Что за черт?.. И откуда она вообще взялась такая?"
Если бы человек не видел ее, не осязал ее... В общем, он бы, наверное,
предположил, что перед ним - статуя.
Дверь закрылась с легким стуком, и человек обернулся, чтобы посмотреть на
гостью и решить, стоит ли попытаться восстановить свой авторитет в
собственных же глазах.
Достаточно было одного взгляда, дабы понять: восстанавливать придется
(если придется) с другой.
Белое, словно фарфоровое, тело женщины покрывалось паутинкой трещин. Оно
уже стало неживым, и это человек особенно явственно понимал, глядя на
волосы: те обрели тот же цвет, что и вся плоть, и, к тому же -
превратились в общий кусок... чего-то. Скажем, того же фарфора.
Человек подошел поближе и встал над телом, наблюдая, как оно разваливается
на куски. Он не испытывал сейчас ни страха, ни разочарования, ни боли.
Только облегчение, что ситуация разрешилась таким непонятным образом,
полностью соответствующим всему, случившемуся раньше.
Когда процесс разрушения закончился, человек задумался, что же делать с
обломками женщины. За последнюю неделю он научился бережливо относиться ко
всякой вещи, попадавшей в его распоряжение. Теперь же - тем более (он еще
многого не знал и думал, что новые Обитатели останутся в городе навсегда).
Например, совсем не так давно наткнулся в канализационных коридорах на
кусок ржавой трубы - правда, ровно обрезанной по краям - и приволок сюда,
еще не зная, зачем. Поскольку края обломка выглядели так, будто
оплавились, человек не рисковал пораниться. Сейчас он решил, что сможет
использовать трубу в качестве постамента. С трудом поднял ее и поставил
вертикально, у стены. После этого человек выудил из обломков голову
женщины и отряхнул с нее пыльную крошку, образовавшуюся во время
разрушения. Нос у головы откололся, но это человека не смутило. Он
установил голову на ржавом постаменте и отошел подальше, чтобы
полюбоваться своим экспонатом. Выглядело паршиво. Как раз вписывалось в
местный интерьер.
Из остальных кусков человек оставил только один, на котором можно сидеть.
Все-таки на голом полу было прохладно, шныряли сквозняки. Спать, правда,
приходилось все же на нем, постелив под себя куртку.
Мусор и обломки человек смел в кучу да так и оставил.
8. Следующая пришла через... он не знал, через сколько дней. Вести
календарь не хотелось. Вспомнил про Робинзона Крузо. В детстве как-то не
удалось прочесть эту книгу, да и потом - не удосужился. Но по рассказам
сверстников помнил, что Робинзон вел календарь. Делал какие-то зарубки на
куске дерева и таким образом считал, сколько дней провел на своем
необитаемом острове. Человек сразу отказался от подобной затеи. У книжного
отшельника всегда оставалась надежда на то, что рано или поздно его отыщут
- пристанет безымянный корабль, дабы набрать питьевой воды, и возьмет
Крузо с собой. У человека такой надежды не было. К тому же он знал: о
возвращении к прошлой жизни нечего и думать. Что бы ни случилось, оно не
вернет ни тех людей, ни тех мыслей. В одну реку дважды не войти.
Робинзон считал дни до освобождения, человеку же пришлось бы считать дни
после пленения. Согласитесь, это совершенно разные вещи.
Время... Времени было море и еще маленькое озерцо, времени было
полным-полно, навалом, немеряно, больше, чем он способен потратить.
Поначалу человек вспоминал. Потом решил, что мысленный мазохизм не для
него. Он начал читать вслух и с выражением стихи, которые когда-то знал.
Оказалось, помнил человек удручающе мало, - (особенно удивительно, если
учесть характер его бывшей профессии), - да и в тех, что каким-то
немыслимым образом сохранились в памяти, строки перепутались, словно
фрагменты детской картинки ("45 элементов на 100 элементов"). Заботиться о
еде не приходилось, поскольку стоило только человеку выйти на поверхность
- в город, - и он рано или поздно оказывался в саду. Испражнялся там же, а
мылся и стирал свою одежду под струями ручейка. Сад не торопил, однако
если человек начинал нарочно тянуть время, тем или иным способом
напоминал, что пора уходить.
Раньше, за работой, за повседневными заботами, человек почти не видел
снов. Он приходил и валился на кровать, успевая только завести будильник
или попросить дежурного по коридору разбудить в определенное время. Теперь
же сны толпились у двери в его сознание, выстраивались в длинную
спиральную очередь и напирали один на другой, бранясь и скандаля. Поначалу
он воспринял их как приятную деталь своей новой, не слишком уж приятной
жизни. Потом устал. Потом попытался обуздать каким-то образом эту цветную
трехмерную волну видений, но сны оказались настойчивее, становились
наглее. В особенности - сны с обнаженными красотками, лица которых
неуловимо напоминали кого-то; он уже не помнил - кого.
Поэтому следующее появление человек воспринял попроще. Вообще-то, он
позволил себя обмануть. Но признался в этом уже потом, рыская по
канализационным коридорам в поисках очередного подходящего обломка трубы.
9. Что его заботило на самом деле, так это щетина. Потом, когда человек
стал тем, кем он стал, и получил меч, он побрился... через пару недель,
когда решил, что лучше умереть, порезавшись этим проклятым
кинжалом-переростком, чем напоминать физиономией матерого самца-орангутана.
Все это произошло позже, а тогда он бродил по подземным проходам города и
искал что-нибудь острое. В душе подозревая: "чем-нибудь острым" бриться
все равно не станет, потому что побоится занести инфекцию. Да и борода еще
не настолько мешала жить.
За имевшееся у него в распоряжении время человек успел более-менее
досконально изучить эти коридоры и прежде всего - из-за опасения, что
заблудится и не сможет найти отсюда выхода. Он даже пожертвовал своей
единственной книгой.
Тоже дурацкая, по сути, история. Когда приехал в город, заглянул в первый
попавшийся киоск и купил первый попавшийся покетбук - толстую дешевую
книжонку в мягкой обложке, с револьвером и черепом на обложке. Сунул ее в
карман куртки да так и позабыл - не до того было... А сколько думал,
сколько прикидывал: вот окажусь на необитаемом острове, что бы предпочел
взять с собой? И терзался, выбирал среди любимых авторов и любимых вещей,
втискивал в воображаемый чемодан, стараясь не превысить отпущенного
лимита. А вот тебе, пожалуйста! - дешевый покетбук, где от начала до
конца, хоть бегло читай, хоть изучай с увеличительным стеклом, - не
найдешь ни одной стоящей мысли. "Она отдалась ему при луне, оба были
довольны вполне".
И если бы только с книжкой... - со всем так в жизни. "Вот сейчас
отстрадаю, отмучаюсь, а там уж... - там уж для души своей, бессмертной,
единственной, которая должна быть не потому что церковь так утверждает, а
потому что я так чувствую: есть она, душа; для нее, родимой, и жить
начну... завтра. Ну самое позднее... - через месяц. Надо с текущими
делами, с рутиной разобраться, а потом уж..."
"Да уж!" - восклицает Ипполит Матвеевич. "Торг здесь неуместен!"
10. Одним словом, вырвал из покетбука лист, чтобы на нем, на листе то
есть, начертить схему коридоров. Яснее ясного, что полагаться лишь на
память в подобном деле - безрассудство, которого он не может себе
позволить. Однако же - мертвые боги! - чем, скажите на милость, наносить
схему?! У человека не было с собой ни ручки, ни карандаша. И он еще не
опустился настолько, чтобы использовать в качестве краски собственные
фекалии.
Вышел из положения просто. Стал ногтем выдавливать полоски на бумаге.
Правда, та рвалась - книжонка-то дешевая - но он не сдавался. Был пущен в
ход не один лист творения неизвестного автора, но в конце концов - вот
она, схема! Впрочем, к тому времени, когда человек закончил чистовой ее
вариант, он способен был ориентироваться в лабиринте коридоров и безо
всяких чертежей.
Теперь он мог позволить себе отправиться на поиски каких-нибудь полезных
вещей. (Да, человек знал расположение проходов, но не их содержимое. К
тому же, время от времени, там обнаруживались новые вещицы, то ли раньше
им не замеченные, то ли невесть как и откуда совсем недавно появившиеся в
коридорах).
На сей раз женщина была одета. Она сидела на полу, подобрав под себя ноги