последним. Все трое встали на центр «мишени», майор извлек из кармана что-то
вроде блестящего яйца, нажал на верхушку большим пальцем...
Вселенной, ставшее уже почти привычным за время нескольких командировок в
медвежьи углы Галактики. Только на сей раз к знакомым ощущениям примешалось
что-то еще — столь мимолетное и непонятное, что Кирьянов ничего не смог
рассудочно осознать.
показавшейся Кирьянову ужасно знакомой. Однако вскоре он сообразил, в чем тут
дело. Нечто похожее он сто раз видел в кино: старинная мебель на гнутых ножках,
портреты и пейзажи на стенах, от огромных до овальных миниатюр, беломраморные
бюсты, высокий и узкий книжный шкаф, набитый толстенными фолиантами, часы под
стеклянным колпаком...
Разумеется, для тех, кому не приходится ходить с сошкой. В стольном граде
Питере восседает на троне государь император Николай Павлович, венгерский мятеж
уже подавили, но Крымская кампания еще не грянула... Тишь, гладь и божья
благодать. Если ты — вроде нашего гостеприимного хозяина, коего сейчас мы и
вызовем...
букольках, сдвинул его в сторону и нажал кнопку.
и в комнату прямо-таки ворвался полный, румяный, суетливый человек со странной
прической хохолком и бакенбардами, в обширном халате. Столь же проворно заперев
за собой дверь, он кинулся к нежданным визитерам, ничуть не удивившись,
распростерши руки:
Петрович? Душевно рад! А вот с вами, сударь, не имел чести...
— сказал Стрекалов с поразительной обыденностью. — Наш сослуживец,
рекомендую...
Кирьянова и ожесточенно ее сотрясая. — Друзья Антона Сергеевича и Михаила
Петровича — мои друзья... к тому же вы, я так понимаю, имеете честь служить по
тому же ведомству, что и они? Ну разумеется, я же вижу... Надобно вам знать,
дорогой Костантин Степанович, я сам служил в свое время, да-с, в Белавинском
драгунском, в отставку вышел поручиком — родители скончались, наследство,
надобно было посвятить себя домашним хлопотам... Честь имею представиться —
Степин Алексей Иринархович, отставной поручик и здешний помещик, царь и бог,
так сказать, хе-хе-с... Помилуйте, господа, о чем то бишь мы? Чего же мы стоим?
Сию минуту распоряжусь!
мгновение ока отпер замок, захлопнул дверь за собой, слышно было, как он,
вприпрыжку удаляясь по коридору, орет во всю глотку:
кухню, другой в баню, шевелись, бессмысленные, пока не запорол! Поворачивайся!
Стрекалов опустился в ближайшее кресло, закинул ногу на ногу и достал
портсигар. Щелкнув зажигалкой, повернулся к Кирьянову:
крепостник, типичный продукт эпохи, чего там, — но исключительно по отношению к
ревизским душам. Что до приятных гостей, коими мы, как ты уже понял, являемся,
то тут обращение другое. Сейчас на себе испытаешь классическое помещичье
хлебосольство. Хозяин наш не из убогих, как ни кутит, а осталось немало, так
что готовься. Вокруг — девственная природа, экология полностью нетронута, так
что птица откормлена чистейшим зерном, а рыбка плавала в водоемах, где нет пока
ни капли промышленных стоков и прочих химикатов. А уж вино... А яблочки-груши
без всякой химии...
вычурной спинкой.
тут нечто вроде постоянной базы, Степаныч. Место прямо-таки идеальное.
Провинция, глушь, медвежий угол, уездный город верстах в восьмидесяти, что по
здешним меркам — расстояние прямо-таки космическое, а проезжий тракт еще
дальше. Посторонних практически не бывает, а на дворе, напоминаю, стоит
крепостное право. Наш экс-поручик и в самом деле царь и бог. Никто не пикнет.
Не положено пищать — поскольку в противном случае можно обрести все тридцать
три удовольствия: тут тебе и кнуты, и Сибирь, и собаками затравить... Грустно,
конечно, что это наши предки, и секущие, и секомые, ну да что же поделаешь?
Должен быть здоровый профессиональный цинизм. Как у врачей и гробовщиков. По
большому счету все они, — он обвел комнату широким жестом, — давным-давно
умерли уже, хоть и живы для себя самих. И менять в окружающем ничего нельзя,
что вам, большому любителю и знатоку фантастики, должно быть понятно. А?
душе хотя бы тень восхищения и восторга — машина времени, первая половина
девятнадцатого века, взаправдашнее прошлое! — но получалось плохо.
откровенно скучно.
возвышении, и вид открывался великолепный: могучие липы, за ними неширокая
извилистая речушка, зеленая равнина, лес вдали... Воздух чистейший, непривычный
на вкус. Во дворе послышался озабоченный женский голос:
вновь ничего не получилось.
и скучная зеленая равнина, и мужик на подводе, которую неспешно тащила пегая
клячонка по ту сторону речушки. И толстощекий, суетливый отставной поручик,
наверняка существо примитивное и неинтересное, судя по первому впечатлению. Еще
одна книжная иллюзия рассыпалась прахом.
величайшей усталости картинно смахнул пот со лба.
втолкуешь им... Не беспокойтесь, господа, вскорости же сядем честным пирком...
— Его глаза приняли лукавое выражение. — Как обычно, милейший Антон Сергеевич?
Стрекалов.
время, прошедшее после вашего последнего визита, ни одна непосвященная душа не
осведомлена... Попробовал бы кто! — Он потряс сжатым кулаком, и в глазах на миг
мелькнуло совершенно иное выражение, цепко-хищное. — Укатаю, а то и до Сибири
не доведу! Нет уж, не извольте беспокоиться, полная конфиденциальность-с!
Привыкли помаленьку мои нерадивцы, никто более не считает вас нечистой силою,
несмотря на общую неразвитость дремучих умов... — Он непринужденно повернулся к
Кирьянову: — Антон Сергеевич понимает, о чем я. Каюсь, со мной самим поначалу
вышел чистейшей воды конфуз — когда Антон Сергеевич изволили впервые появиться.
Но только поначалу, да-с! Я как-никак человек образованный, вольтерьянец и
материалист, так что Антон Сергеевич с присущими ему красноречием и логикой
быстро прояснил истинное положение дел...
Конечно...
жизнерадостным смехом человека, совершенно довольного жизнью, полностью
избавленного от ипохондрии. — Не стыжусь признаться, мелькали этакие суеверные
страхи, приличествующие скорее грубому мужичью... А впрочем, я-то быстро
осознал истинное положение дел, зато мои скотоподобные холопы... Вы не
поверите, были такие, что в ногах валялись, Христом-Богом заклинали:
батюшка-барин, брось ты свое чернокнижие, душеньку побереги постом и молитвой,
эвона, мол, до того дошел в богомерзких поползновениях, что демоны стали
являться... Богомерзкими поползновениями, изволите знать, эти троглодиты
именовали мои ночные бдения с телескопом и рассуждения о наблюдении
атмосферических светил, а также забавы с электрической машиной... Каково? Ну,
вразумил в конце концов, есть же безотказные средства... Душенька! — воскликнул
он, заламывая руки в трагическом ужасе. — Молвите мне, милушка, вы не демон ли?
растворилась, в зал проник невысокий старикашка в неизвестной Кирьянову по
названию длиннополой старинной одежде, крайне подвижным лицом, льстиво-умильной
улыбочкой сразу напомнивший лакеев Аэлиты. Он остановился в тщетных попытках
придать себе осанистость и выкрикнул:
наряды, замерев от напряжения верхней половиной тела, несли на вытянутых руках
блюда, от которых пахло невыразимо аппетитно. Принялись расставлять их на
столе, пуча глаза от усердия. Когда церемония была закончена, хозяин выкрикнул
по-военному отрывисто и резко:
тренировки.
пренебрежением. — Не лезете больше с суевериями вашими дурацкими? Кто это ко
мне в гости изволил пожаловать? Ну-ка ты, Парфенка!
долгое время от времени нынешнего!
непросвещенное, рожи, на примечательное обстоятельство:
Роллинс Джеймс
Акунин Борис
Земляной Андрей
Жюль Верн
Маккарти Кормак
Мурич Виктор