Чтение 12–й страницы книги ~Ледяная тюрьма~

Харри же пошел впереди, прокладывая путь среди сугробов, торосов и кочек, держа курс на снегоходы.

* * *

В 16 ч. 50 мин. американцы из Туле вышли на связь с Гунвальдом Ларссоном, чтобы сообщить ему еще несколько безрадостных вестей. Траулер "Либерти" последовал примеру "Мелвилла", сочтя шторм неодолимой силой, дерзнуть противостоять коей могут разве что самые могучие военные корабли и Круглые идиоты. Тральщику просто не хватало мочи двигаться вперед - не пускали тяжелые, плотные, мощные волны, захлестнувшие, кажется, весь север Атлантики и все не покрытые льдом, незамерзшие участки акватории Гренландского моря. "Либерти" решил пойти на попятный всего пять минут назад, когда впередсмотрящий доложил, что по штирборту у носа замечается какое-то бучение обшивки. Американский радист еще раз заверил Гунвальда, что в Туле все молятся о несчастных на льдине. Да и по всему миру - тут сомневаться не приходилось - повсеместно возносились молитвы о терпящих бедствие на айсберге.

Сколько бы людей ни молилось теперь и сколь бы ни были истовыми их прошения, Гунвальду от этого легче не стало. Холодная, равнодушная, неопровержимая правда состояла в том, что капитан "Либерти", пусть несомненно по необходимости и с большой неохотой, пошел на решение, означавшее, в сущности, вынесение смертного приговора восьмерым.

Гунвальд никак не мог сейчас выйти на связь с Ритой. Нет, не теперь, не сию минуту. Может, через час - или еще на четверть часа позже. Нужно время, чтобы взять себя в руки. То были его друзья, и они ему не были безразличны. О, как ему это было не все равно! Ну не мог он взять на себя роль вестника смерти. И не хотел. Его била дрожь. Надо было подумать, - а для этого нужно время, - о чем и как говорить.

Ему необходимо выпить. Хотя Гунвальд был не из тех, кто привык устранять внутренние напряжения, прибегая к употреблению горячительных напитков, и вообще слыл человеком со стальными нервами, он влил в себя приличную дозу водки. В шкафчике, что стоял в рубке связи, вместе с хозяйственной утварью хранилось три бутылки. Покончив с первой дозой, он понял, что у него не хватит духу вызвать Риту на связь. Он налил себе еще, поколебался, потом добавил столько же и еще чуть-чуть и лишь потом упрятал бутылку в шкафчик кладовки.

* * *

Хотя снегоходы стояли на приколе, пять небольших моторов непрерывно урчали. На полярной шапке, да еще когда вокруг свирепствует шторм, нельзя ни на секунду заглушать двигатель, потому что замерзшие аккумуляторы могут выйти из строя, а смазка в двигателе вообще может превратиться в лед за две-три минуты. Да и неугомонный ветер тоже крепчал по мере шедшего к закату дня; и ему тоже было вполне под силу уничтожить и людей, и их машины.

Выйдя из ледяной пещеры, Харри поспешил к ближайшему снегоходу. Устроившись в теплой кабине, он свернул крышку термоса, который захватил с собой. Потом несколько раз глотнул густого, свежего овощного супа. Это блюдо было мгновенно приготовлено из овощной смеси, что была заморожена и обезвожена. Полярники только залили концентрат водой и поставили его на ту самую плиту, на которой кипятили воду, чтобы запечатывать скважины со взрывчаткой. В первый раз за целый день Харри мог расслабиться, хотя и понимал, что умиротворенность эта - скоропреходяща.

В трех снегоходах левее того, в котором сидел Харри, по одному в машине сидели Джордж Лин, Клод и Роджер и в одиночестве поглощали сытный обед. Они едва-едва были видны ему: он различал лишь смутные контуры за обледенелыми стеклами неосвещенных кабин.

Каждый получил по три чашки супа. В таком раскладе имеющихся пищевых запасов должно хватить не меньше, чем еще на пару обедов и ужинов. Харри решил, что рационировать еду, которая у них еще есть, нельзя, потому что холод голодному человеку опаснее, и если растягивать пищу, то они умрут ничуть не позже, но не с голоду, а от холода.

В пещере остались Франц Фишер и Пит Джонсон. Харри хорошо видел этих двоих, потому что как раз фары его снегохода светили в пролом в ледяной стене и были, следовательно, единственным источником света для их убежища. Франц с Питом расхаживали туда-сюда, дожидаясь своей очереди погреться в теплой кабине какого-нибудь из снегоходов, да еще в компании с термосом, наполненным горячим супом. Франц шагал стремительно, резко, даром, что некуда было спешить - ходи себе от стены к стене, и все. Пит мерил шагами пространство под ледовым сводом легко, не напрягаясь, как бы перетекая от одной точки к другой.

В кабину постучали, потом показалась голова Риты, отворившей дверцу, чтобы заглянуть к Харри.

С супом во рту, торопливо его проглатывая, Харри обеспокоенно спросил:

- Что-то опять не так?

Она просунулась в кабину поглубже, так что ее тело задерживало ветер и не выпускало из кабины ее не очень внятную, речь.

- Он хочет поговорить с тобой.

- Брайан?

- Ага.

- Он все еще идет на поправку?

- Ага. И резвенько так здоровеет.

- А что с ним стряслось, не рассказывал? Помнит что-то?

- Пусть сам тебе все расскажет, - сказала она.

В пятом снегоходе, от которого до пещеры было дальше всего, поместили Брайана, и он там понемногу оправлялся. Последние двадцать минут Рита провела в этой кабине, рядом с Брайаном, растирая его окоченевшие пальцы, вливая в него горячий суп и не позволяя ему провалиться в небезопасное сонное забытье. В сознание он успел прийти еще на пути от третьей взрывной скважины к пещере, но ему все еще трудно было разговаривать. Когда он только-только очнулся, было совсем скверно: терзала жуткая боль - это его оцепеневшие и отключившиеся было нервные окончания запоздало отзывались на свирепый мороз, едва не прикончивший его. Малый, по крайней мере, еще час не сумеет себя почувствовать хотя бы сносно.

Харри накрыл термос колпаком и, прежде чем надвинуть очки на глаза, поцеловал Риту.

- Ммммм, - произнесла она. - Еще.

На этот раз ее язык оказался между его губ. И не оставался там недвижимым. Снежинки падали на его голову и кружились у ее лица, но дыхание Риты на его намазанной жиром коже оставалось жарким. В нем поднялось чувство огромной ответственности за Риту. Как бы хотел он уберечь ее от всякого зла.

Когда они наконец оторвались друг от друга, она сказала:

- Люблю тебя.

- Мы опять будем в Париже. Вот только выберемся отсюда.

- Ну а если и не выберемся, - сказала она, - нам незачем обманывать себя. Чего уж там, восемь таких лет вместе. Очень хорошие годы. Столько радости и любви - у других такого за всю жизнь не наберется.

Бессилие - вот чем он мучался. Нечего было противопоставить чудовищной невезухе. Шанса не видно. А всю свою жизнь он всегда умел доказать, что он - мужчина, стало быть, выпутается из любой передряги. Кризисы преодолевались. Всегда находилось решение, как бы ни трудна была задача. А вот это ощущение собственной немощи было внове и бесило.

Она легонько поцеловала Харри, коснувшись губами уголка его рта.

- Надо спешить. Брайан ждет тебя.

* * *

В кабине снегохода было неудобно - потому что тесно. Харри уселся сзади, на узкой скамейке для пассажира, лицом к тыльному стеклу, а Брайан Дохерти был обращен к ветровому и сидел впереди. Руль и рукоятки управления вдавливались в его спину. Коленки Брайана упирались в колени Харри. Светло не было - в кабину проникали лишь отсветы от фар, просачивающиеся через плексиглас, полнейший мрак начинался совсем рядом, и потому и без того крошечное пространство казалось еще теснее, чем было на самом деле.

Харри спросил:

- Как ты?

- Как в пекле.

- Да ты там и побывал. Совсем недавно. Правда, недолго.

- Руки и ноги - как деревянные. Не то чтобы они ничего не чувствуют. Нет, наоборот, как будто понавтыкали невесть сколько длиннющих иголок. - В голосе Брайана слышалось страдание.

- Обморозился?

- Мы еще не глядели на ноги. Но я их чувствую почти так же, как руки. А руки вроде бы целы. И вообще, кажется мне, цел я. Только вот... - Он задохнулся болью, лицо перекосилось. - Ох, Иисусе, до чего же паскудно.

Открыв свой термос, Харри спросил:

- Может, супа?

- Нет, спасибо. Рита закачала в меня больше литра. Еще капля, и я лопну. - Он потер ладони друг о друга, явно пытаясь облегчить особенно острый приступ боли. - Кстати, я по уши втрескался в твою жену.

- Ты не одинок.

- И мне надо поблагодарить тебя. Ты же пошел меня искать. И спас мне жизнь, Харри.

- Еще один день, еще один подвиг, - не стал спорить Харри. Потом набрал полный рот супа. - А что случилось с тобой там?

- А Рита тебе не сказала?

- Она говорила, что ты сам мне все расскажешь.

Брайан замялся. Глаза только блестели в полумраке. Потом, наконец, сказал:

- Кто-то долбанул меня сзади.

Харри чуть не подавился супом.

- Что ты говоришь? Тебя что, с ног сбили?

- Ударили меня сзади по голове.

- Да быть того не может.

- Могу шишки показать.

- Покажи.

Брайан подался вперед, чтобы голова стала пониже.

Харри снял перчатки и ощупал голову парня. Две здоровенные шишки обнаруживались без труда, и на ощупь, и даже на вид, одна больше другой, обе - на затылке, одна чуть левее второй.

- Сотрясение мозга?

- Да вроде симптомов нет.

- А головная боль?

- Ох, верно, болит.

- В глазах не двоится?

- Нет.

- А не плывет ли все перед глазами?

- Нет.

- А язык не заплетается?

- Нет.

- А может, ты в обморок свалился? А?

- Я более чем уверен, что ничего такого не было, - сказал Брайан, приподнимаясь, чтобы опять сесть прямо.

- На тебя мог свалиться обломок льда сверху. А если ты упал в обморок, то ты должен был здорово удариться головой. Особенно если упал на выступ.

- Я отчетливо помню удар сзади. - Его голос звенел убежденностью в собственной правоте. - Стукнули меня дважды. Первый удар был не особенно сильный. Капюшон смягчил его. Но я поскользнулся, запнулся и, пытаясь не упасть, не успел обернуться - и тут он долбанул меня по новой. Только искры в глазах засверкали.

- А потом уж он тебя оттащил подальше, чтобы не увидали?

- Наверно. Раз никто из вас ничего не заметил.

- Черт. Не очень-то смахивает на правду.

- Ветер какой ревел? А снег? Столько его с неба летело, что я уже в двух метрах от себя ничего не видел. У него была замечательная крыша - какого еще прикрытия желать?

- Ты понимаешь, что говоришь? Ты утверждаешь, что некто покушался на твою жизнь.

- Так оно и есть.

- Но если это и в самом деле так, то чего ради он поволок тебя за валун, где нет ветра? Оставь он тебя на открытом месте, ты бы за пятнадцать минут замерз до смерти.

- Может, он думал, что убил меня. И знаешь, он и в самом деле бросил меня на открытом месте. Это я сам, ну, когда вы все уехали, я еще пытался идти. Меня трясло, рвало, колотило. Но я еще сумел отыскать укрытие от ветра. А дальше уж ничего не помню.

- Убийство...

- Оно.

Харри не хотел верить этому. И так уже голова трещала от всего, что на нее свалилось. Еще одна забота - да сил никаких на нее нет.

- Все это произошло как раз тогда, когда мы готовились сняться с третьей площадки. - Брайан замолчал, пережидая боль. - Мои ноги. Господи, прямо горячие иголки, раскаленные иголки, вскипяченные в кислоте. - Его коленки сильнее уперлись в колени Харри, но через минуту или что-то около того он понемногу расслабился. Малый - крутой, ничего не скажешь. Оклемался, и продолжал, как будто паузы в его речах и не было. - Я как раз грузил кое-какое оборудование на саночный прицеп. Тот, что стоял последним в ряду. Все были заняты. И тут ветер подул со всей силы, я еле на ногах устоял. Да еще снегу навалило столько, что я потерял вас из виду. И тут он меня и достал.

- Но кто?

- Не видел.

- Даже краешком глаза?

- Нет. Ничего не видел.

- И так вот и стукнул? Без единого слова?

- Нет, ничего он не говорил.

- Если ему так хотелось, чтобы ты погиб, чего бы ему не дождаться полуночи? Пока что всем нам одна дорога - на тот свет. И тебе - та же участь.

Вместе с остальными. Чего он так спешил? Почему он решил тебя поторопить? До полуночи осталось-то всего-ничего.

- Ну, наверно...

- Что?

- Звучит глупо, понимаю. Но крыша у меня не поехала. Ладно, скажу: я... я - Дохерти. Из рода Дохерти.

Харри понял сразу.

- Да, есть безумцы такого сорта, для которых это... Ну, ты, конечно, очень соблазнительная мишень для этой породы. Убить Дохерти, кого-то из Дохерти - все равно кого, - это шанс войти в историю. По-моему, этот психопат аж трясся от предвкушения.

Они замолчали.

Потом Брайан спросил:

- Но кто из нас - псих?

- Кажется, это - невозможно, да? Чтобы кто-то из нашей команды...

- Угу. Но мне-то ты веришь?

- Приходится. Не могу же я поверить в то, что ты умудрился потерять сознание, а потом, не приходя в себя, нанес себе два мощных удара в затылок, а потом оттащил себя с глаз долой, да куда подальше.

Брайан вздохнул с облегчением.

Харри произнес:

- Стресс... Ну, тут всяк под таким гнетом... Если хоть кто-то из нас уже был на самом краю, то есть вполне готов был потерять равновесие, то, верно, небольшой напряг - и он уже по ту сторону. А угадать не пробовал?

- Угадать, кто это был? Нет, и не пытался.

- Я думал, ты скажешь что-нибудь про Джорджа Лина.

- Да, у него есть свои причины не любить ни меня, ни мою родню. О том он заявил во всеуслышание. И куда уж яснее. Но что бы там ни творилось у него в голове, какая бы пчела ни жалила его в задницу, я все еще никак не могу поверить, что он пошел бы на убийство.

- Уверенным быть ни в чем и ни в ком тебе нельзя. Ты не знаешь, что ворочается в башке чужого человека, да и я тоже. Так мало людей, которых знаешь по-настоящему. Как они жили и что собою представляют. Для меня... Рита - единственный человек, на которого я могу положиться, за которого я могу ручаться и в котором я нимало не усомнюсь.

- Да, это так. Но я сегодня его спас.

- Если он - умалишенный, если он - маньяк, то какое ему дело до этого? По правде, у таких людей частенько перекорежена логика. Псих способен увидеть в добром деле самую что ни на есть основательную причину для преступления. Ему могло прийти в голову, что как раз этот факт и оправдывает его желание убить тебя.

Ветер раскачивал снегоход. Зерна смерзшегося снега постукивали по крыше кабины и царапали ее.

Впервые за эти сутки Харри предался отчаянию. Из него как будто выпустили воздух. Полнейшее изнеможение.

Брайан спросил:

- А что, если он опять?

- Если он рехнулся да еще зациклился на тебе и на твоей родне, вряд ли он просто так успокоится. Да и терять ему нечего. Я про то, что в полночь и он собирается помереть.

Глядя сквозь боковое стекло на взбаламученную ночь, Брайан сказал:

- Боюсь я, Харри.

- Только дураки не боятся в такой ситуации.

- А тебе тоже страшно?

- Душа в пятках.

- По тебе не скажешь.

- Да уж, вид делать умеем. Я в штаны наложу, а никто и не заметит даже.

Брайан захохотал было, но тут же скривился: очередная судорога пронзила его конечности острой болью. Придя в себя, он сказал:

- По крайней мере, теперь-то я хоть удивляться не буду. Кто бы он ни был.

- Одного тебя оставлять нельзя, - сказал Харри. - Всю дорогу с тобой буду я или Рита.

Растирая холодные пальцы, Брайан спросил:

- А остальным расскажешь?

- Да нет. Давай скажи им, что ты не помнишь, что стряслось, что, мол, ты, верно, споткнулся и ударился головой о какую-нибудь сосульку. Лучше пускай убийца, кто бы он ни был, думает, что мы о нем и не догадываемся.

- Я тоже так думаю. Может, он бдительность потеряет. А если мы все расскажем, то он будет очень осторожен.

- С другой стороны, если он уверует, что никто ни о чем не догадывается, он сможет обнаглеть и попробовать добить-таки тебя.

- Ну, если он - лунатик, потому что хочет убить меня, хотя, наверное, я и так погибну сегодня в полночь... Да и стоит ли расстраиваться: убьют - так убьют. До полуночи и семи часов не осталось.

- У тебя такой сильный инстинкт выживания, что просто нельзя не заметить. А это - признак здравого ума.

- Правда, этот самый инстинкт выживания слишком уж сильный. Он не дает мне осознать безнадежность нашего положения. А это вполне может быть признаком лунатизма.

- Не бывает никогда ничего безнадежного, - сказал Харри. - У нас впереди целых семь часов. За семь часов всякое может случиться. Всякое.

- Например?

- Да что хочешь.

17 ч. 00 мин.