Джирох, Спархоком овладело задумчивое настроение.
знал, что когда-нибудь вернусь в этот монастырь, - он выпрямился в седле,
- это славное место и жаль покидать его, но... - Спархок пожал плечами.
поверхности дороги, от камней, песка и гравия слева от дороги. По правую
сторону вниз резко срывался береговой откос, а за ним, за нестерпимо
сияющей полоской белого прибрежного песка, раскинулись темно-голубые воды
Внутреннего моря. Солнце припекало, и не больше чем через час стало совсем
тепло, а еще через полчаса и вовсе жарко.
с лица пот.
нас?
Спархока десять лет тому назад, ему приходилось расспрашивать людей. Оно
не могло само почуять его.
рано-рано утром, когда на небе еще не гасли звезды, и гнали лошадей до
полудня, когда солнце начинало немилосердно палить их самих и лошадей
своими отвесными лучами. Потом они отдыхали в неверной призрачной тени
тента, который дал им в дорогу настоятель, а их лошади лениво щипали
колючую солончаковую травку. Когда солнце скатывалось из зенита, они
продолжали путь и ехали до полной темноты. Временами они набредали на
редкие родники, всегда окруженные густой зеленью, дающей настоящую тень и
живительную прохладу. Они позволяли себе задержаться там на целый день,
чтобы дать отдых лошадям и отдохнуть самим перед новой встречей с
обезумевшим солнцем пустыни.
по скалистому скату в небольшое прозрачное озерцо, окруженное высокими
гибкими пальмами, перед ними предстала тень облаченного в черные доспехи
пандионца. Спархок, одетый в одну только набедренную повязку, только что
вылез, роняя на песок капли, из восхитительно холодной заводи, когда
черная фигура показалась на дороге с запада. Всадник и лошадь не
отбрасывали никакой тени, и было видно, как их пронизывают лучи солнца,
висевшего как раз за спиной всадника. И снова Спархок почувствовал веяние
могильного холода, такого странного и неожиданного в этом царстве
невыносимой жары и палящего солнца; когда всадник приблизился, он увидел,
что лошадь под ним - просто безглазый скелет, покрытый ссохшейся кожей.
Спархок не попытался взять свое оружие, но стоял неподвижно, и только
дрожь пробирала его, несмотря на жару, и смотрел как приближается призрак.
А тот остановил лошадь в нескольких саженях от него и мертвенно-медленным
движением вынул свой меч.
Сефрении, - я сделал все, что мог. Рыцарь отсалютовал, поднеся гарду меча
к своему забралу, а потом, повернув его рукоятью вперед, протянул вперед.
рыцарю и приняла меч обеими руками.
дрожащим голосом.
что велел мне мой долг - это и будет мне утешением в вечности, - затем его
шлем с опущенным забралом повернулся к Спархоку. - Приветствую тебя, брат,
- донесся из-за забрала бесцветный и какой-то далекий голос. - Знай, что
вы на верном пути, в Дабоуре вы найдете то, что ищете. А когда ты
выполнишь то, что велят тебе долг и честь, мы возликуем в Чертоге Смерти,
ибо не напрасной станет тогда наша жертва.
слова из пересохшего рта. - И прощай, да пребудет мир над твоей душой.
раскаленные камни, будто тяжесть обретшего плотность меча пригвоздила ее к
земле.
поднял ее на руки и отнес в тень, к заводи.
отправился к месту, где она лежала и поднял меч своего погибшего брата.
Позади себя он услышал звуки свирели Флейты. Мелодию эту он не слышал
раньше. В ней была вечная тоска и страстный призыв или вопрос о чем-то...
Спархок обернулся, держа в руке меч. Сефрения лежала на одеяле в тени
пальм, под ее закрытыми глазами обрисовались темные круги.
Коленопреклоненный Кьюрик заботливо склонился над ней, а Флейта сидела,
скрестив ноги, невдалеке и выпускала на волю заключенные в свирели
странные и страстные звуки своей песни.
тени. Кьюрик поднялся и подошел к нему.
даже и завтра.
Кьюрик. - Каждый раз, когда кто-нибудь из Двенадцати погибает, она слабеет
все больше. Не лучше ли будет из Джироха отослать ее назад в Симмур?
вдвоем ехали бы гораздо быстрее.
натянут, была в нем какая-то непреклонность.
мы гоняемся за пустым звуком.
Девочка потянулась и взяла ее безвольную руку в свою. На ее маленьком
личике застыли не детская печаль и озабоченность.
Сефрения.
по-прежнему закрыты. Она глубоко вздохнула и проговорила: - Ступай, надень
что-нибудь на себя, Спархок. Нечего разгуливать в таком виде перед
ребенком.
третьего дня Сефрения решительно поднялась и принялась собирать свои вещи.
сказала она.
осунувшимся и бледным, а темные круги под глазами не уменьшились. В
блестящих черных волосах появились седые пряди.
следует окрепла? - спросил он.
позволить себе не сможем, - утомленным голосом ответила Сефрения. - Да и в
любом случае мое здоровье не зависит от отдыха. Давай двигаться дальше, до
Джироха еще очень далеко.
несколько миль Сефрения резко произнесла:
себе такую прогулку.
Это был портовый город в западном Рендоре, похожий на Киприа - такие же
приземистые, толстостенные, беленые дома, таким же амфитеатром поднимающие
свои плоские крыши от порта к дальним предместьям. Спархок повел их
бесконечными петляющими проулками к приречным кварталам города. В отличие
от других мест в городе, здесь к чужеземцам относились более-менее
терпимо, хотя и без особого восторга. Среди толпы рендорцев то и дело
мелькали яркие одежды камморийцев, лэморкандцев и даже эленийцев. Спархок
и его спутники ехали медленно, чтобы не привлекать внимание, и с этой же