Чтение 57–й страницы книги ~Сибирский эндшпиль~

западные системы военной коммуникации? - прежде чем Ольга успела ответить,
Пола поспешила объяснить, - Ты знала Мориса, француза, которого обменяли.
Светлана говорила мне, что он видел собственными глазами - по крайней мере
часть того оружия, которое якобы прячут здесь, не существует. Конечно, он
расскажет все это своим людям, но это будет только слово одного человека.
Поверят ли ему? Эта информация сейчас может быть жизненно важной для
принятия решений. Через Ивана мы сможем подтвердить ее, или даже выяснить
больше... Я не знаю...

Неожиданно она почувствовала тщетность ее устремления. Пола покачала
головой и вздохнула.

- Ох, забудь об этом, Ольга. Это была идиотская мысль. Зачем
серьезному ученому рисковать своей шеей, передавая сообщения на Запад? Мне
просто...

- Минутку. Мне это не кажется идиотской идеей, - Ольга пристально
смотрела на нее. - Иван уже рискует своей шеей - я говорю тебе, он очень
озабочен напряженностью в мире. И давай посмотрим на это с другой стороны:
все, о чем мы его попросим - это передать на Запад подтверждение сообщений
источника, которому они могут доверять, собственного агента, подтверждение
того, о чем Советы и так говорят публично. Вряд ли его можно будет
обвинить в передаче секретов или в чем-то непатриотическом. Я бы не
списывала эту мысль со счетов. Попробовать стоит.

Пола неуверенно наморщила лоб. Они шли вперед, Ольга продолжала
бросать на нее вопросительные взгляды, но Пола молчала. Наконец она
спросила:

- Ты еще не узнала никаких новостей о Лью Эрншоу? Если бы я смогла с
ним поговорить, это бы здорово помогло.

- Я пытаюсь. Как только я что-нибудь услышу, я сразу же дам тебе
знать.

- Я знаю.

- Я могу вставить в мое следующее послание Ивану пробный шар, -
предложила Ольга.

- Не торопи меня. Мне нужно еще об этом подумать.

- Как знаешь.

Про себя Пола уже не сомневалась, что в конце концов решать придется
ей. Она до сих пор даже не знает, находится ли Эрншоу хотя бы в радиусе
ближайших двух тысяч миль.

Менее чем в сотне футов под поверхностью холма, в совершенно другом
окружении, Мак-Кейн, Скэнлон, Истамел и Сэрджент сидели, как кружок
заговорщиков в какой-нибудь разбойничьей пещере. Круг желтого цвета
выхватывал из темноты импровизированный стол из сдвинутых алюминиевых
бочек и панели стен. Мак-Кейн развернул сверток, который оставил для них
Рашаззи, и вынул оттуда два кусочка почерневшего изогнутого пластика
размером с кредитную карточку, которые носили явные следы огня. Истамел
взял одну из них и принялся разглядывать.

За основу Рашаззи взял спаянные вместе кусочки пластмассовой бритвы
голубого цвета, которую он нашел на складе. Защелку, с помощью которой
пропуск крепился к одежде, он сделал из защелки авторучки, согнув ее по
форме настоящей, которую Сэрджент как-то ухитрился оттиснуть в куске мыла.
Для пластмассовой вставочки с микросхемой он взял кусочек пластмассы,
срезанный с подставки черного шахматного короля. Потом он бросил свою
работу на кучу тряпок, пропитанных спиртом и поджег. Ко всеобщему
согласию, результат выглядел, как сгоревший стандартный общий пропуск.
Истамел удовлетворенно хмыкнул и положил хрупкую вещицу на место.

- Хороша, - он взял вторую, и добавил: - Я не вижу препятствий. Эти
подойдут.

- Рад слышать, - сказал Мак-Кейн, наклоняясь вперед. - Может быть, ты
скажешь нам, что вы задумали и зачем они тебе?

Турок оперся руками о край стола и обвел группу взглядом.

- Я знаю об одной ситуации, которая прекрасно для нас подойдет. Я
доктор по профессии, физиолог. Я специализируюсь в регулирующих механизмах
кровеносной системы. В Замке у меня привилегированное положение, потому
что я согласился работать в лаборатории космического пространства, на оси.
Они разрабатывают различные виды скафандров, исследуют условия и эффекты
работы в открытом космосе, и тому подобное.

Он пожал плечами и оттопырил нижнюю губу, словно понимая, что ему
необходимо как-то объяснить это.

- Это позволяет мне продолжать мою работу и не терять навыков и
знаний. В определенной степени это помогает им и отвечает моим интересам,
а раз так, то почему нет? Все мы в глубине души торговцы, не так ли?

Мак-Кейн коротко кивнул:

- Конечно, мы тебя поняли. И?

- В лаборатории работают русские гражданские. Доктора и техники со
всей колонии. Большинство из них пользуются общими пропусками, которых
достаточно для передвижения по всей колонии, за исключением некоторых
специальных зон в Ландау и в Административном Центре, где требуются
различные специальные пропуска.

Мак-Кейн и Скэнлон обменялись заинтересованными взглядами. Истамел
продолжал:

- Я обратил внимание, что когда они переодеваются в халаты или
рабочие комбинезоны, они часто оставляют пропуска на своей обычной одежде,
которую вешают в шкафчике у входа в лабораторию. Теперь самая интересная
часть. Через нижнюю часть шкафа проходит силовой кабель для компрессора и
сварочного оборудования. Место под вешалкой всегда забито тряпками и
коробками с черт знает чем. Теперь вы видите, что я имею в виду: если в
этих кабелях случится короткое замыкание и они нагреются так, что
загорится одна из этих коробок...

- Ты хочешь сказать, что оставишь там этот пакет и сделаешь так, что
по крайней мере две куртки сгорят? - сказал Скэнлон, кивая головой.

- Точно, - вмешался Сэрджент.

- А где гарантия, что кабель воспламенит сверток? - поинтересовался
Мак-Кейн.

- Такой гарантии не нужно, - ответил Истамел. - Мы положим в сверток
зажигательное устройство, его Рашаззи и Хабер смогут сделать. Потом мы
устроим замыкание в электросистеме и накроем кабеля в шкафу чем-то
горящим, чтобы все это выглядело, как случайный пожар. Сначала мы поменяем
вот это, - он указал на обгоревшие подделки, лежавшие на столе, - на
пропуска, а потом положим туда зажигательную бомбу. Когда она вот-вот
загорится, мы устроим замыкание в электросистеме. Потом, когда русские
обнаружат это, они официально спишут две карточки, как сгоревшие, и
выдадут их хозяевам другие. А у нас будут настоящие работающие пропуска.

Мак-Кейн подумал, но ошибок в плане не нашел.

- Вы справитесь с этим сами? - спросил он.

- Что касается материалов, то это все, что лежит в шкафу. А вот
электричество - в этом я не силен.

- Ну, если меня можно будет туда доставить, то этим я займусь, -
сказал Скэнлон. - ИРА дает хорошую тренировку в подобных вещах.

- Но тебе туда не попасть, - ответил Мак-Кейн.

- Не уверен, не уверен, - задумчиво пробормотал Истамел. - У нас
работают и обычные заключенные, они доставляют материалы, выносят из
лаборатории мусор и так далее. Если мы сможем доставить вас так...

- Не в обычаях Лученко делать одолжение, когда его об этом просят, а
мой браслет не запрограммирован на допуск в ось, - ответил Скэнлон.

Они немного поспорили о разных способах, как доставить его туда, но
ничего так и не решили. Затем Сэрджент вернулся к самому началу:

- Как насчет той схемы с обменом вставками, о которой говорил
Рашаззи? Может быть, мы найдем кого-то, назначенного на работу в оси, и
обменяем его вставочку в браслете на день отдыха? Может быть, так мы
сможем доставить Кева в ось - со вставкой, запрограммированной для оси, в
его собственном браслете.

- А охрана не заметит, что лица разные? - спросил Истамел.

- Возможно, но маловероятно, - ответил Сэрджент. - Они там не самые
усердные люди и уж точно не самые сообразительные. Хотя риск есть.

Мак-Кейн вопросительно посмотрел на Скэнлона.

- Что ты думаешь, Кев?

- Ой, да почему нет? Я выделывал штуки и рискованнее. Конечно, я
пойду.

- Ну, тогда все устроено, - заключил Мак-Кейн. - Только давайте
делать это, как можно скорее. Чем быстрее у нас будут пропуска, тем
быстрее мы сможем двигаться. Я много чего хочу узнать об этой станции.

Тут он повернулся к Истамелу:

- Возвращаясь назад, вы говорили, что вы доктор-физиолог?

- Да.

- И вы помогаете разрабатывать космические скафандры?

- Да, в лаборатории космического пространства.

- Это очень интересно. Давай-ка я расскажу вам еще об одной вещи, над
которой мы думаем. Может быть, вы сможете нам помочь...

Пола окончательно пришла у выводу, что русские просто не могут быть
счастливы, иначе как не страдая. Если исходить из прочитанных ею поэтов,
драматургов, писателей и историков, они выражали исключительно трагические
чувства и прославляли самопожертвование, как часть национального духа. Еще
одной неотъемлемой частью национального духа, был, очевидно, врожденный
талант к сельскохозяйственным катастрофам. Крестьянские бунты были
привычной частью жизни до революции, а сталинская принудительная