беззвучном хриплом смехе, издевательском, жутком. Инстинктивно я выхватил
меч и поднял его, словно пытаясь отразить удар, но человек-тень только
отпрыгнул назад и бросился бежать. Я помчался за ним, теперь уже в ярости
- ярости, питаемой страхом. На сей раз ни от чего не надо было
уворачиваться, не надо было хромать; улица была прямой, и он побежал очень
быстро, промчался один квартал и - через дорогу, против света, еще квартал
- а я бежал на расстоянии не более длины моего меча от его ног. До тех
пор, пока в середине третьего квартала я обнаружил, что его нет. Я резко
остановился, споткнувшись, стал дико озираться, рубанул воздух - пустоту.
Потом подавился от быстрого потока какого-то гнусного запаха, похожего на
рвоту. И все; он исчез.
заблудиться? Подумал бы хорошенько, черт бы его побрал. Я был готов к
этому. Я запоминал каждый поворот. Я знал, откуда мы прибыли, и где должна
быть река. Где бы я сейчас ни находился...
некоторые из них - каменные, маленькие зарешеченные окошки - все это
выглядело как-то странно знакомым. Да, это были склады, в основном
викторианской эпохи, судя по виду, и довольно обшарпанные. Но там и тут по
стенам тянулись вычурные вывески, более новые, чем остальные, оконные рамы
были свежевыкрашены; где-то даже блеснул отсвет розового неонового света.
Еще один диско-клуб? Опять такое же место: претенциозный шик вторгается,
как голый рак-отшельник, в раковину старой солидной коммерции. Но где? На
неоновой вывеске было написано "Praline", это звучало по-французски, но
это еще ровным счетом ничего не значило: в Москве тоже есть кафе с
французскими названиями. Правда, Францией здесь не пахло - равно как и
Москвой; это был кислый запах большого города в теплом и влажном воздухе;
кощунственная смесь транспортного дыма и жареной пищи, а также ароматных
растений, мне совершенно незнакомых. Это были окраинные улицы, и на них не
было никого, чтобы спросить. Но прямо впереди было больше света, и
слышался отдаленный шум уличного движения. Мне стало любопытно, и я пошел
посмотреть.
складов; она была широкой и хорошо освещенной, окаймленной домами,
террасами высоких величественных зданий из красноватого кирпича. У них
снова был какой-то ускользающий европейский вид, особенно по верхнему
фасаду, где шло что-то вроде длинной галереи, образуя глубокие балконы под
обычной крышей. Там росли домашние растения и большие кусты в горшках:
лавр, мимоза и другие, которых я совсем не знал: экзотические, элегантные
и грациозные, буйно разросшиеся на витиеватых чугунных перилах. Но эти
дома тоже были восстановлены, большинство из них были теперь фасадами
магазинов или кафе - некоторые из них были открыты. Я подошел к
ближайшему, и теплый ночной воздух поднялся и ударил меня густыми
ароматами кофе, жареного лука и горячей выпечки, и звуками джазовых
записей. И я неожиданно почувствовал такой голод, что впору было хоть
плакать.
цивилизацию, разумную жизнь или, по крайней мере, то безумство, которое я
знал. Но возьмут ли они здесь мои деньги? Я пошарил в карманах. Во
внутреннем кармане я нашел несколько маленьких монеток, очень тяжелых -
это было золото, но такого я никогда не видел: на монетах были какие-то
странные надписи и слоны. Должно быть, это были деньги Джипа. А все мои
обычные деньги находились в карманах моей собственной одежды, на борту, и
я стал ощущать себя очень неспокойно. Мне пора было возвращаться. Но я не
мог удержаться, чтобы не заглянуть в окно - посмотреть, что за люди сидят
в кафе. Они были такими же, как я, точно такими же; они могли приехать из
любой страны мира, ну, почти из любой. Большинство из них были молоды,
несколько кавказского типа, но хватало и черных, и людей с Востока -
жизнерадостная космополитическая толпа, так оравшая в попытке перекричать
джаз, что я не мог разобрать, на каком языке. А вывеска на кафе гласила:
"Au Baratria". Баратрия - это где же?
подступил к ним. Лицо девушки, раскрасневшееся и хорошенькое, исказилось;
лицо юноши потемнело, и он резко оттолкнул ее. Я пожал плечами и дал им
пройти. Ну и манеры у них здесь, нечего сказать. Я пошел по дороге. Здесь
была все еще освещенная витрина книжного магазина, и, клянусь Богом, все
названия были на английском! Только для меня все бестселлеры на одно лицо.
Я покупаю "Тайм" и "Экономист", так что это мне тоже ничего не дало. Затем
шел магазин мужской одежды, набитый черной кожей и называвшийся - вы не
поверите - "Геббельс". Это доказывало только, что дурной вкус - явление
универсальное. После него - видеомагазин, но там виднелись только две-три
кассеты. Названия были английскими, но несколько специфическими:
"Хорошенькие персики", "Пусси-ток", "Мастерская тела". Ну, да. Где же это
все находится, черт бы побрал, в Коста Брава? Еда пахла для этого слишком
аппетитно.
крепкий чернокожий мужчина, но как только я раскрыл рот, мне его чуть не
заткнули кулаком. Прошедшие день-два научили меня не очень-то подставлять
другую щеку, но я сдержался: наживать сейчас себе неприятности было бы
неправильно. В отдалении по тротуару спешил более респектабельный
горожанин, толстый и средних лет. Я подошел к нему, чтобы перехватить, но
не успел я произнести: "Простите, сэр...", как он сунул что-то мне в руку
и удалился со скоростью, для которой его телосложение было явно не
приспособлено. Я смотрел ему вслед разинув рот, потом взглянул вниз на
свою ладонь. Несколько серебряных монет; я взял две самые крупные и увидел
на них орла, стершегося от долгого употребления. Четвертаки,
двадцатипятицентовики - разрази меня гром, я был в Америке.
часть последнего мы дрейфовали - я ухитрился пересечь Атлантику. Если бы я
когда-нибудь понял, каким образом, я мог черт знает что натворить в
экспортном бизнесе, это точно.
происходит во времени. И вдруг мне вспомнились детские сказки про короля,
вернувшегося из-под холма. А здесь, в конце концов, была страна Рипа ван
Винкля [Рип ван Винкль - герой одноименного рассказа Вашингтона Ирвинга,
проспавший 70 лет].
почувствовал себя измученным и замерзшим, как возвращающееся привидение -
жалкая тень, в звездном свете заглядывающая в тепло жизни, из которой его
так давно вырвали. Теперь мне надо было знать, в каком времени я нахожусь,
а не только в каком месте. Я бросил голодный взгляд на кафе, но подавил
эту мысль - на пятьдесят центов нельзя было купить и воды для кофе, если
здешний город был вроде Нью-Йорка. Плоская синяя коробка на
противоположной стороне улицы была газетным автоматом; вот что мне
поможет! Я поспешил назад, на ту сторону улицы - и остановился как
вкопанный на середине. Теперь я знал, почему люди сторонились меня.
стоял, отражаясь в витрине магазина одежды, - гротескное привидение,
парившее над прямыми манекенами внутри. Головорез с разинутым ртом, волосы
всклокочены, весь в саже, небритый, одетый в облегающую кожу, обнаженные
руки покрыты ожогами и шрамами, безвкусная цветная повязка, как у бандита,
на лбу и четырехфутовый меч, свисающий вдоль ноги - видит Бог, сам я бы
просто удрал. Может, Джип был прав, и, по крайней мере, меч они не
заметят, но то, что было правдой для Него, было не совсем так для меня. Я
был слишком частью этой жизни.
притормозить, и я отскочил на тротуар, как электрическая лягушка. Я сделал
жест водителю, потом вспомнил и поднял вверх один палец - это они здесь
все понимали. Не то чтобы я особо винил его, разве что за обидчивый
характер чернокожего. Я выглядел просто психом и опасным, как черт. Я
поспешил к автомату, выудил монеты и сунул их в прорезь. Как раз хватило -
я вытащил газету и уставился на нее. "Нью-Орлеанз Стэйтс Айтем", издано
четвертого...
- правильно. Вот и все. Я почувствовал, как у меня задрожали колени.
Значит, это правда... Я выпустил из рук газету, повернулся и побежал туда,
откуда пришел, прочь от огней и кафе, ароматов креольской кухни и чугунных
балконов, помчался: как сумасшедший, к реке и причалу.
собора, на полной скорости пересек сады, пугая запоздалых прохожих, и,
задыхаясь, нырнул в улочку, откуда пришел. Здесь все было просто - за
каждый поворот, как я и запомнил, и память подвела меня не больше одного
раза. Пешком таким образом идти было легче, можно было постоять, отыскивая
приметы, не нужно было принимать быстрые решения, где сворачивать. И все
же я вздохнул с облегчением, когда, наконец, вышел на ту дорогу, где меня
подцепил тот лживый призрак, и увидел широкую реку, поблескивавшую темной
медью под неясной луной. Миссисипи, не больше, ни меньше. Что ж, в любом
случае, мне найдется о чем спросить Ле Стрижа.
молотков; может быть, они сделали перерыв на ночь. Я не мог их за это
винить; две ночи подряд - это было бы слишком для кого угодно. Я свернул
за угол к верфи; а потом я остановился как вкопанный и схватился за стену
здания, словно бег неожиданно схватил меня за ноги и превратил их в воду.
ни в одном, ни в другом конце широких бетонных причалов, тянувшихся по обе
стороны реки. Это была современная стена из гофрированного железа, точно
такая же, как другие стены, которые я видел по всей верфи. У некоторых
причалов стояли и корабли - большие грузовые суда, и ни одной мачты, ни
одной трубы между ними, зато с современными контейнерными кранами или
бункерами для зерна и минералов, и огни их прожекторов прорезали тонкие
Гуревич Георгий
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Орлов Алекс
Витковский Евгений
Роллинс Джеймс