Чтение 33–й страницы книги ~Принцип оборотня~

Вот он: что вы рассчитываете там найти? И что вы уже знаете?

- Относительно того, что мы предполагаем найти, я не имею ни
малейшего представления, - ответил Блейк. - Что мы уже знаем? Массу вещей,
которые не сложишь в цельную картину.

Гортон тяжело поднялся. Движения его были скованными.

- Я должен идти, - сказал он. - Спасибо за коньяк.

- Сенатор, - проговорил Блейк, - я послал Элин письмо, а ответа нет.

- Да, я знаю, - сказал Гортон.

- Мне нужно повидаться с ней перед отлетом, сэр. Я хочу кое-что ей
сказать.

- Мистер Блейк, - заявил Гортон, - моя дочь не желает ни видеть вас,
ни говорить с вами.

Блейк медленно поднялся. Они стояли лицом к лицу.

- А причина? Вы можете сказать почему?

- Я думаю, что причина должна быть очевидна даже для вас, - ответил
Гортон.

Тени уже заползли в комнату, а Блейк все сидел на кровати не
шевелясь, и мысль его все крутилась вокруг одного-единственного
беспощадного факта.

Элин не желала ни видеть его, ни говорить с ним, хотя она, чье лицо
он запомнил навсегда, помогла ему вырваться из тьмы и покоя. Если сенатор
сказал правду, все его усилия и борьба были напрасны. Лучше бы Блейк тогда
остался там, где был, и залечивал бы раны, пока Мыслитель доведет до конца
свои размышления и подсчеты. Но правду ли сказал сенатор? Может быть, он
затаил на него обиду за роль, которую Блейк сыграл в поражении столь
дорогой ему биоинженерной программы? И таким образом решил отплатить, хотя
бы частично, за собственное разочарование?

Нет, это маловероятно, сказал себе Блейк. Сенатор - слишком
искушенный политик, чтобы не отдавать себе отчета в том, что эта затея с
биоинженерией была, мягко говоря, авантюрой и имела немного шансов на
победу. И потом, во всем этом есть что-то странное. Поначалу Гортон был
очень любезен и отмахнулся от упоминания о референдуме, а потом вдруг тон
его сделался резким и холодным. Словно сенатор играл заранее продуманную
роль - хотя такое предположение выглядит совершенно бессмысленным.

- Я восхищен тем, как ты держишься, - сказал Мыслитель. - Ни стонов,
ни зубовного скрежета, ни вырывания волос.

- Да замолчи ты! - оборвал его Охотник.

- Но я попытался сделать комплимент, - возразил Мыслитель, - и
оказать моральную поддержку. Он подходит к проблеме на высоком
аналитическом уровне, без эмоциональных вспышек. Единственный способ найти
решение в подобной ситуации.

При этом разумный компьютер мысленно вздохнул.

- Хотя я должен признать, - сказал он, - я не в состоянии разобраться
в важности данной проблемы.

- Не обращай на него внимания, - посоветовал Охотник Блейку. - Я
заранее принимаю любое твое решение. Если хочешь задержаться на этой
планете, я согласен. Мы подождем.

- Ну, конечно, - подтвердил Мыслитель. - Какие вопросы? Что такое
одна человеческая жизнь? Ты ведь не останешься здесь дольше одной
человеческой жизни?

- Сэр, - обратилась к Блейку Комната, - вы позволите включить свет?

- Нет, - сказал Блейк. - Пока не надо.

- Но, сэр, уже темнеет.

- Я люблю темноту.

- Может быть, желаете поужинать?

- Нет, не сейчас, благодарю.

- Кухня готова выполнить любой ваш заказ.

- Чуть позже, - сказал Блейк. - Я еще не голоден.

Они сказали, что не возражают, если он решит остаться на Земле и
попытается стать человеком. Но зачем?

- А почему бы не попробовать? - сказал Охотник. - Человек-женщина
может передумать.

- Вряд ли, - сказал Блейк.

И в этом, конечно, было самое худшее: он знал, почему она не
передумает, почему никогда не захочет иметь ничего общего с подобным ему
существом.

Но дело было не только в Элин, хотя, Блейк знал, прежде всего именно
в ней. Ему еще предстояло оборвать последние связи с человечеством,
которое могло бы стать ему родным, с планетой, которая могла бы стать его
первым и единственным домом, и теперь человеческая часть его сути не
желала мириться с уготованным ей насилием, не хотела терять право
первородства, не успев обрести его. И все это - дом, родина, родство -
из-за своей недосягаемости где-то в глубине души становилось ему особенно
дорогим.

Мягко звякнул колокольчик.

- Телефон, сэр, - сказала Комната.

Он протянул руку к телефону, щелкнул выключателем. Экран продолжал
моргать.

- Вызов без видеопередачи, - объявил коммутатор. - Вы имеете право не
отвечать.

- Ничего, - сказал Блейк. - Давайте. Мне все равно.

Голос - четкий, ледяной, лишенный всякой интонации - ровно произнес:

- С вами говорит разум Теодора Робертса. Вы Эндрю Блейк?

- Да, - сказал Блейк. - Как поживаете, доктор Робертс?

- Со мной все в порядке. Разве может быть иначе?

- Извините. Я забыл. Не подумал.

- Поскольку вы не связывались со мной, я решил найти вас сам. Думаю,
нам надо поговорить. Насколько мне известно, вы скоро улетаете.

- Корабль почти готов, - ответил Блейк.

- Путешествие за знаниями?

- Да, - подтвердил Блейк.

- Летите все трое?

- Да, все трое.

- С тех пор как я узнал о вашей ситуации, - сказал разум Теодора
Робертса, - я об этом часто думаю. Несомненно, рано или поздно наступит
день, когда вас станет не трое, а один.

- Я тоже так думаю, - сказал Блейк. - Но это произойдет очень не
скоро.

- Время для вас не играет никакой роли, - сказал разум Теодора
Робертса. - И для меня тоже. У вас бессмертное тело, которое можно
разрушить только извне. А у меня тела нет вообще, и потому меня нельзя
убить. Я могу умереть, только если испортится техника, содержащая мой
разум.

Не имеет никакого значения и Земля. Мне кажется, вам необходимо
признать этот факт. Земля - не более чем точка в пространстве, крохотная,
ничтожная точка.

Если задуматься, в этой Вселенной так мало чего либо, что
действительно важно. Когда ты все просеешь через сито значительности, в
ней останется только разум. Разум - общий знаменатель Вселенной.

- А человеческая раса? - спросил Блейк. - Человечество? Оно тоже не
имеет значения?

- Человеческая раса, - ответил четкий, ледяной голос, - лишь
мельчайшая частица разума. Не говоря уж об отдельном человеческом или
каком ином существе.

- Но разве разум... - начал Блейк и остановился.

Бесполезно, сказал он себе, разве может понять другую точку зрения
существо, с которым он разговаривает, - не человек, а бестелесный разум,
находящийся в плену предрассудков своего мира не в меньшей степени, чем
существо из плоти и крови - своего. Утраченный для физического бытия, он,
наверное, хранит о нем столь же туманные воспоминания, как взрослый - о
собственном младенчестве. Разум Теодора Робертса существует в одном
измерении. Маленький мир с гибкими параметрами, в котором не происходит
ничего вне рамок движения мысли.

- Вы что-то сказали - или хотели сказать?

- По-видимому, - произнес Блейк, пропуская вопрос, - вы говорите мне
это затем...

- Я говорю вам это затем, - сказал Теодор Робертс, - что знаю,
насколько вы утомлены и растеряны. А так как вы - часть моего Я...

- Я не часть вашего Я, - сказал Блейк. - Два столетия назад вы дали
мне разум. С тех пор этот разум изменился. Он уже не ваш разум.

- Но я полагал... - начал Теодор Робертс.

- Я знаю. Очень любезно с вашей стороны. Но из этого ничего не
выйдет. Я стою на собственных ногах. У меня нет выбора. В моем создании
участвовало много людей, и я не могу разорвать себя на части, чтобы
каждому вернуть долг, - вам, биологам, которые чертили проект, техникам,
изготовившим кости, мясо, нервы...

Воцарилось молчание. Затем Блейк быстро произнес:

- Простите. Наверное, мне не следовало этого говорить. Мне не
хотелось бы, чтобы вы обиделись.

- Я не обиделся, - сказал разум Теодора Робертса. - Напротив, вполне
удовлетворен. Я могу теперь не беспокоиться о том, мешают ли вам мои
склонности и предрассудки, которыми я вас наделил. Но я что-то
разболтался. А мне надо еще сообщить вам нечто для вас важное. Таких, как
вы, было двое. Был еще один искусственный человек, который полетел на
другом корабле...