Чтение 47–й страницы книги ~Маг-целитель~

- Хватит! - взвизгнула Сюэтэ. - Заткните ему рот!

Чья-то сильная рука хлестнула меня по губам. Из глаз посыпались искры. Я
еще успел подумать: к кому мне потом обратиться - к стоматологу или к
ортодонту.

- В темницу их! - крикнула Сюэтэ. - А дух девицы останется пленным в этой
вот бутылке, пока я не вселю его в тело. О, тогда она оживет и будет
смотреть на последние мучения своего возлюбленного! Бросьте их в темницу, а
я пока подготовлю самую страшную месть для всех них. Такую месть, чтобы она
порадовала моего господина!

Я побежал, стараясь не поскользнуться и не упасть, но меня поймали. Нас,
всех троих, повели по коридору и бросили в темницу. Лицо мое горело - я был
взбешен. Я знал, что "господин", о котором говорила Сюэтэ, не человек. Было
у меня тяжелое, неприятное подозрение, что это существо занимает в иерархии
Зла очень высокое положение. И я понимал, какая месть колдуньи будет ему по
нраву.

Глава 15

Нас швырнули в темницу, и мы, больно ударившись, шлепнулись на пол. Дверь
с громким стуком закрылась.

Вот ведь странно... Первое, что я почувствовал, - покой. Как тут было
прохладно и тихо после пекла пыточной камеры. Темнота успокаивала, тем более
что ее слегка рассеивал свет, проникавший через зарешеченное окошечко в
двери.

А потом я ощутил что-то вроде изумления и удовлетворения: одновременно я
здорово нарушил планы Сюэтэ. Трудно сказать, сколько времени уйдет у
королевы на то, чтобы придумать, как меня одолеть. Наверное, я и вправду
оказался для нее крепким орешком. На миг возникло искушение приписать
происходящее могущественной силе моих "заклинаний", которая, в свою очередь,
проистекала из моего почти законченного филологического образования. Однако
скепсис возобладал над гордыней - происходящее скорее имеет отношение к
тому, кто забросил меня в этот мир, чем к моей скромной персоне.

Вот бы с ним повидаться...

Но тут меня осенило. Если я такая драгоценность, понятно, что Сюэтэ
пытается со мной договориться!

Значит, не исключено, что она снова попробует поторговаться. А раз так,
надо придумать как можно больше контрзаклинаний. Была бы эта королева
поумнее, первым делом убрала бы из игры Фриссона.

Или вообще убила бы его...

Голова болела и не желала работать. Я пробормотал короткое двустишие,
чтобы прочистить мозги. Тут застонал и очнулся Жильбер.

- Что случилось? - встревоженно спросил я, и все остальные заботы сразу
отступили.

- Что-то теплое и пушистое потерлось о мое бедро!

- Только не пытайся ударить, если не видишь, кто это!

Мне казалось, я догадываюсь, кто это.

А потом я услышал, как кто-то тоненько причмокнул языком в темном стенном
проеме.

Я замер и шепотом сказал:

- Тихо все! - и громко спросил: - Кто здесь? В нише опять прищелкнули
языком, на этот раз зловеще. У меня на затылке волосы встали дыбом.

- Предупреждаю: я - чародей. Сама королева бесится, что я не подвластен
ей даже здесь, в царстве Зла! Отвечай! Кто ты такой?

В нише молчали. А потом из темноты послышался шелестящий голос:

- Так ты победил королеву?

- Не совсем, - ответил я. - Но, похоже, здорово ей навредил.

- Общие слова, - отозвался некто из ниши. - Ты мне скажи, она унижена или
нет?

- Пожалуй, да. Она в растерянности и с трудом управляется с делами. Но
вот что чувствую я - это совсем другое дело! Ты скажешь мне, кто ты такой,
или мне придется заставить тебя сделать это?

Всю мою усталость вдруг как рукой сняло. Я встал с пола и шагнул туда,
откуда доносился голос.

В темноте что-то зашуршало, и кто-то прошипел:

- Берегись! А не то мои зверюшки покусают тебя! "Зверюшки" было
произнесено таким тоном, что я застыл как вкопанный, наплевав на падение
собственного престижа.

- Вот что! Нам сюда нужен свет!

- Нет! - испуганно вскрикнули в нише, но я запел:

Nветить всегда, светить везде, до дней последних донца.

Темницу надо осветить, а с ней - и незнакомца!

Aо мраке вспыхнул факел, и я увидел жирного лысого мужчину с морщинистым
лицом, лишенным подбородка. Видимо, он давно жил в темноте: кожа у него была
сухая и бледная-пребледная. Одет он был в засаленные лохмотья, в которых с
трудом угадывались некогда дорогие одежды. Мужчина отворачивался от света,
обнажая длинные желтые зубы. Вместе с ним от света пятилось с полдюжины
жирнющих крыс. Они скалились, показывая громадные резцы. Парочка крыс
спряталась к хозяину под одежду.

У меня пересохло во рту. Я сглотнул слюну, прокашлялся и сказал:

- Странная у вас компашка, вам не кажется?

- А кого тут еще сыщешь? - огрызнулся лысый. - И к тому же они поприятнее
многих моих знакомых.

Ага! Это надо воспринять как сигнал. Я взял себя в руки и
поинтересовался:

- Люди вас обидели?

- Я тут один, обиженный. Говори мне "ты". Да, обидели, все до одного!
Другое дело, что имели право - это да, потому что я людям много зла сделал.
Так что все правильно, а?

- Нет, - прохрипел Жильбер.

- Да, - возразил Фриссон. - Все так и есть, но так быть не должно.

- Должно не должно, - проворчал жирный мужчина. - Плевать я хотел на эти
ваши "должно"! Мне подавай то, что есть, а не то, что "должно быть"!

- Вы так всегда думали? - негромко спросил я.

- Да! В этом есть хоть какая-то честность! А эти ваши "должно быть" - это
все лицемерие!

- Нет, не лицемерие, если мечтать о лучшей жизни, - мягко урезонил
незнакомца Фриссон.

- Да если бы все вели себя так, как "должны", пойми, мир очень скоро стал
бы лучше, - добавил Жильбер.

- Вот только эти твои "все" ни за какие коврижки этого не сделают. Нет, я
буду держаться за то, что есть, и все тут!

- Еще бы! - с деланным спокойствием проговорил я. - Вам и так хорошо.

Незнакомец одарил меня взглядом, полным ненависти.

- Бывало мне хорошо, молодой человек. Тридцать лет я пожил в свое
удовольствие! Тридцать лет я взбирался вверх по служебной лестнице и
дослужился до того, что стал королевским канцлером. В моем ведении было
десять письменных столов, а за каждым сидело по двадцать писцов! Мой кабинет
располагался прямо под личными покоями королевского казначея. Да я и сам
стал бы казначеем, если бы не помешало несчастье!

- Королевский казначей... - пробормотал Фриссон. - Я бы не сказал, что
это такой уж приятный пост... Лысый толстяк снова прищурился.

- Ну и насмехайтесь, если угодно! Только главные вельможи королевы
действительно имеют власть! Они допущены в совет!

- Стало быть, вы были самым большим начальником на втором уровне
бюрократии, - перевел я сказанное толстяком на понятный мне язык.

Толстяк нахмурился и пристально уставился на меня.

- "Бю-ро-кра-ти-я" - это что такое?

- В буквальном смысле переводится как "власть письменных столов", -
ответил я. - А фактически это такой порядок вещей, при котором страной
управляют чиновники.

Толстяк некоторое время не отрывал от меня глаз, потом медленно кивнул:

- Ясное дело. Звучит не очень понятно, но Сюэтэ так и правит.

- А вы... ты, - позволил я себе сделать предположение, - в чем-то ошибся,
карабкаясь наверх?

- Да, вышла маленькая промашка, - скрипнул зубами толстяк. - А ведь можно
было все предвидеть! Но я только и думал, как бы дать королеве побольше
власти. Я был уверен: тогда ей понадобится новая канцелярия. А значит, и у
меня прибавится власти. Я наконец стану казначеем. Но королева решила, что
при таком могуществе я буду опасен, вот и засунула меня сюда.

Я кивнул.

- Ты просто переусердствовал. А она верно оценила твои способности и
поторопилась убрать тебя, откуда бы ты не мог ей навредить.

- Лучше бы она меня убила! - прошептал толстяк.

- Да, это было бы милосерднее. - Я не стал спорить. - Только вот беда,
тогда из тебя нельзя было сделать жупел для амбициозных юнцов, которые
проявляют лишнее рвение и делают больше, чем им велят. Сколько раз королева
вытаскивала тебя отсюда и заставляла показываться мелким чиновникам? Толстяк
нахмурил брови.

- Два раза за все годы. И все точно, как ты сказал - перед ассамблеями.
Правда, оба раза у меня выспрашивали про всякие канцелярские закорючки, про
какие-то дела, забытые моим преемником.

Я снова кивнул.

- Вот как удобно - всякий раз, когда новый канцлер заступал в должность,
ему показывали тебя в назидание.

Толстяк изумленно вытаращился. Его глаза полыхали огНем. - Все так! И как
же я, тупица, этого не понял!

- Да все тут шито белыми нитками. - Я пожал плечами. - Ты пал жертвой
самой большой слабости любого бюрократа - стал больше думать о самой работе