с кем встречаешься в гостиных и обмениваешься несколькими учтивыми словами,
итак, четыре таких человека предприняли в высших политических сферах дерзкую
попытку, которая по Бэкону квалифицируется как "преступление", а по
Макиавелли как "предприятие". Так или иначе, закон, одинаково неумолимый для
всех, карает это смертью. И вот четверо несчастных оказались пленниками
закона, заключенными под пышные своды Венсенского замка, под охраной трехсот
трехцветных кокард. Как тут быть? Какой найти выход? Сами понимаете, нельзя
же четырех человек, как вы и я, четырех человек из общества, отправить на
Гревскую площадь, в телеге, унизительно связанными грубой веревкой, спиной к
спине с тем служителем закона, которого и назвать-то зазорно. Если бы еще
нашлась гильотина из красного дерева!
начинает действовать.
утопическими и теоретическими бреднями, безумной фантазией. Припомните, что
не раз уже делалась попытка привлечь ваше внимание к позорной телеге, к
толстым веревкам и к гнусной ярко-красной машине. Странно, что все эти
отвратительные атрибуты только теперь бросились вам в глаза.
казнь, а ради нас самих, депутатов, - ведь каждый из нас может стать
министром! Мы не хотим, чтобы машина Гильотена покусилась на высшие классы.
Мы предпочитаем сломать ее. Тем лучше, если это пойдет на пользу и
остальным, но мы-то думали только о себе. Дворец Укалегона в огне. Надо
тушить пожар. Надо немедленно упразднить палача и подчистить уголовный
кодекс.
общественные начинания. Это черная прожилка в белом мраморе; она тянется
повсюду и каждый миг обнаруживается под резцом. В результате статую надо
делать заново.
казни четырех министров. После того, как несчастных арестовали, негодующее
возмущение их преступной попыткой сменилось у нас, как и у всех, глубокой
жалостью. Мы вспомнили, какие предрассудки привиты некоторым из них
воспитанием, как слабо развит ум их главаря, тупого, неисправимого фанатика,
уцелевшего от заговоров 1804 года, раньше времени поседевшего в темноте и
сырости государственных казематов; вспомнили, какие обязательства неизбежно
налагало на всех занимаемое ими положение, как трудно, даже невозможно, было
удержаться на крутом спуске, по которому монархия собственными стараниями
стремительно катилась с 8 августа 1829 года, какое влияние имела личность
короля, - это обстоятельство мы до тех пор недостаточно принимали в расчет,
- а главное, вспомнили, с каким достоинством держался один из заговорщиков,
прикрывая им, точно пурпурной мантией, общее несчастье. Мы принадлежим к
числу тех, кто искренне желал им сохранения жизни и готов был приложить к
этому все усилия. Если бы случилось невероятное и для них на Гревской
площади был воздвигнут эшафот, мы не сомневаемся, - а если это заблуждение,
то нам хочется сохранить его, - мы не сомневаемся, что произошел бы мятеж, и
эшафот был бы свергнут, и автор настоящих строк принял бы участие в этом
праведном мятеже. Ибо надо также сказать, что эшафот, воздвигаемый во время
общественно-политических кризисов, самый отвратительный, самый вредоносный,
самый пагубный из всех эшафотов, и его надо упразднить во что бы то ни
стало.
повсеместно ростки.
народе жажду крови.
министров, солидарны со всех точек зрения, как с гуманистической, так и с
политической. Только мы бы предпочли, чтобы палата воспользовалась другим
случаем для отмены смертной казни.
скатившихся из Тюильрийского дворца в Венсенский замок, а ради первого
встречного разбойника с большой дороги, ради одного из тех отверженных,
которых вы даже не замечаете при встрече на улице, с которыми вы не
разговариваете, боясь, как бы не запачкаться от их мимолетного
прикосновения; ради одного из тех горемык, которые все свое нищенское
детство месили босыми ногами уличную грязь, дрогли зимой у парапета
набережных, грелись под отдушинами кухни того самого г-на Вефура, у которого
вы обедаете; в кои-то веки откапывали корочку хлеба из мусорной ямы и
обтирали ее, прежде чем съесть; по целым дням ковыряли гвоздем в сточной
канаве в надежде найти медяк; не знали других развлечений, кроме двух
даровых зрелищ: королевских празднеств и казней на Гревской площади; ради
одного из тех обездоленных, которых голод толкает на воровство, а воровство
на все прочее; тех пасынков общества, которые в двенадцать лет спознаются с
тюрьмой, в восемнадцать - с каторгой, в сорок - с эшафотом; одного из тех
обойденных судьбой, которых учение и труд могли бы сделать порядочными,
честными, полезными людьми, а вы, не зная, как от них избавиться,
сбрасываете их, как бесполезный груз, то в красный муравейник Тулона, то в
безмолвную обитель Кламара, отнимаете у них жизнь, лишив их свободы, - вот,
если бы ради одного из них вы предложили отменить смертную казнь, о! тогда
ваше собрание было бы поистине достойным, почтенным, благородным и
величавым. Со времен Тридентских отцов церкви, пригласивших еретиков на
вселенский собор во имя милосердия господня, per viscera Dei, в надежде
обратить их, quoniam sancta sy nodus sperat haereticorum conversionem
{Потому что священный собор надеется на обращение еретиков (лат.).}, ни одно
собрание не явило бы миру зрелища более доблестного, возвышенного и
человеколюбивого. Тем, кто поистине силен и поистине велик, всегда подобало
заботиться о слабых и малых. Как прекрасно было бы собрание браминов,
берущих под свою защиту интересы париев! А интересы париев - это интересы
народа. Если бы вы отменили смертную казнь для блага народа, а не потому,
что тут задеты вы сами, это был бы не только политический акт, но и большое
общественное; дело.
пытались отменить смертную казнь не ради самой отмены, а для того, чтобы
спасти четырех незадачливых министров, пойманных с поличным при попытке
совершить государственный переворот!
недоверием. Увидев, что его хотят обмануть, народ принял в штыки все
начинание в целом и - как это ни удивительно - встал на защиту смертной
казни, хотя все ее бремя полностью падает на него. Ваша собственная
неосмотрительность привела к этому. Подойдя к делу окольным, не прямым
путем, вы надолго набросили на него тень. Вы разыграли комедию. И ее
освистали.
после пресловутого заседания министр юстиции, человек прямодушный, отдал
прокурорам - приказ не приводить в исполнение смертных приговоров, отсрочив
их на неопределенный срок. По всей видимости, это был серьезный шаг.
Противники смертной казни вздохнули с облегчением. Но их иллюзии быстро
рассеялись.
случае жизнь сохранили всем четверым. Крепость Гам была признана золотой
серединой между смертью и свободой. После того как все это было улажено, у
государственных деятелей, стоящих у власти, исчез всякий страх, а вместе со
страхом испарились и человеколюбивые порывы. Вопрос об отмене смертной казни
больше не поднимался; и поскольку он утратил остроту, утопия снова стала
утопией, теория - теорией, фантазия - фантазией.
простых смертных: несчастные уже месяцев пять-шесть гуляли по тюремному
двору, дышали свежим воздухом, окончательно успокоившись, считая, что им
дарована жизнь, принимая отсрочку за помилование. Но не тут-то было.
день разговоры законодателей о человеколюбии, гуманности, прогрессе, он
решил, что дело его плохо, и скрылся, забился под свою гильотину. Ему стало
не по себе на ярком июльском солнце, как ночной птице - при свете дня. Он
старался не напоминать о себе, сидел притаясь, не подавая признаков жизни,
заткнув уши, боясь дышать. Целых полгода его не было видно. Но мало-помалу
он успокоился в своей норе. Прислушался к тому, что делается в палате, и
больше не услышал ни упоминаний своего имени, ни тех громких, звучных слов,
которые так напугали его. Прекратились словесные упражнения на тему О
преступлениях и наказаниях, палата занималась совсем другими, куда более
важными общественными делами - прокладкой проселочной дороги, субсидией
Комической опере или кровопусканием в сто тысяч франков из апоплектического
полуторамиллиардного бюджета. О нем, о головорезе, не вспоминал больше
никто. Увидев это, он окончательно успокоился, высунул из норы голову и
огляделся; потом сделал один шаг, второй, совеем как мышь в какой-то из
басен Лафонтена, потом осмелел, вылез из-под помоста, вскочил на него и
принялся чинить, исправлять, начищать до блеска, оглаживать все сооружение,
пускать в ход, смазывать салом старый заржавевший механизм, совсем пришедший
в негодность от бездействия; а затем обернулся, наугад, в первой попавшейся
тюрьме схватил за волосы одного из тех несчастных, которые рассчитывали, что
им дарована жизнь, втащил его к себе, раздел, связал, скрутил, и - казни
возобновились как ни в чем не бывало.
что ни про что усугубили их муки, вселив в них надежду на жизнь; а потом,
без всякого основания, безо всякой необходимости, так, здорово живешь, в
одно прекрасное утро отсрочку отменили и хладнокровно бросили этих
несчастных под нож. Скажите на милость, чем нам мешали эти люди? Господи
боже! Неужто во Франции не хватит воздуха на всех?
Беляев Александр
Русанов Владислав
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Роллинс Джеймс