посмотреть на "Человека, который смеется", поворачивала назад и
направлялась в другие балаганы на ярмарочной площади, запер дверь
харчевни; желая избежать докучных расспросов, он даже отказался торговать
в этот вечер напитками. Оставшись без дела из-за несостоявшегося
представления, он смотрел с галереи на двор, держа в руке свечу. Урсус:
поднеся обе руки ко рту, чтобы его слышал только Никлс, обратился к нему:
публики. Какая уйма их набилась! Посмотри-ка, Гуинплен! Какая сумасшедшая
давка! Бьюсь об заклад, что нынче у нас будет самый большой сбор за все
время. Ну-ка, бездельницы, принимайтесь за свою музыку! Ступай сюда, Фиби,
возьми свой рожок. Хорошо. Винос, колоти в тамбурин. Задай ему встряску,
да покрепче! Фиби, стань в позу богини славы. Милостивые государыни, вы,
по-моему, недостаточно оголились. Сбросьте безрукавки. Накиньте газ.
Публика не прочь полюбоваться на женские формы. Пускай моралисты мечут
громы и молнии. Черт возьми, можно себе позволить маленькую нескромность.
Больше страсти! Огласите воздух бешеными мелодиями. Трубите, гудите,
дудите, трещите, бейте в тамбурины! Сколько народу... Гуинплен!
заскрипевших как обычно, и откинул стенку фургона.
представления. Иначе мы окажемся на виду у всех. Фиби, Винос, ступайте обе
на авансцену. Ну-ка, сударыни! Бум! Бум! Публика у нас подобралась на
диво. Самые что ни на есть подонки! Господи, сколько народу!
стороны откинутой стенки.
толпа. Задавшись целью изобразить двор, переполненный народом, на том
месте, где зияла абсолютная пустота, он призвал на помощь свои
удивительные способности чревовещателя. Со всех сторон сразу раздались
голоса людей и животных. Он превратился в целый легион. Закрыв глаза,
можно было подумать, что находишься на какой-нибудь площади, где волнуется
праздничная или мятежная толпа. Вихрь криков и восклицаний вырывался из
груди Урсуса: он пел, лаял, горланил, кашлял, харкал, гикал, нюхал табак,
чихал, вел диалоги, задавал вопросы, отвечал, и все это одновременно.
Обрывки фраз сталкивались, перерезали друг друга. В безлюдном дворе
звучали голоса мужчин, женщин, детей. Сквозь смутный гомон и смешанный гул
голосов прорывалась, точно сквозь дымную завесу, странная какофония,
кудахтанье, мяуканье, плач грудных детей. Слышались хриплый говор пьяниц,
недовольное ворчанье собак, которым зрители наступали на лапы. Голоса
раздавались вблизи, доносились издали, сверху, снизу, справа, слева. Все в
совокупности было рокотом, каждый звук в отдельности был криком. Урсус
стучал кулаками, топал ногами, кричал то из глубины двора, то откуда-то
из-под земли. Это было что-то бурное и хорошо знакомое. Он переходил от
шепота к шуму, от шума к грохоту, от грохота к реву урагана. Он был самим
собою и в то же время всеми. Это были то монологи, то хор голосов. Так же,
как существует зрительный обман, существует и слуховой. Тем же, чем был
Протей для взора, был Урсус для слуха. Ничего не могло быть искуснее
такого подражания толпе. Время от времени он раздвигал занавес и смотрел
на Дею. Дея слушала.
барабанили.
сошел с ума; это, впрочем, было только лишним мрачным штрихом на фоне его
меланхолии. "Какое безобразие!" - бормотал себе под нос этот славный
трактирщик. Он сохранял серьезность, как всякий, кто не забывает, что над
ним бдит закон.
неистовствовал не меньше Урсуса. Это забавляло его. Кроме того, он ведь
зарабатывал деньги.
фразы:
подорвать наш успех. Но шиканье только придает ему остроту. Кроме того,
народу набралось слишком много. Зрителям тесно. Когда тебя толкает локоть
соседа, это не вызывает восторга. Только бы они не поломали скамеек. Ах,
если бы наш друг Том-Джим-Джек был здесь! Но он не приходит больше.
Посмотри, целое море голов! У этой части публики, которая стоит, не
слишком довольный вид, хотя, по словам великого ученого Галена, стоячее
положение укрепляет организм. Мы сократим спектакль; так как на афише
значится только "Побежденный хаос", то мы не будем играть "Ursus rursus".
Хоть на этом выгадаем. Какой кавардак! До чего сумасбродна эта буйная
толпа. Уж чего-нибудь они да натворят! Однако это не может так
продолжаться. Ведь такой шум заглушает все происходящее на сцене. Надо
обратиться к ним с речью, чтобы они успокоились. Гуинплен, раздвинь
немного занавес! Граждане...
[чернь - подонки столицы (лат.)]. Ничего, попробуем уговорить чернь.
Трудно будет заставить их слушать. Однако я все-таки попытаюсь. Человек,
исполни свой долг. Посмотри-ка, Гуинплен, на эту мегеру! Как она скрежещет
зубами!
последовал его примеру. Говикем присоединился к ним обоим.
испытаем силу слова... Красноречие никогда не помешает. Послушай,
Гуинплен, как я буду их увещевать. Гражданки и граждане! Я - (медведь.
Чтобы говорить с вами, я снимаю свою голову. Покорнейше прошу вас
соблюдать тишину.
всякого другого. Привет тебе, буйная толпа! Я нисколько не сомневаюсь в
том, что все вы бездельники. Но от этого мое уважение к вам ничуть не
меньше. Уважение вполне сознательное. Я отношусь с искренним почтением к
господам жуликам, оказавшим мне честь явиться сюда. Среди вас есть уроды,
но для меня это безразлично. Хромые и горбатые - явление естественное.
Верблюд горбат; у бизона нарост на спине; у барсука обе левых ноги короче
правых; об этом упоминает еще Аристотель в своем трактате о походке
животных. Те из вас, у кого есть две рубашки, одну носят на теле, а другую
несут к ростовщику. Я знаю, что это дело обычное. Альбукерк закладывал
свои усы, а святой Денис - свой нимб. Ростовщики ссужали деньги даже под
нимб. Достойные примеры. Иметь долги - значит уже кое-что иметь. В вашем
лице я чту нищету.
зрения я и сам презираю науку. Невежество есть нечто такое, чем можно
снискать себе пропитание; наука же заставляет голодать. В общем,
приходится выбирать: либо быть ученым и худеть, либо быть ослом и
пощипывать травку. О граждане, пощипывайте травку! Наука не стоит ни
одного вкусного кусочка. Я предпочитаю есть бифштекс, нежели знать, как он
называется по-латыни. Я обладаю только одним достоинством: у меня глаза не
на мокром месте. Я никогда не плакал. Надо вам сказать, что и доволен я
никогда не был. Никогда. Даже самим собой. Я презираю себя. Но прошу
присутствующих здесь представителей оппозиции принять во внимание, что
если Урсус всего-навсего ученый, то Гуинплен - настоящий артист.
его мимо ушей. А рядом с Гуинпленом, милостивые государи и милостивые
государыни, вы увидите другого артиста, личность мохнатую и благородную,
странствующую с нами, господина Гомо - некогда дикую собаку, а ныне
цивилизованного пса и верноподданного ее величества. Гомо - мимический
актер, одаренный замечательным талантом. Будьте внимательны и
сосредоточьтесь. Сейчас вы увидите игру Гомо и Гуинплена, а к искусству
должно относиться с почтением. Это пристало великим нациям. Не в лесу же
вы выросли? А если бы и так, то sylvae sunt consule dignae [пусть леса
будут достойны консула (лат.)]. Два артиста стоят одного консула.
Прекрасно. В меня запустили капустной кочерыжкой, но она не задела меня.
Это не помешает мне говорить. Напротив. Опасность, которой удалось