наклонил голову, точно не желая замечать взгляда Константина и обострять
разговора. - По долгу службы. Я обязан иногда просматривать старые
документы времен войны. Простите, это не проверка, не подумайте лишнего!
Это обязанность. Мне случайно попались в архиве ваши документы тысяча
девятьсот сорок четвертого года. Мне непонятна ваша скромность, Константин
Владимирович. В старой анкете записано вашей рукой, что вы награждены
оружием, пистолетом "вальтер" за номером... одну минуту... - Соловьев
скользнул кистью за борт пиджака, достал из кармана листочек бумаги,
развернул. - Пистолетом "вальтер" за номером одна тысяча семьсот
шестьдесят три, - добавил он ровным голосом. - Пистолет, разумеется,
получен вами за храбрость, за проявленную доблесть. Так зачем же так
скромничать, Константин Владимирович? Нужно было внести эту заслуженную
награду в анкету. И все было бы кончено. То есть все встало бы на свои
места. Вы могли его сдать или не сдать - это уже дело военкомата. Меня
интересует чисто человеческая сторона. Зачем скрывать награду, заслуженную
кровью?
Константин. - Но в сорок пятом году перед отъездом в тыл я сдал его в
штабе дивизии в Будапеште. Следовательно, такой награды у меня нет.
повальное движение славян на родину?
опущенные веки, на прозрачное от бледности лицо, четко просвечивал
курчавый мысок над белым высоким лбом, и этот жестко курчавый мысок
почему-то бросился в глаза Константину, когда губы Соловьева выгнулись
внезапно полумесяцем, блеснула улыбка, но уже насильственная, нетерпеливая
- Константин заметил это по странному несоответствию черных волос и белых
зубов.
животе.
стекле: маленькая кисть была вроде бескостной, - белела на столе: он
глядел на нее и продолжал улыбаться.
это ваша биография и это ваше дело. Ради бога, не подумайте, что это меня
касается. Ради бога! Я готов забыть свои вопросы, простите великодушно. Но
другое касается меня. - Ладонь Соловьева замерла на стекле. - Меня, как
советского человека, и вас, разумеется, как советского человека и, если
хотите, как бывшего разведчика, человека в высшей степени бдительного.
Разведка - ведь это бдительность, я не ошибаюсь?
хотелось чувствовать ваше плечо. Я говорю с вами очень откровенно, Вы -
уважаемый человек, вас, как я знаю, любят в коллективе. Вы по образованию
- почти инженер, начитанны, разбираетесь в людях...
Константин. - Я ничем не отличаюсь от других. Вы меня мало знаете.
верю! - проникновенно, с подчеркнутой доверительностью в голосе произнес
Соловьев. - Нет, я не ошибаюсь. Я представляю людей вашего коллектива.
Хорошие люди. Очень хорошие люди... Но... в последнее время поступают не
совсем хорошие сигналы... Мы, советские люди, не должны смотреть сквозь
пальцы на некую легкомысленность, аморальность. Как называют, темные пятна
прошлого... Не так ли? Мы должны охранять чистоту советского человека,
воспитывать... Вот, например, шофер Легостаев... Сенечка, вы его зовете...
- Соловьев при слове "Сенечка", развеселившись, точно оттенил юмором имя
"Сенечка", как бы пробуя его на вкус. - Веселый, хороший парень, верно
ведь? А ведь что говорят: знакомит пассажиров с девицами легкого
поведения, развозит их по каким-то темным квартирам... Правда разве это?
Ну просто мальчишеская легкомысленность?.. Ну, что вы скажете об этом?
Да, да... С молодежью разговаривать по меньшей мере трудновато, тем более
- воспитывать... Ох, молодежь, молодежь! Еще хочу посоветоваться с вами,
проверить, что ли, Константин Владимирович. Сигналы тоже бывают ошибочны,
неточны... Есть у вас... уже пожилой, уважаемый шофер, старый член партии
Плещей Федор Иванович. Правда, что он груб, прямолинеен, резок, понимаете
ли? Не так ориентирует коллектив... ну, в некоторых серьезных вопросах, -
говорят, конечно, с преувеличением... Мне хотелось бы разобраться. Ну, как
это так? Я слышал, - Соловьев беззвучно засмеялся, как смеются в обществе,
давясь от услышанного мужского анекдота, - его даже... его ядовитого
язычка... побаивается ваш директор... Гелашвили. Верно, а?
стягивающих, как невидимая сеть; в них не было ни осуждения, ни
требовательного допроса - в них был только намек, смешливое,
снисходительное любопытство немного знакомого с людскими слабостями
человека, который не хочет ничего осложнять, ничего преувеличивать. Но
сквозь текучую паутину слов, сквозь эти туманно мерцающие полувопросы
Константин напряженно угадывал нечто такое, что не касалось уже его (это
он ожидал все время разговора), а было ощущение, что его расчетливо и
вежливо прощупывают, прощупывают его связи и отношения к Легостаеву, к
Плещею; и Константин вдруг, ужасаясь своей смелости, похожей на опасную
игру, прямо глядя в мягкие и ясные глаза Соловьева, спросил:
разговор?
не ожидавший этого охотного согласия, с зябким холодком и напряжением во
всем теле увидел, как зашевелились близкие губы Соловьева, потом услышал
конец фразы: - ...понял, что вы достаточно умный человек! И я очень хотел,
чтобы вы, именно вы, бывший разведчик, помогали нам...
воспитывать людей, Константин Владимирович.
не понял.
носовым платком чистоплотно провел по бровям, по ямочке на подбородке.
сказать... Я работаю с отличными ребятами и ничего такого не замечал, не
видел!
Соловьев и сделал расстроенное лицо. - Ай-ай-ай, я с вами разве ссорюсь?
Разве был повод?
смена.
на нее, как на звонок; доброжелательной мягкости не было на его лице -
сказал твердо:
одного из ваших шоферов есть огнестрельное оружие, которое он пускает в
ход с целью угрозы? Как вы назовете это, Константин Владимирович? Потом
разрешите еще вопрос. После войны вы работали шофером у некоего Быкова
Петра Ивановича?
застыли, прилипнув к зрачкам Константина, этим молчанием и взглядом
испытывая его.
Константин, беря с сейфа шапку. - Вы глубочайшим образом заблуждаетесь. Вы
сами говорили: сигналы бывают ошибочны. Так разрешите мне идти?
проговорил отчужденно и размеренно:
подтвердится! До свидания, Константин Владимирович. На этой бумажке мой
телефон. Возьмите. Может быть, пригодится. Желаю вам счастливой смены.
Надеюсь, этот разговор был между нами...
на линию.
пол, в стены; эхом хлопали дверцы; усталой развалочкой шли шоферы от
прибывавших из рейсов машин, толпились возле окошечка кассы, считали
деньги, бережливо вытаскивая их из всех карманов, держали путевые листы;
нехотя переругивались с дежурным механиком, щупающим царапины на крыльях,
ударяющим носком ботинка по скатам. Были обычные будни, к которым
Константин привык, которые были такими же естественными, как сигареты в
кармане.
какое-то резкое смещение, какую-то угловатую и тусклую неверность
предметов, испытывая странное отъединение от всего этого, точно и звуки, и
голоса, и машины, и лица шоферов, и солнце в окнах - все было временным,
Распопов Дмитрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Каменистый Артем
Прозоров Александр