Чтение 7–й страницы книги ~Две Дианы~

Ротик милый, ротик малый,

Как шиповник светло-алый,

Расцветающий в бору

Поутру.

Ты душистый, ты цветущий,

Как малина в темной куще,

И нежнее во сто крат,

Чем прозрачные росинки,

Что, повиснув на кувшинке,

Нас прохладою дарят...

- Как же зовут любезного поэта? - спросил Генрих, окончив чтение.

- Его зовут Реми Белло [Реми Белло (1528-1577) - французский поэт],
государь, и он, если не ошибаюсь, обещает стать соперником Ронсара [Пьер де
Ронсар (1524-1585) - крупнейший французский поэт XVI века]. Ну что ж,
оцениваете ли вы как я, этот любовный сонет в пятьсот экю?

- Твой подопечный получит их, моя прекрасная Диана.

- Но и старых певцов нельзя забывать. Я обещала, государь, от вашего
имени пенсию Ронсару, королю поэтов. Подписали ли вы о ней указ? Ну
разумеется. В таком случае, у меня еще только одна просьба к вам: отдайте
вакантный пост рекульского аббата своему библиотекарю, Меллену де Сен-Желе
[Меллен де Сен-Желе - французский поэт, впервые во Франции стал писать
сонеты; Диана называет его "французским Овидием" - по имени великого
древнеримского поэта], нашему французскому Овидию.

- Овидий будет аббатом, очаровательный мой меценат.

- Ах, как вы счастливы, государь, что можете по своему усмотрению
располагать столькими должностями и бенефициями! Если бы мне только на час
вашу власть!

- Разве она не всегда в твоих руках, неблагодарная?

- Вот как, государь?.. Вы сказали, что ваша власть всегда в моем
распоряжении? Не искушайте меня, государь. Предупреждаю вас, что я
воспользовалась бы ею для уплаты большого долга Филиберу Делорму. Он
ссылается на то, что мой замок в Анэ закончен. Это будет славнейший памятник
вашего царствования, государь!

- Что ж, Диана, возьми для своего Филибера Делорма те деньги, что будут
получены от продажи должности пиккардийского губернатора.

- Эта должность, кажется, стоит двести тысяч ливров? О, тогда я смогу
еще купить жемчужное ожерелье, которое мне предлагали. Его мне очень бы
хотелось надеть сегодня на свадьбе вашего возлюбленного сына Франциска. Сто
тысяч Филиберу, сто тысяч за ожерелье - вот и ушло пиккардийское
губернаторство!

- Тем более, что ты ровно вдвое преувеличила его стоимость.

- Как! Оно стоит всего лишь сто тысяч ливров? Ну что ж, решение очень
простое - я отказываюсь от ожерелья.

- Полно, - засмеялся король, - у нас есть где-то три или четыре
свободные концессии, которыми можно будет оплатить это ожерелье, Диана.

- О, государь, нет щедрее короля, чем вы, и нет человека, которого бы я
сильнее любила!

- Да? Ты и вправду любишь меня не меньше, чем я тебя, Диана?

- Вы сомневаетесь?

- Сомневаюсь потому, что боготворю тебя! Как ты хороша, Диана! Как я
люблю тебя! Часами... нет, годами мог бы я так любоваться тобою, забыв о
Франции, обо всем на свете.

- Даже о торжестве бракосочетания монсеньера дофина? - спросила,
рассмеявшись, Диана. - А между тем оно состоится сегодня, через два часа.
Сейчас пробьет десять.

- Десять! - воскликнул Генрих. - А у меня назначено свидание на этот
час!

- Свидание, государь? Уж не с дамой ли?

- С дамой.

- И, должно быть, красивой?

- Да, Диана, очень красивой.

- Значит, не с королевой?

- Какая ты злая! Екатерина Медичи красива на свой лад, красива строгой,
холодной, но подлинной красотой. Однако я ожидаю не ее. Ты не догадываешься,
кого?

- Нет, государь.

- Другую Диану, живое воспоминание о весне нашей любви, нашу дочь, нашу
дорогую дочурку.

- Вы во всеуслышание и слишком часто твердите об этом, государь, -
нахмурившись, потупилась Диана. - Между тем условлено было, что герцогиня де
Кастро будет считаться дочерью другой особы.

- Так оно и будет, - уверил Диану король, - но ведь ты обожаешь нашу
дочь, разве не так?

- Я обожаю ее за то, что вы ее любите.

- О да, очень люблю... Она так обаятельна, так умна и добра. А кроме
того, она мне напоминает мои молодые годы, то время, когда я полюбил тебя...
Не больше, конечно, чем ныне, но все же... до преступления... - Король
внезапно впал в мрачную задумчивость. Затем поднял голову. - Этот
Монтгомери! Ведь не любили же вы его, Диана? Вы не любили его?

- Что за вопрос! - презрительно усмехнулась фаворитка. - Двадцать лет
спустя все та же ревность!

- Да, я ревновал, ревную и буду ревновать всегда тебя, Диана. Ну да, ты
не любила его. Но он-то любил тебя, несчастный.

- О боже, государь, вы всегда прислушивались к наветам, которыми меня
осыпают протестанты! Это не подобает католическому королю. Во всяком случае,
если даже я и дорога была этому человеку, мое сердце ни на миг не
переставало принадлежать вам, а граф Монтгомери давно мертв.

- Да, мертв, - глухо произнес король.

- Не будем же омрачать такими воспоминаниями день, который должен стать
светлым праздником, - продолжала Диана. - Вы видели Франциска и Марию? Они
все еще влюблены друг в друга, эти дети? Наконец-то их терпение будет
удовлетворено. Через два часа они, радостные и счастливые, будут
принадлежать друг другу.

- Да, - согласился король, - и если кто в ярости, так это мой старый
Монморанси. Впрочем, и ярость коннетабля тем более обоснованна, что наша
Диана, боюсь, не достанется его сыну.

- Но ведь этот брак вы сами ему обещали как возмещение?

- Обещал, но госпоже де Кастро, кажется, это не по душе...

- Что может быть не по душе ребенку, восемнадцатилетней девушке, только
что вышедшей из стен монастыря?

- Именно для того, чтобы объяснить мне это, она и поджидает меня
сейчас.

- Так идите же к ней, государь. А я пока переоденусь...

- После венчания мы свидимся на карусели. Я еще преломлю сегодня копье
в вашу честь. Я хочу, чтобы вы Пыли королевой турнира.

- Королевой? А другая?

- Есть только одна, и ты это знаешь, Диана. До свидания.

- До свидания, государь, и ради бога, не будьте безрассудно смелы на
турнире. Вы иногда пугаете меня!

- Игры эти не опасны... До свидания, дорогая Диана, - распрощался
король и вышел.

В ту же минуту в противоположной стене отворилась прикрытая ковром
дверца.

- Ну и наболтались же вы сегодня, гром и молния! - прорычал коннетабль
Монморанси, входя в комнату.

- Друг мой, - ответила, поднявшись, Диана, - вы видели, что еще и
десяти не было, еще не наступил час, который я вам назначила, а я уже делала
все, чтобы удалить его. Я томилась не меньше вашего, поверьте...

- Не меньше моего! Ну нет, смерть и ад! И если вы, моя милая,
воображаете, будто ваша беседа была весьма поучительна и забавна... Впрочем,
что это за новость? Отказать моему сыну Франциску в руке вашей дочери Дианы
после того, как этот союз был мне торжественно обещан! Клянусь терновым
венцом, можно подумать, что эта внебрачная дочь оказала бы великую честь
дому Монморанси, соблаговолив с ним породниться! Их брак должен состояться!
Слышите, Диана? Об этом позаботитесь вы! Ведь это единственное средство,
позволяющее восстановить равновесие сил между нами и Гизами, дьявол их
задави! А поэтому, Диана, наперекор королю, наперекор папе я желаю, чтобы
это было так!

- Но, друг мой...

- Говорю же вам, - крикнул коннетабль, - что я этого желаю, как бог
свят!

- Так оно и будет, мой друг, - поспешила уверить его перепуганная
Диана.

V. В ПОКОЯХ КОРОЛЕВСКИХ ДЕТЕЙ

Вернувшись к себе, король не застал своей дочери. Дежурный камер-лакей
доложил, что герцогиня Диана, не дождавшись его величества, проследовала в
покои королевских детей и попросила дать знать, как только государь
вернется.

- Хорошо, - сказал Генрих, - я сам навещу ее. Не надо меня провожать, я
пойду один.

Он пересек большую залу, пошел длинным коридором; затем, открыв тихо
дверь, остановился и чуть отодвинул портьеру. Детский смех и выкрики
заглушили шум его шагов, и он, будучи незамечен, мог полюбоваться
необыкновенно живописной картиной.