требует отречений от любви, от всего человеческого. На самом же дело
дьяволизм всегда выступал в личине понурой посредственности, которая не дает
человеку возможности ничего на этом свете делать как следует: ни работать,
ни увлекаться, ни любить. Все приблизительно, поверхностно, даже женщину
чтобы не целовал, а только делал вид, что целует, никакой сосредоточенности
на главном, никакого углубления - размен человеческой жизни на суету, на
шум, на размахивание руками, на ненастоящесть, на чванливость.
Карналю не предыдущий опыт и не многомесячная жизнь среди абстракций, в
которых он заточил свой разум, точно в средневековый монастырь. Теперь все
открывалось ему через Айгюль и благодаря Айгюль.
дивился, наконец вынужден был принять ее такой, какой она была. В душе даже
признавая ее правоту. Она не знала ничего. Возмутительное незнание самых
простых вещей. Ни великих людей, ни малых. Ни столиц, ни рек.
улыбкой.
солисткой оперного театра и не знала, какой из себя директор театра.
Встретилась с ним где-то в переходах, тот не смог сдержаться:
нашла довольно оригинальное оправдание:
скажешь мне, кто был директор у Фанни Эльслер или у Анны Павловой?
точно малый ребенок.
не пыталась постичь. Вся жизнь на пуантах. Только памятники попирают землю
всей тяжестью стоп. Но зато имела страсть. Умела танцевать. Вечное
предчувствие красоты жило в ней, часто неочерченное, в большинстве случаев
дерзкое, но Карналь оправдывал эту дерзкость, так как за нею стояло
врожденное умение танцевать. В танце она напоминала иногда выстрел, молнию,
облако. Легкая, как Психея, которую возносят духи, нежная, наивная,
безгранично добрая. Все это помогало простить ее безучастность, равнодушие к
самому очевидному, ей даже шло незнание простейших вещей.
увлечения?
Лакомства? Наряды?
пытался проявлять свои знания балетном терминологии. Зачем? Каждый должен
знать свое и наилучшим образом уметь, вот и все! А что она действительно
умела, в этом не было никакого сомнения. Карналь мог отблагодарить ее только
тем же, а поскольку не имел в своем распоряжении ничего, кроме математики,
то и сосредоточился на своей математике.
общность их душ состояла не в обмене мыслями, а в отношении к миру: делать
свое дело, и как можно лучше. Между тем это удавалось только Айгюль. Если бы
Карналь попробовал записать ту цепь формул, что сплелась в его памяти за
долгие месяцы, ужаснулись бы, вероятно, все университетские профессора. Но
он не поддерживал никакой связи со своей кафедрой, а выписывать свои формулы
не заботился, поскольку они прекрасно помещались в его мозгу, поселились
там, развивались, порождали другие, устанавливали свои законы
сосуществования, беспощадно уничтожали все побочные наслоения, отталкивали
надоедливых искусителей, терпеливо изучали боковые ходы, ощупывали все
тупики. Во всем было не меньше сложности и красоты, чем в мире Айгюль, в
сплошном празднике танца, в гармоничной неразрывности дуэтов, адажио,
вариаций; так же, как у нее, действовали два категорических императива:
"должен" и "не смеешь", нескончаемые требования точности и сплошные
ограничения, отсекания ненужного, сосредоточения на главном,
регламентирование, контроль, принуждение, которые неминуемо должны помочь
умножить собственную свободу, дать размах, фантазию, богатство духа.
должен был когда-то показать и результаты.
толстая тетрадь сплошных формул, в таких неразрывных соединениях и
сцеплениях, будто это был самодовлеющий математический мир, в какой не
смогло бы пробиться ничто постороннее, герметичный, недоступный ни для чего,
кроме истины, инстанцию которой Карналь был уже не в состоянии определить,
ибо это надлежало сделать кому-нибудь другому из тех людей, коих называют
авторитетами.
журнал, а другой - ленинградскому профессору Рэму Ивановичу. Но получилось
так, что ответа не дождался ниоткуда, потому что в их с Айгюль жизни
произошла перемена.
всегда усталая и сонная, спала крепко и невинно, лишь утром вспомнила:
Никаких хлопот, никаких мелочей, никаких обязанностей. Единственная
обязанность - перед искусством, а искусство звало ее в столичный театр, в
академию, к высотам.
сих нор квартиры, наш экономический уровень тоже... Конечно, это прежде
всего моя вина, но уж если тебя приглашают... Кто же тебя приглашает?
такой. Там где-то есть письмо... Не у меня... Я оставила его в дирекции.
о квартире я не знаю. Может, поговорил бы с ними ты?
дали, ясное дело, не Карналю, а Айгюль. Огромная квартира в старом доме,
темные просторные комнаты, высокие потолки, тишина, простор - не верилось,
что такое может быть на свете. Айгюль бросила свои ковры один в зале, другой
в спальне, заявила, что мечтает о старинной мебели, простой и старой, как
мир, и тут открыла ванную комнату.
никогда не могла смотреть без восторга. Так непохоже оно было на все
привычное для нее, так непостижимо и могуче.
мрачно-темная, точно подводное царство. Она открыла все краны, загремели
целые водопады прохладной воды. Айгюль радостно плескалась в ней, будто
никогда не видела обычной воды и не прикасалась к ней хотя бы пальцем. А
впрочем, тело у Айгюль было такое дивное, что его можно было бы никогда не
мыть. Чистая-пречистая, никогда не потеет. Дивное творение природы. Как
золотистое перышко - легкая, чистая, прекрасная. И словно бы с детства
только то и делала, что жила в таких квартирах. А Карналь никак не мог
поверить, что это для них, что это навсегда, на всю жизнь, что это аванс,
какого, может, никогда не отработаешь, что это бесплатно, не считая той
мизерной платы за воду и другие коммунальные услуги да символической суммы
за жилплощадь.
А потом его пригласили преподавать математику в техникуме, и он с радостью
перешел туда, хотя на работу приходилось добираться на Соломенку - двумя
трамваями - и терять на это уйму времени. Но никакие трамвайные переезды не
могли помешать той постоянной внутренней работе, которую вел его
натренированный мозг.
как когда-то от Айгюль, так же провозвестник прекрасных перемен в его жизни:
"Прошу прибыть для защиты диссертации". И подпись Рэма Ивановича. Откуда
узнал ленинградский профессор о месте работы Карналя, как разыскал его в
самом Киеве, на защиту чьей диссертации приглашает - сплошная неясность.
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Лондон Джек
Гюго Виктор