Чтение 8–й страницы книги ~Танцы втроем~

должен отметить мелким злоупотреблением своим служебным положением. А
что делать?

<...................................................>

ГЛАВА 9

14 мая, 8.12

Я открыл глаза и увидел над собой снежно-белое низкое небо,
расцвеченное радужными кругами. Подо мной было что-то мягкое, на мне -
нечто океанически-теплое. Было больно дышать - собственно, боль меня и
разбудила. Тошнило, адски болела голова, в особенности затылок. Правый
бок, казалось, превратился в огромное инородное твердое тело, горячее и
ноющее. Мой торс был охвачен чем-то твердым. Я пошевелил кончиками
пальцев. Все в порядке. Раз есть кончики, значит есть и пальцы, и руки.
Отлично. Проделав ту же манипуляцию ступнями, я убедился, что ноги тоже
целы. Мыслю - следовательно существую, следовательно есть голова. "Еще
я в нее ем", то есть в голову, как говорил боксер в одном анекдоте.
Есть, кстати, хотелось чудовищно.

Отнюдь не сразу я сообразил, что снежно-белое небо - потолок, а
радужные круги не имеют к нему никакого отношения, поскольку
расплываются в моих собственных глазах.

На чем же мы остановились вчера? Или не вчера? Когда? На Наташе,
когда бы это ни было. Что же это Натали вытворяет? Голова разболелась
еще сильнее.

Я решил хоть немного оглядеться. С неимоверным усилием повернул
голову влево. Крашеная голубой краской стена. Вправо. На койке спал
молодой человек. Я определенно видел его лицо первый раз в жизни, но
что-то подсказывало мне, что мы с ним чем-то связаны. Или даже
встречались? Но если мы встречались, то почему я не помню его лица?
Как-то плохо встречались. Определенно плохо.

Короче говоря, я в больнице. Я в безопасности. Я, кажется, цел. Я
жив. Как только эти факты были мной окончательно осознаны, я мгновенно
уснул. Все-таки очень уж я сильно не высыпался последнюю неделю.

***

14 мая, 11.00

Голод победил сон и я снова проснулся. Голова болела как будто
меньше, но все прочие неприятные ощущения сохранялись в прежнем
ассортименте. Все попытки повернуться на правый бок оканчивались острой
болью не то в груди, не то в ребрах. После некоторых колебаний я
откинул одеяло и оглядел себя. На мне была больничная пижама, а под
пижамой - гипсовый корсет. Что было под корсетом, оставалось неясным.

Я посмотрел на своего соседа. Тот сидел на своей кровати, свесив
ноги (правая была загипсована), и читал газету. Ко мне была обращена
страница с тошнотворным заголовком "Криминальная хроника".

- Эй, сосед! - Окликнул я. "Окликнул" - чересчур, пожалуй, громко
сказано. Мой голос был так тих и невнятен, что кроме самого факта
произнесения мною каких-то нечленораздельных звуков он, пожалуй, ничего
не понял. Но газету все-таки отложил и, с любопытством воззрившись на
меня, дружелюбно сказал:

- С добрым утром, Сергей Владимирович.

Так, стало быть крепко меня припечатало. Я-то думал, я Кононов,
Владимир э-э-э... Андреевич Кононов, а оказалось - накось выкуси.
Какой-то Сергей Владимирович. Раздвоение личности?

- С добрым... - насколько мог внятно ответил я.

- Меня тоже зовут Сережей. Тезки, стало быть, - продолжал мой новый
крестный папа, черт бы подрал в бога мать его душу.

Я не возражал. Тезки так тезки. Когда выходишь из беспамятства,
всегда чувствуешь себя Рип ван Винклем, проспавшим в пещере сорок семь
лет и, мягко говоря, утратившим нить событий. В таком положении лучше
поменьше говорить и побольше слушать. Таково уж мое профессиональное
кредо, которое я, впрочем, не замедлил тут же нарушить:

- А число сегодня какое, тезка?

- Ну ты даешь, - улыбнулся "тезка", который был младше меня по
крайней мере лет на восемь, но по, свойственной многим таким хлопцам
манере, спешащим перейти на "ты" сразу после первого "здрасьте". Для
самоутверждения, разумеется. - Четырнадцатое мая одна тысяча девятьсот
девяносто сам догадайся какого года.

- Слава богу, хоть век еще двадцатый, - ответил я в тон ему. - А
день недели?

- Дрянной день. Понедельник. Мужикам - похмелье, у девок зуденье.

Странно. Чего-чего, а такой неуклюжей рифмы я в своей жизни не
слышал. Скудеет жаргон, господа, скудеет. Да и что это вообще за
"девки"? Тоже мне, великий и могучий... А вообще жить еще можно. Все,
что я пропустил - это нудную ночь со Смоличем. Куда он, кстати, делся?

- Слушай, а ты видел, как меня сюда притащили?

- Ха! - Оживился Сережа. - Как круто навороченного ключа. Тут и так
не очень поспишь, а в два часа ночи вламываются в палату двое с
носилками, моему прежнему сокамернику орут "Просыпайся, дорогой, ты
выписан!", живо прибегает врач, смотрит, куда тебе влепили, цокает
языком, потом колют тебя разной дурью и убегают. Тебя, кстати, где так?

- А чтоб я помнил, - ответил я небрежно, входя в роль "круто
навороченного ключа" по имени Сергей Владимирович.

- Ну-ну, не хочешь - не говори. А вот мне скрывать нечего, сам
дурак. Баловался с пистолетом и добаловался, - Сережа чуть качнул
загипсованной ногой.

Внешне я остался бесстрастен, как мумия, но внутренне все мое
существо возопило: "Идиот! Как же ты сразу не догадался!? Это же твой
клиент из дома моды, тот, которого ты прострелил у дверей!" Так не
бывает. Точнее, почти никогда не бывает. Но раз уж случилось, из этого
надо попытаться извлечь пользу. Но какую пользу? Так или иначе, не
молчать как истукану.

- Пистолетом!? - Деланно удивился я. Симуляция эмоций далась мне с
большим трудом и сопровождалась очередной вспышкой головной боли. - Ты,
конечно, хочешь сказать, что работаешь в милиции младшим сержантом, что
на днях первый раз после армии увидел пушку, побаловался и прострелил
себе ногу, да?

В том, что "младший сержант милиции" обидит его до глубины души, я
не сомневался ни минуты. И он не преминул обидеться.

- Я? Ментом? Да я, если хочешь знать, частный охранник и любую
пушку на завтрак жрал, понял?

- Ну как не понять? Можно понять. Лучше бы ты овсянку на завтрак
жрал, здоровее был бы сейчас. Коллега, - добавил я издевательски. Пора
было показать, кто здесь хозяин.

Он молчал, по всей вероятности решая, стоит ли погнать на меня
серьезно или стреляный дядя, ради которого освободили койку в
комфортабельной двухместной палате, заслуживает более нежного
отношения.

- Давай по-нормальному, короче, - продолжил я более миролюбиво, с
радостью ощущая, как с каждой минутой крепнет мой голос. - Я тоже
телохранитель и мне тоже не повезло. Про самострел ты кому-нибудь
другому расскажешь, а мне можешь лапшу на уши не вешать...

Дверь в палату стремительно отворилась.

- Что за треп, больные? - строго спросил мужской голос. Врач в
палате как капитан на своем корабле - старше любого, будь он хоть
трижды контр-адмирал Советского Союза. Ну а уж скромный следователь
Кононов для него и подавно "больной". Я, конечно, заткнулся.

- Так-так-так, - он придвинул стул и сел подле меня. - На что
жалуемся?

Хорош вопросец.

- Вам виднее, - сказал я. - Я же не знаю, что там у меня под этой
штукой.

Я легонько постучал по гипсовому корсету.

- Логично, - согласился врач. - Откуда вам знать?

На секунду я испугался. Его тон показался мне чересчур
отстраненным. Так, наверное, он говорил бы, если бы ампутировал мне
обе ноги. Врач, однако, поспешил объясниться.

- Коль вы не знаете, я вам расскажу. На самом деле ничего
страшного. Пуля не смогла пробить вашу замечательную куртку, вы
получили просто очень сильный ушиб, у вас треснули два ребра, синяк на
весь левый бок и почти наверняка легкое сотрясение мозга. Которое вы
получили уже при падении.

Замечательную куртку. Куртка, право, была недурна, тем более, что
ее подарила мне Наташа, но скажите на милость, чего в ней такого уж
замечательного?

- А что куртка? - Наивно осведомился я.

- Ну-ну, не скромничайте, Сергей Владимирович. Мне врач скорой
помощи показывал: отличная кожанка с удивительно прочной и эластической
прокладкой. Если не ошибаюсь, кевлар одной из последних марок.

Я был, мягко говоря, удивлен, но следовало учитывать присутствие в
палате моего "коллеги".