Чтение 12–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

Советская власть должна была установить для всех рабочих и крестьян хорошую
жизнь. Орликов не хотел этого. Он враг, и правильно сказал Костя: он должен
умереть. Таким гадам не должно быть пощады!

Костя Чижов решил стать начальником отряда красных партизан. Он будет
бороться против богачей и защищать Советскую власть. Меня Костя назначит
своим помощником.

На своей эскадре Костя подплывет к Архангельску и освободит его от белых,
от американских и английских захватчиков и палачей.

В первый день приезда иностранцев мы смотрели на них с любопытством. Теперь
мы их ненавидели. Они приехали сюда, чтобы арестовывать наших, русских
рабочих, и убивать их. Они схватили отца Кости Чижова и отца Оли Лукиной.
Они заодно с Орликовыми. Мы были голодны и мякинный хлеб считали за
счастье. А они ели белый хлеб и галеты, пили сгущенное консервированное
молоко и какао. Они курили табак "кепстен" и сигареты с золотыми ободками.
А дедушка Максимыч сушил для своей трубочки мох.

Наступила осень. Вечера стали темными.

Когда дождя не было, ребята разжигали на берегу Соломбалки костры. Темнота
обступала нас, сидящих вокруг костра. Речка качающейся полоской отражала
пламя. Искры летели высоко-высоко.

... Далеко в порту трижды просвистел пароход.

- Отходит, - сказал Костя.

- В море?

- Нет, это буксир "Яков". На левый берег пошел.

На левом берегу Двины - вокзал, склады, пакгаузы. Там, у стенки, в бункеры
пароходов грузится уголь.

- Хорошо быть капитаном! - тихо проговорил Гриша Осокин. - Стой в рубке и
поворачивай штурвал. Тихий ход! Задний! Вперед до полного!

- Капитан денег зарабатывает много, - сказал Аркашка Кузнецов.

- Не так много, - серьезно заметил Костя.

- Если бы у меня было много денег, я бы купил все книги, какие есть на
свете, и прочитал, - сказал Гриша. - И ел бы пятачные булки и леденцы.

- А я бы купил большой пароход и всю жизнь плавал бы, - сказал я. - А ты,
Костя?

Костя не ответил. Должно быть, он думал сейчас о чем-то другом. Он часто
оглядывался и прислушивался словно кого-то ожидал.

- Ты чего? - спросил я тихо.

- Ничего! - грубо ответил Костя.

Неожиданно он поднялся.

- Я сейчас, - сказал он, - подожди меня тут.

И он скрылся в темноте, между кучами дров. Постепенно ребята стали
расходиться, и вскоре у костра я остался один. Где же Костя? Куда ему
понадобилось идти в такой поздний час?

Я сидел, пошевеливая палкой костер, и смотрел, как искры, подгоняемые
дымом, взлетали высоко вверх и исчезали в темноте.

Вдруг к костру подошел человек. Он был в парусиновой матросской рубахе с
большим синим воротником - гюйсом.

- Здорово! - сказал он тихо.

- Здорово! - ответил я.

Матрос присел на корточки. Пламя костра осветило его лицо и надпись на
ленточке бескозырки: "Флотский полуэкипаж".

Мне часто приходилось видеть военных матросов. Они жили в Соломбале в
огромном каменном доме, который так и назывался - флотский полуэкипаж. В
будни матросы командами выходили на работы, а в воскресенье они гуляли по
Никольскому проспекту.

- Где Костя? - неожиданно спросил матрос.

- Сейчас придет. А что нужно?

- Нужно.

Подгоревший костер рухнул. Рой искр взмыл кверху.

Матрос поднялся, отошел, еще с минуту постоял, словно что-то обдумывая.

В этот момент появился Костя. Он заметно смутился. Должно быть, ему не
хотелось, чтобы я знал о его знакомстве с матросом. Он поманил и отвел
матроса от костра.

- Ну как, ходил? - спросил матрос.

Костя утвердительно кивнул головой.

- Что сказали?

- Сказали - не готова обувь...

Я видел, как матрос вытащил из кармана маленький сверточек и передал Косте.
Что он говорил, я не слышал.

- Ладно, - ответил Костя. - Все будет сделано.

Матрос ушел.

Что будет сделано? И кто этот матрос? Почему он знает Костю? Я сгорал от
любопытства. Я думал, что Костя сейчас же все расскажет. Но он и слушать не
хотел моих просьб.

- Я тоже кое-чего знаю, - сказал я, - и тебе уж ни за что не скажу.

Однако хитрость не удалась. Костя молчал. Потом он начал болтать всякую
чепуху, конечно, для того, чтобы я отстал от него. Но мне тоже не просто
заговорить зубы Тогда Костя пообещал обо всем рассказать завтра.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Изо всех сил старался я скрыть свое любопытство. Утром, направляясь на
работу, я внимательно рассматривал тумбы у деревянных тротуаров, словно в
тумбах скрывалась какая-то загадка. Дважды даже заходил в ворота чужих
домов, вслух считал свои шаги. Я делал вид, что занят чем-то особенно
важным и интересным. Пусть Костя думает, что мне ровным счетом наплевать на
его тайны.

А на самом деле мне хотелось лишь привлечь внимание приятеля. Если он
спросит, чем я занят, я тотчас потребую рассказать все без утайки.

Словом, мысль о матросе не выходила из моей головы.

А Костя шагал рядом и как ни в чем не бывало напевал песенку о кочегаре,
который не в силах был вахту стоять.

В конце концов мы рассорились. Собственно, это была не настоящая ссора,
какая обычно бывает у ребят. Мы не показывали друг другу кулаков, не
устрашали угрозами. Я лишь сказал, что не буду у Кости помощником и сам
придумаю кое-что более интересное, чем побег. Но Костя упорно молчал.

В этот день нас разъединили. Меня послали на паровую шаланду. Костя остался
на "Святом Михаиле".

Шаланда имела странный вид. Единственная мачта находилась на самом носу, а
труба высотой с мачту - на корме. На середине у шаланды палубы не было, и
подвесной горбатый мостик был перекинут с бака на корму. Все здесь было
какое-то смешное и несуразное. Даже капитана на шаланде называли
багермейстером.

На паровой шаланде перевозили землю и песок, вычерпанные на углубляемых
местах реки.

Я не был в восторге, очутившись на этом грязевозе. И как это хочется
команде плавать на таком судне! Меня встретил старик-механик, очень добрый
на вид, с большими седыми усами. На шаланде все его называли Николаем
Ивановичем. Механик вытер паклей руки и протянул их мне.

- Уже трудишься, - сказал он. - Ладно. А чей будешь?

- Красов.

- Андрея Максимовича внук, стало быть. Давно не видел старика... Все
рыбачит?

- Рыбачит.

- А батько где? Что-то не помню его. Он в верхней или в нижней?

Старый механик разговаривал со мной, как со взрослым, и это мне нравилось.
Он спрашивал, в какой команде отец - в верхней или в нижней, то есть матрос
или кочегар.

- В верхней был.

- Значит, рогаль! - засмеялся механик. - Один дух стоит рогалей двух, а под
осень - восемь. Слыхал?

С давних пор матросов называют рогалями, а кочегаров и угольщиков - духами.
Летом, когда на море штиль, матросы на палубе отдыхают. Зато внизу, у
котлов, мучаются кочегары. Нет ветра - нет тяги, плохо держится пар. Но
осенью, когда на море шторм и волна за волной катятся через палубу, тяжело
и опасно работать матросам. И в это время блаженствуют, как они сами
говорят, кочегары. В кочегарке нет сумасшедшей жары, и пар держится хорошо.

Обо всем этом я знал. Шутка механика не обидела меня.

- На каком же плавает отец? - спросил он.

- На "Ольге" плавал и погиб.

- Вот оно как... Знаю это дело, знаю...

Механик замолчал. Он вытащил большие часы-луковицу, посмотрел на небо,
словно сверяя время по солнцу, и сказал:

- Время идет, работать нужно.

- Почему вы плаваете на шаланде? - спросил я.

- А где же еще плавать?

- Ну, на большом пароходе, в море.

- Хватит, наплавался.

Конечно, я не мог удержаться, чтобы не поговорить со старым моряком о том,
как интересно плавать в море.

- Мы с твоим дедом поплавали, - перебил механик, - повидали, поработали, и
никто нам спасибо не сказал. Обоих нас с моря прогнали. Максимыча - за то,
что он калека. Меня - за другое...

- За что?

Механик усмехнулся:

- Будешь много знать - скоро состаришься.

Пока мы стояли на палубе, Николай Иванович рассказал о работе землечерпалок.

Грязные шаланды, землечерпалки и рефулеры наводили чистоту в гавани
портового города. Напористая моряна и весенние разливы наносят по песчинке,
по камешку целые острова. Постепенно гавань мелеет, дно поднимается. И
давно большие морские транспорты перестали бы входить в порт, если бы не
работали землечерпалки.