бы. Извините за откровенность, но такая комбинация как-то совсем не входила
в мои расчеты. Нужно быть отцом, и таким отцом, каким был для Зоси я, чтобы
понять мой, может быть, несколько странный тон с вами... Да, да. Скажите
только одно: действительно ли вы любите мою Зосю?
сказать: надеетесь ли вы... обдумали ли вы основательно, что сделаете ее
счастливой и сами будете счастливы с ней. Конечно, всякий брак - лотерея, но
иногда полезно воздержаться от риска... Я верю вам, то есть хочу верить, и
простите отцу... не могу! Это выше моих сил... Вы говорили с доктором? Да,
да. Он одобряет выбор Зоси, потому что любит вас. Я тоже люблю доктора...
чувствовал себя очень тяжело, если бы доктор не облегчал эту трудную задачу
своим участием. Какой это был замечательно хороший человек! С каким
ангельским терпением выслушивал он влюбленный бред Привалова. Это был
настоящий друг, который являлся лучшим посредником во всех недоразумениях и
маленьких размолвках.
Привалову Зося. - И прескучная, должно быть, эта милая обязанность улаживать
в качестве друга дома разные семейные дрязги!..
улыбкой и нервно потирал руки. В последнее время он часто начинал жаловаться
на головные боли и запирался в своем номере по целым дням.
участием, которое отлично скрывает истинный ход мыслей и чувств. По крайней
мере, Привалов гораздо лучше чувствовал себя в обществе Игнатия Львовича,
чем в гостиной пани Марины. Что касается Давида, то он был слишком занят
своими собственными делами. В течение последней зимы он особенно близко
сошелся с Половодовым и, как ходила молва, проигрывал по различным игорным
притонам крупные куши. На Лалетинских водах быстро образовался свой
карточный кружок, где Давид под руководством Александра Павлыча проводил
время очень весело, как и следует представителю настоящей jeunesse doree.
Она по нескольку раз в день принималась плакать от радости и всех уверяла,
что давно не только все предвидела, но даже предчувствовала. Ведь Сергей
Александрыч такой прекрасный молодой человек и такой богатый, а Зося такая
удивительная красавица - одним словом, не оставалось никакого сомнения, что
эти молодые люди предусмотрительной природой специально были созданы друг
для друга.
Алексеевна, воздевая руки кверху. - Когда Сергей Александрыч только что
приехал в Узел, я прямо подумала: вот жених Зосе...
полный сладких грез и застилавшего глаза тумана. Сквозь всю окружавшую его
суету и мелькавшие кругом его лица он видел только одну Зосю, эту маленькую
царицу, дарившую его бесконечным счастьем. Иногда он со страхом смотрел в
темные глаза любимой девушке, точно стараясь разгадать по ним будущее. Зося,
конечно, любила его. Он это видел, чувствовал. Но она любила совсем не так,
как любят другие женщины: в ее чувстве не было и тени самопожертвования,
желания отдать себя в чужие руки, - нет, это была гордая любовь, одним
взглядом покорявшая все кругом. Зося была всегда одинакова и всегда
оставалась маленькой царицей, которая требовала поклонения. В самых ласках и
словах любви у нее звучала гордая нотка; в сдержанности, с какой она
позволяла ласкать себя, чувствовалось что-то совершенно особенное, чем Зося
отличалась от всех других женщин.
пугался его. Оно было так необъятно, такой властной силой окрыляло его душу,
точно поднимало над землей, где недоставало воздуху и делалось тесно. Как он
раньше мог жить, не чувствуя ничего подобного? Но это нищенское
существование кончилось, и впереди бесконечной перспективой расстилалась
розовая даль, кружившая голову своей необъятностью. Неужели эта маленькая
гордая головка думала о нем, о Привалове? А эти чудные глаза, которые
смотрели прямо в душу... Нет, он был слишком счастлив, чтобы анализировать
настоящее, и принимал его как совершившийся факт, как первую страничку
открывшейся перед ним книги любви.
II
в Гарчиках, в деревенской церкви, совершился самый скромный обряд венчания.
Свидетелями были доктор, Нагибин и Телкин; со стороны невесты провожала
всего одна Хиония Алексеевна. Зося была спокойна, хотя и бледнее
обыкновенного; Привалов испытывал самое подавленное состояние духа. Он
никогда не чувствовал себя так далеко от своей Зоси, как в тот момент, когда
она пред священником подтверждала свою любовь к нему. "Она такая
красавица... Она не может меня любить", - с тоской думал он, держа в своей
руке ее холодную маленькую руку. Прямо из церкви молодые отправились в Узел,
где их ожидала на первый раз скромная семейная встреча: сам Ляховский, пани
Марина и т.д. Старик расчувствовался и жалко заморгал глазами, когда начал
благословлять дочь; пани Марина выдержала характер и осталась прежней
королевой. Из посторонних на последовавшем затем ужине присутствовали только
такие близкие люди, как Половодов, Виктор Васильич и Хиония Алексеевна. В
десять часов вечера все разъехались по домам.
передней, Семен подал ему полученную без него телеграмму. Пробежав несколько
строк, Половодов глухо застонал и бросился в ближайшее кресло: полученное
известие поразило его, как удар грома и он несколько минут сидел в своем
кресле с закрытыми глазами, как ошеломленная птица. Телеграмма была от
Оскара Филипыча, который извещал, что их дело выиграно и что Веревкин
остался с носом.
ничего бы не было..." - стонал Половодов, хватаясь за голову.
что начинает сходить с ума Эти стены давили его, в глазах пестрели красные и
синие петухи, глухое бешенство заставляло скрежетать зубами. Он плохо
помнил, как выскочил на улицу, схватил первого попавшегося извозчика и велел
ехать в Нагорную улицу. От клуба он пошел к приваловскому дому пешком; падал
мягкий пушистый снег, скрадывавший шум шагов. Половодов чувствовал, как
тяжело билось его сердце в груди. Вот и площадь, на которую выходил дом
своим фасадом; огни были погашены, и дом выделялся темной глыбой при
мигавшем пламени уличных фонарей.
окнами приваловского дома. - Если бы двумя часами раньше получить
телеграмму, тогда можно было расстроить эту дурацкую свадьбу, которую я сам
создавал своими собственными руками. О, дурак, дурак, дурак!..
раскрытый воротник шубы, но он ничего не чувствовал, кроме глухого отчаяния,
которое придавило его как камень. Вот на каланче пробило двенадцать часов...
Нужно было куда-нибудь идти; но куда?.. К своему очагу, в "Магнит"?
Пошатываясь, Половодов, как пьяный, побрел вниз по Нагорной улице. Огни в
домах везде были потушены; глухая осенняя ночь точно проглотила весь город.
Только в одном месте светил огонек... Половодов узнал дом Заплатиной.
решительно позвонил у подъезда заплатинского дома. Виктор Николаич был уже в
постели и готовился засыпать, перебирая в уме последние политические
известия; и полураздетая Хиония Алексеевна сидела одна в столовой и
потягивала херес.
Матрешка, не принимай... Здесь не родильный дом, чтобы врываться во всякое
время дня и ночи...
пробежала фамилию Половодова и остолбенела.
вытирая нос кулаком.
перед зеркалом принять более человеческий вид.
что-нибудь неладное. Она величественно вошла в гостиную и в вопросительной
позе остановилась перед гостем, который торопливо поднялся к ней навстречу.
глядя на хозяйку какими-то мутными глазами. - Я час назад получил очень
важную телеграмму... чрезвычайно важную, Хиония Алексеевна! Если бы вы
взялись передать ее Софье Игнатьевне.
просить об этом!
бессильно опустился в кресло около стола.
говорил Половодов, ломая руки.
золота, и тогда ваша просьба осталась бы неисполненной. Существуют такие
моменты, когда чужой дом - святыня, и никто не имеет права нарушать его
священные покои.
него мелькнула даже мысль - бежать сейчас же и запалить эту "святыню" с
четырех концов.