беспомощном положении.
помещении, кроме него с прежней, любимой Москвой, еще более
милой и сердечной для него, что счастье и слава ее временно
остановились, оттого перед нею все опять лишь впереди, и у него
не было никакого сожаления к Комягину. Ночь шла давно, оба они
утомились и легли рядом лежать на постели.
постилки, ему Москва еще с вечера наложила на пол старые
"Известия" 1927 года и теперь свет освещал сообщения о минувших
событиях. Сарториус обнял Москву и ему стало хорошо.
службе и работе. Сарториус очнулся и сел на кровати; Москва
спала рядом и лицо ее во сне было смирное и доброе, как хлеб,
-- не совсем похожее на обычное. Комягин лежал в прежнем виде,
электричество горело ярко и освещало всю комнату, где все
требовало переделки или окончания. Сарториус понял, что любовь
происходит от не изжитой еще всемирной бедности общества, когда
некуда деться в лучшую, высшую участь. Он потушил свет и лег,
чтобы опомниться от наступившего состояния. Слабый свет, точно
лунный, начал распространяться по стене над дверью, проникая
через окно с утреннего неба, и когда он озарил всю комнату, в
ней стало еще более тесно и грустно, чем ночью при огне.
город; очередной рассвет пробирался по обвисшему животу
равнодушной тучи, из которой нельзя ждать ни ветра, ни грозы.
Но миллионы людей уже зашевелились на улицах, неся в себе
разнообразную жизнь; они шли среди серого света трудиться в
мастерские, задумываться в конторах и чертежных бюро, -- их
было много, а Сарториус был один, неразлучно с собою никогда.
Душа и мысль его, заодно с однообразным телом, было устроены до
смерти одинаково.
Сарториуса /случившихся комнатных событий/, но не двигался и не
завидовал; Москва спала в отчуждении, повернувшись к стене
прелестным лицом.
одна теплая капля, хранимая в груди, а остального он не
почувствует и скоро ляжет в угол, подобно Комягину. Сердце его
стало как темное, но он утешил его обыкновенным понятием,
пришедшим ему в ум, что нужно исследовать весь объем текущей
жизни посредством превращения себя в прочих людей. Сарториус
погладил свое тело по сторонам, обрекая его перемучиться на
другое существование, которое запрещено законом природы и
привычкой человека к самому себе. Он был исследователем и не
берег себя для тайного счастья, а сопротивление своей личности
предполагал уничтожить событиями и обстоятельствами, чтобы по
очереди в него могли войти неизвестные чувства других людей.
Раз появился жить, нельзя упустить этой возможности, необходимо
вникнуть во все посторонние души -- иначе ведь некуда деться; с
самим собою жить нечего, и кто так живет, тот погибает задолго
до гроба /можно только вытаращить глаза и обомлеть от
идиотизма/.
любимый город, каждую минуту растущий в будущее время,
взволнованный работой, отрекающийся от себя, бредущий вперед с
неузнаваемым и молодым лицом.
воздухом.
внизу: можно я к тебе лягу?
Сарториус ушел за дверь и в город без прощанья.
ходить перестал, потому что она твердо вышла замуж за Виктора
Васильевича Божко, а трест весов и гирь был обращен к своей
ликвидации и весь опустошен от служащих. Одна только курьерша
жила в безлюдном, охладелом помещении учреждения -- у нее
родился ребенок и она кормила его и содержала на мягкой пачке
устарелых дел.
круглым столом, попробовал набросать проект взвешивания чего-то
невесомого и не почувствовал никакого ощущения, ни печали, ни
удовольствия. Все кончилось -- служебное семейство, отводившее
душу людям, было распущенно, общий чайник больше не согревался
к двенедцати часам и стаканы стояли в шкафу пустыми, постепенно
заселяемые мелочью каких-то бумажных бледных насекомых. Ребенок
курьерши то плакал, то утешался, часы-ходики шли над ним вперед
и мать его ласкала с обычной материнской любовью. Она со
страхом ждала въезда в помещение нового учреждения, потому что
ей негде было жить, но то новое учреждение накануне своего
переезда тоже было ликвидировано, так что площадь зачислили в
резерв жилфонда и впоследствии заселили семейными жильцами.
Он пролежал в своей комнате целый месяц, прежде чем начал опять
понемногу смотреть наболевшим зрением. Курьерша из бывшего
треста приходила к нему через день, приносила пищу и вела
хозяйство.
вынесли свое медицинское заключение, что глаза имеют причиной
своего заболевания отдаленные недра тела, возможно -- сердце.
Вообще, сказал Самбикин, конституция Сарториуса находится в
процессе неопределенного /разрушения/ превращения, и сам
озадачился этой мыслью на многие дни.
многолюдство на улице; энергия мчавшихся машин зародила в его
сердце воодушевление, непрерывное солнце светило на открытые
волосы прохожих женщин и в свежие древесные листья деревьев,
вымокшие во влаге своего рождения.
Сарториуса. Он часто моргал от ослепления светом и наталкивался
на людей. Ему было хорошо, что их так много, что,
следовательно, ему существовать необязательно -- есть кому и
без него сделать все необходимое и достойное.
как мертвый вес, -- надоевшее, грустное, пережитое до бедного
конца. Сарториус вглядывался во многие встречные лица; его
томила, как бледное наслаждение, чужая жизнь, скрытая в
неизвестной душе. Он сторонился и тосковал.
на Каланчевской площади. Сарториус с удивлением остановился
около таможни в удивлении, точно никогда не видел такого
зрелища.
легко думал он о своем намерении.
запомнить и забудешь.
Доминиковский переулок? Может, знаете случайно, я тоже знал, но
потерял нить.
направление, вспоминая этот знакмый голос и не помня такого
лица.
куда-то переведено в связи со строительством и реорганизацией?
-- продолжал узнавать прохожий.
объяснял Сарториус.
первой скорости.
цепляющихся в трамваи на ходу, и даже сделал по направлению к
ним одно неопределенное движение ярости.
многих приходилось штрафовать за нарушения, и при этом кричишь,
как понятно.
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Орловский Гай Юлий
Андреев Николай
Орлов Алекс
Лукин Евгений