мог снять - отец даже пилить пробовал. Однако пришла ведунья, бабушка
Шабаниха, намылила под умывальником пальчик, что-то пошептала, поплевала, и
все разрешилось само собой.
Мыла в НАЗе не оказалось - для выживания пилота в экстремальных условиях
оно не требовалось, зато обшаривая лодку, Шабанов отыскал в носовом отсеке
банку с остатками моторного масла. Полив на палец, он растер, размылил его
пополам с кровью и без всяких нашептываний, без особого напряжения
высвободил руку.
- Все, подруга! Развод с тобой! - заправил кольцо в разъем и засунул
"Принцессу" в мешок. - Чтоб я еще раз!.. С тобой заразой!.. Связал
судьбу!..
Герман встал, помахал, потряс вольными руками, после чего отмыл кровь и
масло, протер йодом и завязал рану на пальце. Долина расширилась еще
больше, горы отступили вглубь, и река, вырвавшись из-за очередного
поворота, вдруг покатилась прямо и замедляя бег, превратилась в озеро.
Сверкающая, золотистая от солнца вода простиралась на много километров
вокруг, и гористые берега настолько отдалились, что заметить лодку на
зарябленной, бликующей поверхности нельзя было, пожалуй, и в бинокль. Сама
природа делала его призраком, пловцом-невидимкой без всяких электронных
принцесс.
Озеро оказалось проточным, и хоть медленно, едва заметно, однако же его
несло вперед; появилось наконец время спокойно поискать на карте эту реку и
сориентироваться хотя бы приблизительно. Шабанов развернул планшет,
пробежал глазами путь от Пикулино и ощутил, как поклонило в сон. Прошлая
кошмарная ночь вымотала его и принесла не отдых - назадавала кучу вопросов,
над которыми даже думать было опасно. Тут же, освобожденный от брачных уз с
хваткой барышней, согретый солнцем и почти умиротворенный, Герман
почувствовал, как тает в голове все время саднящая боль и вроде бы
открывается слух; кажется, до ушей долетает плеск мелких волн о борта
лодки...
Он лег на дно, положив под голову НАЗ, выставил больное ухо к солнцу, чтоб
погреть, примостил пистолет под руку и закрыл глаза. И на сей раз уснул,
как младенец, не помешала и назойливая зудящая боль. Одновременно сон этот
был легким и чутким, потому что он почувствовал, как солнце поднялось в
зенит и озеро вроде бы стало еще шире и потому спокойнее несло лодку по
фарватеру между далеких гористых берегов; и еще он отмечал полное
отсутствие какой-либо опасности. Лишь однажды, когда на чистом, без единого
облачка, небе солнце склонилось к закату, некая тень будто бы оторвалась от
воды, на секунду затмила его и ледяной
???
в комбинезоне тело. Шабанов запоздало открыл глаза и привстал - над головой
кружились чайки...
Однако вновь укладывая гудящую голову, вдруг обнаружил груз на правой руке
и, приподнявшись, сперва решил, что чудится или снится: кольцо вновь было
на безымянном пальце, а сама "Принцесса" привязана жгутом к руке.
Аккуратно, с петлей, как утром...
Герман подтянул ее к себе, ощупал, заметил, что бинта на отекшем пальце
нет, и выматерился вслух. Он отчетливо помнил, как прокалывал подушечку,
затем снимал кольцо с помощью моторного масла, и это все происходило без
допинга, в трезвом уме и ощущении реальности. Раны теперь на пальце не
было, а зловредный прибор снова висел на руке, а это значит, освобождение
от уз брака с "Принцессой" ему пригрезилось. Вывод был простой, как
карандаш: разум пустился в свободный полет и творил все, что
заблагорассудится, и удержать его, проконтролировать невозможно, ибо
слишком тонка грань между фантазиями и реальностью.
И тут впервые у него промелькнула мысль, вернее, смутная и пока ничем не
подтвержденная догадка - а не в самой ли "Принцессе" причина? Что если эта
тварь, даже оторванная от самолета и питания, продолжает излучать некую
таинственную энергию, которая сводит с ума не только локаторы, компьютеры и
головки ракет, но и головки людей? Не было никогда прежде подобных безумных
заморочек сознания! Что если это изделие напичкано какой-нибудь постоянно
излучаемой гадостью, способной рождать в сознании человека призраки,
виртуальную реальность или хрен знает какие фантазии? Обманывает же она
каким-то образом локаторы, создает у них иллюзии! Точно так же может и на
мозги давить: в конце концов там тоже все на электронах, как утверждают
медики...
Он почти убедился в своем открытии и готов был рвануть кольцо, чтобы
навсегда избавиться от проклятия, но внезапно увидел на развернутом
планшете кусок мыла в простенькой бумажной обертке. То, что оно
земляничное, можно было и не читать: с детства знакомое и любимое, это мыло
тянуло за собой ностальгические воспоминания и в быту называлось просто
духовым, поскольку имело тончайший, обволакивающий запах счастья: когда
отец водил маленького Герку в баню, то мыл ему голову сначала щелоком,
потом хозяйственным мылом, нещадно выедающим глаза, и наконец, на десерт и
радость - земляничным. И голова, и тело еще долго источали ни с чем не
сравнимый дух...
Кусок такого мыла лежал сейчас на планшете и был не призраком. А коль скоро
он появился здесь, значит все происходящее - плод воображения... Шабанов
взял упаковку в руку, понюхал, сорвав зубами бумагу, выдавил розовый,
душистый брусок - ну хоть ты лопни, все реально! Все, кроме загадки, как и
кто его сюда подбросил. Он огляделся: блики на воде покраснели от низкого
солнца, но озеро еще широко и по прежнему пустынно...
- Да и наплевать, кто подбросил! - чтоб не впадать в томящие, липкие
раздумья, сказал он. - Главное, ясно зачем!
Герман побулькал мыло за бортом, хорошенько растер его в ладони и принялся
намыливать закольцованный палец, с удовольствием вдыхая щемящий запах.
Разбарабанило палец не так сильно, как утром, и вообще он лишь покраснел и
даже не утратил чувствительности, так что на сей раз обошлось без крови.
Важно было не думать, отчего все это так, и в каком он состоянии находится
- спит и видит сон, или на самом деле снова повенчался с "Принцессой".
Выкрутив палец из кольца, Шабанов сполоснул с рук остатки мыла и все-таки
не удержался от искушения, осмотрел подушечку: свежайший рубец от заросшей
ранки перечеркивал ее наискось.
"Ну и что? - спросил сам себя. - Заросло да и все! Ну, заросло! Вообще, мир
прекрасен, садится солнце, теплый вечер. Лодка по морю плывет, прорва
чистой воды... Голову бы помыть с духовым мылом, но ухо болит. А вот поесть
будет совсем хорошо!"
При этом он поймал себя на мысли что говорит сам с собой, да еще и голоса
не слышит, если не считать внутреннего, который, словно головная боль,
зудит где-то под теменем, противится, подвергает сомнению все, что
происходит, но у него такая участь - брюзжать. Чукчи, например, плывут вот
так, на лодке, или на собаках едут и поют обо всем, что видят - их же не
считают за умалишенных. Наоборот, вольные, счастливые люди...
Шабанов вскрыл НАЗ, вынул банку с мясом, хлебец (за счет чудес и местных
жителей, между прочим, получилась неплохая экономия продуктов!) и стал
неторопливо есть, жалея, что утром поддался голосу разума и не прихватил
кружку - сейчас бы сгодилась, а то нечем воды зачерпнуть. И вообще,
человек, взрослея, начинает задавать себе больше вопросов, чем в детстве
задает их родителям. Самое интересное, в редких случаях может на них
ответить, а больше ломает голову, мучается и в результате умирает с полным
ощущением, что ничего не знает о мире. Зато ребенок знает о нем все, и в
принципе, ответы взрослых лишь запутывают его, сбивают с толку. Например,
Шабанов лет до семи отлично знал, что такое подъемная сила, аэродинамика и
теория полета. Иное дело, объяснить не мог, но знал! Стоит посмотреть, как
летают птицы, как они отрываются от земли, набирают скорость, выстраиваются
в клин или косяк, и как затем приземляются или приводняются, и все
становится предельно ясно. На практике он познал все эти законы, когда
засунул ноги в рукава материнского тулупчика, много лет бывшего подстилкой
на полатях, зажал полы в руках и сначала сиганул с печи. Полетать по избе
не удалось, не хватило высоты, да и взмахнуть успел один раз. Тогда он
забрался на крышу, на самый конек, сгреб с него снег, разогнался и прыгнул.
И еще не успел долететь до земли, а уже все понял и готов был закричать -
эврика! - если бы тогда знал это слово. Дело было не столько в крыльях,
сколько в свойствах воздуха и земном тяготении, вернее, в возможностях
преодолевать его, используя качества воздушной среды. Однако спустя
несколько лет, изобретая первый летательный аппарат, он влез в специальную
литературу и не просто оказался в глубочайшем заблуждении, но и напрочь
забыл то, о чем имел представление.
Окончательно отупел и потерялся в теории полета - уже когда учился в
военном летном...
После неспешного ужина Шабанов вновь спрятал "Принцессу" в мешок и,
Корнев Павел
Каменистый Артем
Гуревич Георгий
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений