Чтение 68–й страницы книги ~Злым ветром~

конечном счете?

Мой отец как-то привел одну мудрую восточную пословицу. Я ее запомнил.
Звучала она приблизительно так: "Если твои планы рассчитаны на год - сей
просо, если твои планы рассчитаны на десятилетия - сажай деревья, если же
твои планы рассчитаны на века - воспитывай людей". Задача, по-моему, самая
важная и самая трудная.

Сколько же потребуется времени и сил, чтобы всех кого следует
перевоспитать? Много. Очень много. Во всяком случае, моей жизни на это не
хватит. Уже точно. Ее хватит, чтобы хоть чуть-чуть очистить воздух, которым
мы дышим. И еще, чтобы вселить в людей убеждение, что так, как этот Теляш, к
примеру, долго не проживешь. И ради этого, я вам скажу, уже стоит
потрудиться.

Занятый высокими мыслями, я не замечаю, как наступает время обхода
больных. Седенький пожилой врач в старомодном пенсне, всего меня ощупав
неожиданно сильными пальцами и со всех сторон выслушав - у него не
резиновый, современный фонендоскоп, а тоже старенькая, местами
потрескавшаяся трубочка, - наконец одобрительно говорит:

- Однако вы таки счастливо отделались, молодой человек. Полагал,
недельку мы с вами повозимся. А тут, возможно, и пары деньков хватит.

- Что вы, доктор, - говорю я с максимальной бодростью. - Да я себя
отлично чувствую. И мне сегодня надо домой.

- Э-э, и не рассчитывайте.

- Но я дома буду лежать, честное слово.

- Ну-ну, молодой человек. Я за вас отвечаю перед всей одесской
милицией, а это не шутка. Мне только еще не хватает таких забот. Вчера вот и
комиссар приезжал.

- Но, доктор...

Мольбы мои кончаются тем, что доктор сдается.

- И только потому, - говорит он, - что верю вашей сестрице. Очень милая
и энергичная особа.

Опять! Нет, это просто удивительно.

- Подготовьте выписку к двенадцати, - говорит доктор уже другой сестре,
дневной, очень молоденькой и весьма кокетливой.

- Сестрица уже здесь, Аверкий Спиридонович, - говорит она, стреляя в
меня подведенными глазками.

- К двенадцати, - сурово и непреклонно говорит врач.

И я понимаю, что хоть тут он должен настоять на своем.

- А допустить ее ко мне можно? - робко спрашиваю я.

- Это пожалуйста...

Они уходят, и в палате появляется Лена. На плечи ее накинут халат. Она
кидается ко мне, обнимает, словно я вернулся с того света. И вдруг начинает
плакать, уткнувшись мне в грудь.

- Ну, ну, нервы, сестренка, нервы, - говорю я и глажу ее по голове.

- Тебе... легко... говорить... - сквозь слезы бормочет Лена и наконец
отрывается от меня.

А через каких-нибудь два часа меня привозят в гостиницу, и я довольно
бодро и притом вполне самостоятельно поднимаюсь по лестнице к себе в номер.
И вот уже я, словно шах, возлежу на подушках в кабинете своего "люкса".
Вокруг разместились Лена, Стась, Лева и еще двое ребят из их отдела. Я уже
рассказал все, что помню из вчерашней схватки во дворе, и поделился своим
открытием в отношении Петра Горохова.

- Да, это он, - кивает Стась. - Мы его взяли.

Я уже знаю, что Толик жив. Пока, правда, жив. Состояние у него тяжелое.
Хотя я удивительно рационально, оказывается, влепил в него все три пули: две
в ноги и одну в правое плечо. Чудо, конечно.

- Кто был третий? - спрашивает Стась.

- Третий был Сенечка, - отвечаю я. - Он держал меня за ноги.

Лена сидит бледная и молчит.

Нет, все-таки женщинам слишком трудно на нашей работе, их нельзя к ней
допускать, во всяком случае, вот к таким операциям, это жестоко. Они слишком
эмоционально все воспринимают. Равенство тоже имеет свои границы.

- Сенечку этого мы быстро установим, - говорит Стась. - Через Галину
Кочергу.

- Братцы! - неожиданно вспоминаю я и даже подскакиваю на своих
подушках. - У нее же теперь прямой контакт с Зурихом! Я забыл вам
рассказать!

И торопливо передаю разговор, который услышал под окном Галины.

- ...Теперь кое-что становится ясно, - заключаю я. - Клячко должен был
привезти это золото в Пунеж. И когда он приехал пустой...

- Нет, - качает головой Стась. - Зурих уже до этого ему не верил, уже
что-то пронюхал и готовил расправу. В той записке это же было ясно сказано.
Помнишь? А Клячко, таки да, решил его надуть. И спрятал золото у Галины. А
потом поехал на встречу с Зурихом, на встречу со своей смертью. Вот как это
было, хлопцы, чтоб мне провалиться.

- Ясно, как день, - соглашается Лева.

- За Галиной вы смотрите? - обеспокоенно спрашиваю я.

- Или нет, - усмехнулся Стась. - И за домом тоже. Неотрывно. Как за
своим. Будь спокоен.

- Хуже с этим Толиком, - замечает Лева. - Его еще долго придется
лечить, паскуду.

- А что Горохов?

- Сейчас поедем допрашивать. Он в порядке.

- Мне надо участвовать в допросе, - решительно заявляю я. - Особенно по
эпизоду с Откаленко.

- Ни, ни, - ласково говорит Стась, прижимая мои плечи к подушкам. - И
не рассчитывай, голуба. А то отправим обратно к Аверкию Спиридоновичу. Или
нет, думаешь?

- Да ты понимаешь...

- Ни, ни, - Стась непреклонен. - Допросов еще будет много.

- Ладно, черт с вами, - неохотно уступаю я. - Буду лежать. Только нужен
немедленный обыск у Галины. Там золото. Она не успела его передать.

- Зачем же немедленный? - улыбается Стась. - Пусть сначала до нее
придет Зурих.

- Он таки придет, - вставляет кто-то из ребят.

- Именно, - подтверждает Стась. - А так она, чего доброго, еще
как-нибудь его предупредит, что обыск был. Они и без того уже встревожены.
Сенечка небось кое-что сообщил. И Горохов не вернулся. И Толик.

- А если Зурих не придет? - спрашиваю я.

- Есть еще Теляш, - напоминает Стась. - И деловой человек из Москвы.
Совсем не тот, кто вздумал ухаживать за Галиной. Ты ему позвони, Теляшу. И
назначь встречу на послезавтрашний вечер. Не раньше. Два дня тебе лежать,
помни.

Ребята уходят.

- Вечером получишь полный отчет, - говорит Стась. - Не забудь позвонить
Теляшу.

Когда мы с Леной остаемся одни, я еще некоторое время ворчу, потом
берусь за телефон. С Теляшом я договариваюсь быстро.

- Михаил Александрович хочет вас видеть, - сообщает он ликующим
голосом. - Но и наша договоренность остается в силе, надеюсь?

- Безусловно, - подтверждаю я. - До послезавтра.

- Ждем. Весьма ждем.

Я вешаю трубку.

Два дня проходят в лихорадочной деятельности.

За это время дал первые показания Горохов. Ему деться некуда. К тому же
прилетел наш товарищ из Пунежа. И Горохова приперли к стенке уликами.
Сначала он признается в нападении на Игоря. Потом в убийстве Клячко. Но все,
что возможно, валит на Зуриха. И конечно, не просто валит, а выдает того с
головой. Они, оказывается, еще в колонии познакомились, когда Зурих свой
первый срок отбывал и Горохов тоже. С того времени Горохов не раз оказывал
Зуриху различные и весьма опасные услуги и однажды за это "сел", но Зуриха в
тот раз не выдал. Сейчас другое дело, сейчас ему, Горохову, "светит вышка".
Дважды судимый за разбой, он совершил убийство и попытку второго. Сейчас ему
пощады ждать не приходится, и он мечется, он готов на все. Страшное
состояние...

Взят и Сенечка. Это просто мелкий хулиган. Он ничего не знает, кроме
того, что Галина познакомила его с Толиком и последний посулил ему хороший
куш за участие в драке. Но Зурих у Галины не появляется. Был, однако,
зарегистрирован визит. Теляша в комиссионный магазин. Он о чем-то коротко
переговорил там с Галиной. Судя по встрече, они до этого знакомы не были.

И вот настает вечер, когда мне надо идти к Теляшу.

Квартира его вот уже двое суток как взята под наблюдение. Но Зурих
почему-то не показывается и там Значит, он придет туда позже, может быть,
даже после меня. Не исключено, что Теляш хочет сперва поговорить со мной
наедине. Но вдруг Зурих что-то учуял и скрылся из города? Конечно, золото
великий магнит. Но Зурих не дурак, он понимает, что после той истории около
бара Галина у нас на подозрении. И она легко может вывести на его след.

Впрочем, все это только наши предположения. Теляш ведь сказал, что
Зурих хочет увидеться со мной.

Я одеваюсь и на этот раз весьма тщательно и продуманно. Прежде всего,
скромность и солидность. Без всяких там курточек, свитеров. На мне сейчас
белоснежная рубашка, модный галстук и темный, хорошо сшитый костюм. Все это
тоже было учтено еще в Москве и прихвачено с собой, включая добротное пальто
и шляпу.

Чувствую я себя вполне сносно. Голова, правда, временами слегка
кружится, от слабости наверное. На щеке Лена припудривает мне несколько
ссадин, их теперь почти не видно. Вот только еще больно глубоко вздохнуть.
Но это уже пустяки.

В условленный час за мной заезжает Лева.

- Зурих появился? - нетерпеливо спрашиваю я.