Чтение 4–й страницы книги ~Выход на бис~

эпохи или следов посещения Земли инопланетянами. Взрослому, особенно
современному, в большинстве случаев романтики не надо. Или надо, но только
по телевизору. Поглядеть на чужие приключения приятно, можно даже
вообразить, будто это ты лазишь по пещерам или джунглям, поругать персонаж
за то, что он слишком долго целуется с возлюбленной, когда к нему со спины
уже подходят головорезы.

Во-вторых, досадно было, что история малыша Майка оборвалась в самом
начале. Ведь ясно же: в пещере произошло что-то интересное. Со мной
произошло? Или все это фантазия? Нет, слишком уж похоже на реальность. Судя
по одежкам Майка и его одноклассников, маркам машин и дизайну помещений,
действие происходило довольно давно. Лет 25 - 30 назад. Где-то, на прикид,
вторая половина 60-х годов. Хиппи, "Битлз" и "Роллинг стоунз" в расцвете
сил, у одной девахи, помнится, был на курточке значок: "Остановите войну во
Вьетнаме!" Откуда я все это знаю? Ясно, что мне не четырнадцать, как Майку
Атвуду, но и не полсотни ведь, поменьше. А сколько именно? Хрен его знает...

Наконец, в-третьих, во сне я не валялся парализованным на койке, а
нормально ходил, сидел, прыгал и кидался жвачкой...

Меня побеспокоили, должно быть, потому, что сомневались, не отбросил ли
я, наконец, копыта. Вокруг меня скопилось человек десять врачей и сестер,
которые усердно пытались делать мне непрямой массаж сердца и прижимали к
моей морде кислородную маску. Надо сказать, то, что я открыл глаза, их
приятно удивило. Я с удовольствием глотнул кислорода и совершенно неожиданно
ощутил, что у меня есть возможность сесть. Непроизвольно я оттолкнулся
локтями и... сел на кровати. Лекари только ахнули, шарахнувшись от меня так,
будто я уже был полуразложившимся трупом. Доктор Энрикес выпучил глаза,
будто ему между веками по спичке вставили. Сусана и Пилар побелели, несмотря
на свою креольскую смуглоту.

- Немедленно уложите! - завопил Херардо. - Это судорога!

- Какая судорога, сеньор доктор, - обиделся я, - уж и сесть нельзя, что
ли?

Надо сказать, что от моего вчерашнего помирающего голоса ни шиша не
осталось. Я сказал это очень громко, уверенно и твердо. Просто рявкнул, если
быть точнее.

Все оторопели. Черноусый толстяк, важно засунув руки в карманы белого
халата, посмотрел на меня сквозь массивные очки. Потом он взял меня за
запястье и стал щупать пульс, глядя куда-то за мою спину. Я тоже наконец-то
сумел повернуть шею и поглядеть в ту сторону. Там, на стеллажах, стояли
приборы. На экране одного из них электронный луч выписывал мою кардиограмму.
Примерно через секунду прибор издавал писк, и на экране появлялся очередной
пик. Мне лично казалось, что беспокоиться за мою сердечную деятельность не
стоит.

Толстяк, похоже, был в явном недоумении.

- Нет, прибор не врет! - изрек он. - Пульс у него - 60 ударов в минуту.

- Но ведь была фибрилляция! - пискнул Энрикес. - Вы не будете этого
отрицать, профессор!

- Была... - задумчиво ответил усач, потирая пятый подбородок. - И исчезла
в течение двух секунд. Больной в сознании...

- Совершенно верно, - поддакнул я, - в здравом уме и трезвой памяти.

- Не ощущаете головокружения? - поинтересовался вынырнувший из-за спины
толстого профессора маленький седовласый сеньорчик - вылитый доктор Айболит.

- Нет, - ответил я, - по-моему, у меня даже температура нормальная.

- Очень может быть, - улыбнулся Дулитл, - наверно, вам было бы интересно
узнать, что пять минут назад она у вас была 35,2.

Мне это было действительно очень интересно. Правда, я не помнил, какая
температура считается нормальной. Насчет того, что она у меня нормальная, я
сделал вывод только потому, что не чуял ни жара, ни озноба.

- Профессор Кеведо, - сказал толстяк, по-тараканьи пошевелив усами, - а
вам не кажется, что все это попахивает мистификацией?

- Я тоже склонен так считать, коллега! - улыбнулся Айболит. - Правда,
если допустить, что больной может симулировать кому или фибрилляцию
сердца...

- Их можно симулировать электронными средствами на приборах, - не поняв
тонкого юмора профессора Кеведо, прорычал усач, потрясая брюхом.

- Мадонна! - взвыл доктор Херардо. - Сеньор Мендоса, вы понимаете, в чем
вы меня обвиняете? Это оскорбление! Я в суд подам! Здесь минимум семь
свидетелей! Это публичное оскорбление!

- Коллеги, - примирительно произнес профессор Кеведо, - не будем
проявлять далеко идущую горячность. Предлагаю перейти ко мне в кабинет.

Светила выкатились из палаты, за ними все остальные, кроме сонной Сусаны,
видимо, полностью похоронившей в душе мечту смениться с дежурства, и
свеженькая, отоспавшаяся Пилар.

Конечно, остался и я: дико захотелось пожрать.

- Поесть мне, конечно, не разрешат? - Сам Агнец Божий не спросил бы
смиренней.

- Боюсь, что пока нет, сеньор, - ответила Пилар. - Вероятно, позже, когда
профессора выяснят причины таких резких изменений в вашем состоянии, они
смогут определить и рацион питания...

- Не помереть бы до этого, - проворчал я. Пилар поняла это буквально, и
на ее мордашке появилось очень озабоченное выражение.

- Вам бы все-таки стоило прилечь, - сказала она. - Не искушайте судьбу.

Я улегся и стал терпеливо ждать.

Когда в дверях, наконец, появился Кеведо со своей свитой, я решил, что
более удобного случая попросить пищи не представится.

- Извините, - произнес я с некоторой застенчивостью, - мне очень хочется
есть.

- Серьезно? - спросил Кеведо, разом повеселев. - А чего бы вам хотелось?

Вопрос был провокационный, потому что я лично сожрал бы сейчас что
угодно, хоть ананас в шампанском, хоть брюкву с картофельными очистками.
Желудок - отчего-то я был в этом твердо уверен - переварил бы сейчас и филе
из молодого жакараре, и игуану под тараканьим соусом. Но на всякий случай я
все-таки ответил:

- Мяса. Очень хочу мяса.

Кеведо посмотрел на меня внимательно, услышал, как бурчит в пустом
животе, и сказал:

- Что ж, постараемся вас накормить.

Профессора, обменявшись малопонятными латинскими фразами, удалились
вместе с доктором Херардо, а сестру Сусану наконец-то отпустили домой.
Осталась Пилар, которая позвонила по телефону на кухню, и через двадцать
минут мне притащили чашку бульона, а также нечто похожее на паровые
котлетки, которыми кормят годовалых младенцев. Само собой, после обеда меня
потянуло в сон, и я, едва сомкнув глаза, без особо длинного и утомительного
переходного периода очутился там, где прервался "дурацкий сон ј 1", то есть
в Пещере Сатаны, куда четырнадцатилетний мальчик по имени Майк Атвуд приехал
на экскурсию со школьными товарищами и учительницей физики Тиной Уильяме...

Дурацкий сон ј 2 неизвестно кого.

Пещера

...Минут пять мы ехали по туннелю и видели только бетонированные своды да
лампы, мелькавшие через равные промежутки времени. Наш гид, Тэд Джуровски,
сидел рядом с машинистом и кашлял, проверяя микрофон. Мисс Уильяме восседала
на заднем сиденье с выражением величайшей скуки на лице.

- Леди и джентльмены, - сказал Тэд, посмотрев на часы, - сейчас наш вагон
выйдет из туннеля, и мы окажемся в гроте "Колоннада". Протяженность грота -
двести пять ярдов, высота свода - тридцать три фута...

Как раз в этот момент вагончик стал замедлять ход и уже на черепашьей
скорости выполз из обреза бетонной трубы. В таком темпе он и полз, пока Тэд
Джуровски заполаскивал нам мозги:

- Как видите, по обе стороны дороги наблюдаются сверкающие колонны. Всего
их шестнадцать - по восемь слева и справа. Это гигантские сросшиеся
сталактиты и сталагмиты. Напоминаю для тех, кто этого не знает: огромные
"сосульки" из известняка, свисающие с потолка, называются сталактитами, а
под ними, там, куда капает известковая вода, постепенно образуются
грибообразные натеки, называемые сталагмитами...

- Знаем, - буркнул себе под нос Дуг Бэрон.

Конечно, здесь, в гроте, какой-то светотехник очень профессионально
разместил лампы, которые толково подсвечивали "колоннаду". Под лучами
светильников мокрые колонны поблескивали и даже сверкали радужными красками.
Все было красиво, но не более того. Вагон вновь въехал в туннель и прибавил
скорость. Тэд опять взялся за микрофон:

- Мы приближаемся к гораздо более крупному гроту, который носит название
"Пляска Дьяволов".

Вагончик остановился в середине грота. Тэд встал и сказал:

- Сейчас, леди и джентльмены, мы выйдем на крышу вагона. Предупреждаю еще
раз, что кричать, шуметь и иным образом сотрясать воздух не рекомендуется.
Сталактиты могут от этого оборваться, и красоте пещеры может быть нанесен
урон. В прошлом наша компания два раза выставляла иски нарушителям наших
правил и оба раза выигрывала дела. Мне не хотелось бы, чтобы вы сделали
своих родителей беднее на десять-пятнадцать тысяч долларов.

- Простите, сэр, - вежливо спросил Дуг Бэрон, - а если эта штука (он
показал рукой на ближайший сталактит) сорвется мне на голову, когда я буду
стоять на крыше вагона? Насколько беднее станет ваша компания?

- Об этом можете не беспокоиться, - уверил Тэд. - Когда мы выйдем на
крышу вагона, над нами развернется прозрачная крыша из мощного бронестекла,
выдерживающего прямое попадание 20-миллиметрового снаряда. Она достаточно
прозрачна, чтобы вы могли полюбоваться потолком, но при этом способна
защитить вас от падения самого крупного сталактита, который имеется в этом
гроте... Никто больше не боится?

Дуг, отвернувшись от гида, скорчил рожу. Он хотел приколоться, а вышло
так, будто он перетрусил. Девчонки презрительно посмотрели на Дуга. Конечно,
никто не стал говорить, что ему страшно.

- Итак, леди и джентльмены, - вполголоса сказал Тэд, - отсюда, с высоты в