Александр Абрамов, Сергей Абрамов.
Апробация
которого так и не мог отделаться. "Трудно быть объективным, когда заранее
убежден в практической бесперспективности открытия, с которым тебе
предстоит познакомиться, - думал он. - Честно говоря, я не должен был
соглашаться на апробацию". Ему вспомнились те же сомнения, побудившие его
самого безжалостно отвергнуть проблему, которой он отдал десять лет жизни
в науке. Как удивлялся и шумел мир! "Человек, заглянувший в будущее, от
него отворачивается" - были и такие газетные аншлаги. Да, он заглянул,
действительно заглянул одним глазком в замочную скважину Времени. Его
приборы, проникшие в область подсознательного, могли воссоздать зрительный
образ человека и среды в любой день и год его предстоящей жизни. Но это
был один вариант будущего - вероятностный вариант. Дерево Времени
ветвисто, и кто мог предсказать, по какой ветви направится капля соха,
идущая от корней... А создавать лишь одну из возможных картинок Завтра -
дело киношников, а не ученых. Открытие оказалось бесперспективным. И
ученый ушел.
отворялась не в будущее, а в прошлое. Прогноз Кларка относил
материализацию воспоминаний к половине двадцать первого века, ученик
академика обогнал этот прогноз больше чем на пятьдесят лет. "Зачем вы
пришли ко мне? - спросил академик пригласившего его кибернетика. - Только
по праву ученика? Зыбкое право: я наименее подходящий человек для
апробации вашего опыта". "Именно поэтому, - сказал кибернетик, - если я не
сумею убедить вас сейчас, ваше "против" наверху неизбежно".
обстановку аппаратной, показавшейся ему очень знакомой. Цветные провода с
присосками, извлекавшие из головы испытуемого нужные отпечатки памяти,
загадочные сенсорные устройства, заключенные в пластмассовую оболочку с
глазками индикаторов, пульт с кнопками, и шкала со стрелкой, преследующей
Время, даже большой стекловидный экран мнемовизора - точь-в-точь
телевизорный в бездействии, такой же темный, мутный и лиловато
поблескивающий, - все это он, казалось, знал и трогал в своей бывшей
лаборатории. Невольно он искал что-то новое и невиданное. Таким, пожалуй,
оказалось только световое табло над экраном, сейчас матовое и погасшее.
учителя, а тот рассеянно отводил глаза.
тому уже было за сорок.
обивкой из бледно-зеленого пенопласта. "Модерн, - неодобрительно подумал
академик, - а на пульте, вероятно, всякие стереоскопические и
стереофонические штучки". Он сел нарочно с размаха, неловко и грузно, но
кресло устояло, а изящная обивка его легко прогнулась, объяв старческие
телеса академика. "Модерн с удобствами", - отметил он, уже смягчившись, а
вслух спросил:
и звук.
контрастные.
разговор. Не хотелось спрашивать, а спросилось:
прескверный день. Разговор с женой накануне нашего разрыва.
многое (лат.)].
экзамен. Когда вы меня провалили.
пластмассовую броню, и нажал кнопку на пульте. Экран осветился изнутри,
как подсвеченный утренним солнцем туман, что-то вспенилось в нем и
растаяло. Возник длинный экзаменационный стол, какие были в ходу четверть
века назад. За столом сидел помолодевший лет на двадцать академик - тогда
еще ординарный профессор, с проседью на висках, ныне, увы, совсем
золотящихся от пожелтевшей с возрастом седины. Стол, катушки с магнитными
лентами, листки белой бумаги - все это было отлично видно. Только костюм
на экзаменаторе-как-то странно менял цвет.
памяти наплывают друг на друга, ложатся несинхронно, в разбивку.
возникали только большие руки, протягивались ниоткуда и пропадали за
невидимой рамкой, жестикулирующие, навязчивые, хватающие то карандаш, то
бумагу. "Это понятно, - думал академик. Воспоминание, записанное или не
записанное, воссоздает только то, что видит и фиксирует глаз".
со студентом. Звук был чистый, без характерных недостатков магнитной
записи.
решения, связанные с условной адаптацией к среде?
показался элементарным, чуть ли не детским. Но студент долго молчал. Потом
сказал неуверенно:
некоторых людей в подобной ситуации имеет место некоторое возрастание
альфа-частоты.
звонким, а молчание кибернетика-студента свидетельством лености и
невежества. Тогда он, вероятно, думал так же и как жестоко ошибся! Теперь
он спросил с кресла, а не из-за стола, и не экзаменующегося студента, а
сидевшего рядом ученого:
клубах тумана, послышалось жужжание прокручиваемой катушки, потом туман
снова растаял и стол с молодым академиком опять возник впереди.
подтянула рукав левой.
шпаргалку под рукавом?
под маской нерадивого студента будущего ученого.
оборвал:
Тогда я брил усы, а не подстригал, как сейчас. Не очень уверен я и в
воссоздании текста. Вероятно, у меня получалась бы несколько иная картина.
спросить:
что-нибудь слышали о моем увлечении в молодости?
Корнев Павел
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Пехов Алексей