Чтение 13–й страницы книги ~Стена~

- Это больно, - тихо сказала Алевтина Олеговна.

Молодой человек сделался серьезным, глупое свое ерничание
прекратил. Так же тихо ответил:

- Прозреть всегда больно, Алевтина Олеговна, процесс это
мучительный. Но целебный... Сказано: увидеть - значит по-
нять. Но как увидеть? Чтобы понять, надо глубоко-о смотреть,
не в лицо - в душу. А тогда и стен не будет.

- Их еще сломать надо...

- Это уж кто сумеет, кто решится. Тоже, знаете ли, под-
виг. А иные не захотят, так и жить станут - как жили.

- Как жили... - эхом откликнулась Алевтина Олеговна.
Опомнилась, сказала решительно: - Я пойду.

- Идите, - кивнул молодой человек, - и помните: ваш туман
станет катализатором. Только в окно его выпустите - и можете
быть свободной.

- Свободной? - невесело усмехнулась Алевтина Олеговна. -
От чего свободной?

Молодой человек тоже усмехнулся, но весело:

- От того, что в тумане увидите... Опять парадокс получа-
ется! Ну просто никуда без них...

Старик Коновалов кладку растил, а Павлик Топорин ему кир-
пичи подавал, раствор подносил. Ладно трудились.

- Хороший вы народ, мальцы, - сказал между делом Конова-
лов.

- Интересно, чем? - спросил Павлик.

Весь был в цементном растворе - и майка, и джинсы, и ру-
ки, и лицо. Даже волосы слиплись - не разодрать.

- Понимающий, - со значением изрек Коновалов.

- Что же это мы понимаем?

- Что жить открыто надо. Был бы поэтом, сказал бы: рас-
пахнуто.

Павлик засмеялся:

- Говорят, распахнуто жить опасно. Вместе с хорошим вся-
кая дрянь залететь может.

- А голова на что? Глаза на что? Дрянь - она и есть
дрянь, ее сразу видно. У тебя в дому двери настежь, ты и вы-
мети дрянь, не храни.

- Неплохая метафора, - оценил Павлик.

- Не метафора это никакая, - сердито сказал Коновалов. -
Житейское дело.

- А если житейское, чего ж не выметаем? Дряни накопили...

- А ты не копи.

- Совет принял. Но для меня что копить, что мести - все
еще впереди. А сами-то вы как?

- Я, тезка, не копил. И сына тому учил, вот только...

- Не усек науку?

- Похоже на то.

- Почему?

- Понимаешь, тезка, мы в наши годы такими же были - ну,
сказано, распахнутыми. И Вовка мой, и Вовкины сверстники -
тоже. Да только время - штука страшная, сопротивляться ему -
большая сила нужна. Тебе сейчас сколько?

- Семнадцать.

- Немало.

- Что вы! Нас детьми считают.

- Дураки считают. Но я не к тому. За семнадцать лет
сколько заборов тебе понаставили? С первых шагов: туда не
ходи, сюда не садись, там не стой, того не делай, сего не
моги... Целый лабиринт из "нельзя" - мудрено выбраться. Вот
ты и привык осторожничать: как бы чего не вышло...

- Не привык я!

- И молодец, вижу! А другие вон привыкают, еще и обижают-
ся. Меня раз в школу позвали, как ветерана войны и труда:
мол, расскажите, Пал Сергеич, о вашем героическом прошлом.
Сидят передо мной пионерчики - чистые, глаженые. Рассказываю
я им о чем-то, а сам подмечаю: они меня-то слушают, а сами
нет-нет да на учительницу косятся. Та в ладошки захлопает,
они - следом. Та сидит смирно - и они сидят. Дай, думаю,
расшевелю, пусть посмеются. Война, она хоть и страшная гади-
на, а смешного тоже много было. А чего? Жизнь!.. Вспомнил я,
как в сорок третьем, под Барановичами, фашист на нашу роту
напал, когда мы спали. Не ждали нападения, разведка ничего
не донесла, разлеглись кто как: кто одни сапоги снял, а кто
и штаны с гимнастеркой. Лето, жара. Ну, фрицы и вмазали.
Ротный орет: "Тревога! В ружье!" Мы - кто в чем был - авто-
маты в руки и в атаку... Так, босиком да в подштанниках, фа-
шиста и отбросили... Вот ты рыгочешь сейчас, а пионерчикам
тоже весело было. Они в смех, а учительница им: "Прекратить
сейчас же! Как не стыдно! Война - это героизм, это каждод-
невный подвиг, и ничего смешного в истории товарища Конова-
лова я не вижу". Понял: она не видит. Значит, и они видеть
не должны. И что ты думаешь? Стихли, заскучали... Жалко мне
их стало - ну, до боли. Вырастут, что про нашу войну знать
будут? Что она - каждодневный подвиг? Что мы не люди, а ка-
кие-то каменные истуканы с памятников?.. Опять я не о том...
Я к чему? Эти пионерчики уже застегнуты на все пуговицы. А
дальше - больше. И их застегивают, и они ручонками помогают:
так, мол, надо. Кому надо? Учительнице этой?.. Меня вон
батька всего и учил: никогда не ври. Заставлять будут, а ты
все одно не ври. Он сам по правде жил, да и я вроде... А тут
- ты уж извини, тезка, - твоего деда назвать хочу. Может, не
помнишь, давно дело было, чинил я Андрею Андреевичу его тач-
ку, он рядом пасся. А тут ты бежишь: "Деда, деда, тебя к те-
лефону". Ну, он и скажи, сердито так: "Я же тебя предупре-
дил: всем говорить, что меня нет дома". Мелочь вроде, а то-
же, знаешь, кирпичик...

- В стену? - Павлик молчал, молчал, слушал коноваловский
монолог, а сейчас прервался с репликой.

- В нее, родимую! Я про заборы сказал, которые мы вашему
брату ставим, - вот они-то в стены и вырастают. Вы ребятки
умные, уроки на лету схватываете, со временем такие стены
выкладываете - только на цыпочках через них видать. Да и ку-
да видать? Только вдаль, только в светлое будущее. А что ря-
дом, по ту сторону стены,- и на цыпочках не увидишь...

- Опять мы виноваты!.. Я ж вас так понял, что молодым
стены не помеха.

- Как не помеха? Помеха. Но фокус в том, что вы их види-
те, а значит, и сломать можете. И уж конечно, новых не стро-
ить! Но для этого, тезка, молодым надо всю жизнь оставаться.
Ты оглянись кругом: разве только твои дружки дело делают? Я
вот с тобой. Вон еще моих ровесников сколько! И, как гово-
рится, среднее поколение тоже в наличии... Да и сам посуди:
не одни молодые страну нашу выстроили. Страна - это тебе не
стена, ее построить куда тяжелее. А ведь стоит... Стоит!

- И стена стоит.

- Точно! - Коновалов любовно поглядел на стену, почти за-
конченную уже - ну, может, метров в пять просвет посередке
остался, там Сенька Пахомов со стариком Подшиваловым в четы-
ре руки трудились.- Вон она какая...

Стена и вправду впечатляла. Массивностью своей, аккурат-
ностью штучной кладки, апокалипсической бессмысленностью
впечатляла. Двери подъездов выходили в глухие кирпичные ту-
пички, напрочь отрезавшие жильцов от мира. Разве что через
стену - в мир, но для этого каскадерская подготовка требует-
ся... И что характерно, с веселым удивлением отметил Павлик:
все строители оказались по одну сторону стены - как сговори-
лись. У них-то выход имелся: на набережную - и на все четыре
стороны...

- А как же в школу? - праздно поинтересовался Павлик. -
Ни пройти ни проехать.

- Школа на сегодня отменяется, - сказал Коновалов. - Счи-
тай, каникулы.

- Вряд ли. Из соседних дворов ребята придут. По набереж-
ной.

- Откуда ты знаешь? Может, в соседних дворах такие же
стены стоят...

- Верно! - Павлик аж поразился столь простой догадке, по-
чему-то миновавшей его суперумную голову.

И в это мгновение кто-то крикнул:

- Смотрите, пожар!

Из трех окон второго этажа школьного здания валил густой
сизый дым. Вопреки здравому смыслу, он не подымался к небу,
не улетал к Москве-реке, сносимый ветром,- медленно и неук-
лонно сползал вниз, струился по земле, заполнил весь школь-
ный двор, выплыл из ворот, из щелей в заборе, потек по ас-
фальту к стене. Его прибывало все больше и больше; казалось,
что он рождается не только в недрах школы, а конденсируется
прямо в воздухе. Все во дворе стояли по пояс в дыму, и Пав-
лик подумал, что кричавший ошибся: это был вовсе не пожар.