Чтение 15–й страницы книги ~Ноль часов или Крейсер плывет навстречу северной Авроры~

и сегменты, которые в приближении оказались буро-красными, как кровь или как
кирпич, а границы между ними - черными. Ядро этой бывшей точки обросло
зубчатой стеной с острыми башнями, игольчатые шпили угрожали пятиконечными
красными звездами, и золотой двуглавый орел, блестящий, как инструмент
хирурга и палача, терзал ему печень.

В экстазе отчаяния Груня рванул шнур бакового орудия, Кремль взорвался и
похоронил его под невыносимо давящим курганом обломков.

Он еле слышно простонал.

Оленев в энтузиазме удвоил усилия.

- Стоп! Все! Ты дышишь! Ты летишь! Хорошо, великолепно! Это продолжается
тысячи лет! И ты начинаешь падать!!!

Сеанс продолжался в течение семи оборотов секундной стрелки на циферблате
в белой переборке изолятора. Цикл вечности и смерти повторился четырежды.
При последнем добрый доктор, вскрывший его беззащитное подсознание этой
"сывороткой правды", беспощадным внушением всаживал в него счастье
наслаждаться жизнью на "Авроре" и ужас нескончаемых адских мук при любом
контакте с анашой.

Эта Грунина "Аврора" была отпрессована из стодолларовых бумажек и
укомплектована экипажем обнаженных плейбоевских красавиц. Кремль был тоже
отпрессован, но уже из плохой анаши, как брикет пайковой гречневой каши.
Остроконечный нос крейсера сминался и портился об крепостную стену, и задача
состояла в том, чтобы успеть прострелить в ней проход по курсу движения,
пока стены не сомкнулись над ним саркофагом, огромным и тяжким в своей
вечности, как пирамида Хеопса.

Сверившись с часами и вздохнув, Оленев скомандовал голосом командира
расстрельного взвода, одним решительным и милосердным ударом рубящего хвост
жизни приговоренному:

- Все! Ничего не помнишь! Ни-че-го не помнишь!.. Проснулся! Проснулся.

Выдохнув и стерев пот, он внимательно смотрел, как пациент медленно
открывает глаза. Груню плавно увлекало боковое вращение, воздух вокруг него
имел форму горизонтально расположенной трубы и ускользающе поворачивался
против часовой стрелки.

- Будет сначала немного кружиться голова, но это пройдет, - пообещал
Оленев то, что пообещали ему на консультации.

Когда через пятнадцать минут, переоблачившись в робу, Груня наклонился
зашнуровать прогары, его немного замутило. Он покинул изолятор вежливо и
независимо, но в коридоре шатнулся.

Оленев же, под впечатлением от себя, заварил чай, но пить не стал,
подпершись рукой в позе раздумчивости. Раздумчивость носила двоякий
характер: личный и общественный.

С точки зрения общественной - можно ведь всему личному составу ВМФ
проводить такую медикаментозно-комбинированную психотерапию с целью внушения
абсолютной дисциплины, рвения, запретов на самоходы, счастья выполнять
приказ и так далее. Последствия виделись неисчислимые: идеальные матросы без
страха и упрека под управлением идеальных офицеров, которые счастливы
исполнением любого приказа командования. Пахло кандидатской, докторской,
кафедрой в академии и местом заместителя начальника Главного медицинского
управления флота. Да что флот - всю Россию можно так обеспечить! Не пить! Не
курить! Преступлений не совершать! Трудиться! Ничего не просить! И никакой
лоботомии - элементарное внедрение в подсознание при снятии кетамином всяких
защитных заслонок с него. Боже... как просто! и доступно.

- Суки, - с тяжелой ненавистью проговорил Оленев. - Это ведь надо до чего
додумались! Хрен вам всем! Мы еще повоюем, бля! Вам ведь только в руки чего
дай!..

Но перспективы личного характера были прекрасны. Внушение безграничного
доверия и любви к себе красивым девушкам, банкирам и политическому
руководству страны. Миллионы и слава.

И тут его полоснула мысль, несерьезная в силу своей исчезающе малой
вероятности, но очень уж жуткая в принципе.

Он побежал во второй кубрик. Груня сидел на рундуке и глубоко дышал,
прислушиваясь к организму. Оленев вернул его в изолятор, усадил и стал
расспрашивать:

- Что ты помнишь? Спокойно, внимательно, припомни все и постарайся
восстановить очень подробно. Это очень важно.

С момента приближения к вылету из тоннеля и до пробуждения на топчане
Груня не помнил решительно ничего. Постаравшись и даже замычав, он выдавил
наверх розовато-влажный эмбрион в форме двух сложенных пельменем черепаховых
панцирей, которым он какой-то миг был, и еще какую-то толпу красных флагов
на берегу реки, непонятно чем и непонятно почему связанных с Кремлем и
одновременно с "Авророй". Дальнейшее, как выразился классик, молчанье.

- Что-то не так, доктор?.. - неуверенно спросил он.

- Все так. Свободен! Все отлично, - Оленев шлепнул его по спине, ощутив
четки позвоночника под тонкой простиранной тканью.

Но еще полчаса крыша у него была на легком сдвиге. Конечно, все это
фантастика, ерунда, бред, но... Если при помощи элементарного кетамина и
обычного вышесреднего врача (слово "вышесредний" он мысленно произнес с
удовольствием) достижим и даже в подавляющем большинстве случаев
гарантирован эффект стойкого внушения, которого человек не помнит... но
следует ему... то есть корректируется психика личности в заданном
направлении... то... то?.. А что, если это всем и делается? Раз это
технически возможно и просто? Бели всем внушено выполнение законов, указов и
приказов? А нонконформисты - это просто малый процент лечебного брака? И
всем внушено забыть о внушении, а только следовать ему? Короче - поголовное
зомбирование сегодня - не утопия, а реальность, и с этой реальностью не
считаться - глупо.

Он вспомнил детский анекдот про страуса: надпись в зоопарке: "Не пугайте
страуса! В клетке бетонный пол!"

- Я вам покажу страуса! - тяжело пообещал он "им" - туда, в
неопределенный и объемистый, как облако Саваофа, верх. - Вот кого - огнем и
мечом... ну гады.

Он содрал свою же печать с бутыли со спиртом, выпил полстакана, и когда
докурил сигарету, все уже прошло.

Во сне его достала следующая кошмарная мысль: если в России все пьют,
то?.. Кто же тот ДОКТОР?..

- Без чего корабль не может идти?

- Без всего не может.

- А в первую очередь?

- И в первую очередь без всего не может, и во вторую, - упорствовал
Мознаим, с болью думая про обнаруженный мазут и уже раскрытую тайну его
появления: как теперь продашь?..

- Без винтов, Виталий! Возражения есть?

- С вами трудно спорить, товарищ капитан первого ранга.

- Доложите ваши соображения.

- Да пара пустых.

- А именно?

- Наше водоизмещение грубо шесть тысяч тонн.

- С тобой тоже трудно спорить.

- А проектная скорость девятнадцать узлов.

- И что из этого следует? - не понял Ольховский.

- А следует из этого то, что с увеличением скорости сопротивление среды
и, пропорционально, мощность возрастают в кубической прогрессии.

- И что? Физику я тоже читал.

- С уменьшением скорости в три раза потребная мощность уменьшается в
двадцать семь раз. Грубо: шесть узлов теоретически можно дать на одном котле
из двадцати четырех, которые на "Авроре" стояли когда-то. У нас после
ремонта сохранились два - для вида. На двух котлах, перебрав их и доведя до
сорока процентов проектного давления, мы можем идти на пяти узлах спокойно.

- Ой ли? - усомнился Колчак, не в силах довериться оптимизму столь
наивной математики. - Эдак ты докажешь, что мы на веслах можем идти.

Мознаим выкатил грудку. Приятно чувствовать себя умнее и значительнее
двух каперангов, один из которых недавно командовал ударным авианосцем;
Колчаку нравилось, если в разговоре "Москву" называли именно так.

- Пара сотен римских рабов - и пошли бы на веслах, - заверил он. -
Подумаешь, шесть тысяч тонн. Да у "Волго-Донов" пять. А обводы у нас лучше.
С их машиной мы б их сделали только так!

- Рабы-то, положим, свои найдутся... а гонки нам не нужны.

- Я и говорю. Нам нужен винт от пятитысячника. И на нем пойдем со
свистом.

- А без свиста?

- А без свиста - от трехтысячника тоже хватит, чтоб уж узла-то четыре с
половиной выжать. Все-таки ход! Согласны?

- Нет.

- Почему?

- Нам нужны два винта.

- Да зачем нам обязательно два, Петр Ильич?

От вопроса столь непрофессионального Ольховский поморщился.

- Потому что без трех мы обойдемся, - язвительно заверил он. - Все равно
силовых установок на три не хватит. А один не дает возможности маневра
машинами, на таком ходу в реке одним рулем не обойдешься, еле слушаться
будет, ты что, не понимаешь? А на Неве встречное течение будь здоров.

Мознаим посопел и продолжил:

- Ну, подходящих винтов в любом судоремонте полно. Хоть на
Адмиралтейском, хоть на Балтийском.

- А лучше всего было бы на николаевских верфях, - вздохнул Колчак. - На
Украине все дешевле, договорились бы как нефиг делать.