Чтение 34–й страницы книги ~Река Хронос-2~

уверенно сказал Колчак. - У них тоже на шее сидит совет, и они еще больше
нас боятся потерять власть. Меня в худшем случае отправят в Соединенные
Штаты закупать оружие или консультировать по минному делу, а им придется
идти в отставку... если не на эшафот.

- Достаточно послать туда доверенного человека, - сказал Верховский,
- чтобы он установил на месте, кто лжет.

- Вот это, господин полковник, - Колчак остановился напротив
Верховского и кончиками сухих пальцев взял его за пуговицу на груди, -
было бы роковой ошибкой. Мы должны откликнуться на этот грязный и глупый
донос, словно свято верим в каждое его слово. Мы соберем, причем гласно,
все возможные комиссии, советы и союзы! Бейте в барабаны, полковник!

- Слушаюсь, - неуверенно отозвался полковник и совершил незаконченное
движение плечами, будто собирался уйти, не двигаясь с места.

- Сегодня же с копией письма делегировать представителей Совета и
ЦВИКа в Петроград к Керенскому! Включить в комиссию самых серьезных
дураков Севастополя. Остальные должны создать грандиозную комиссию.
Грандиозную. Но совершенно секретную. Эта комиссия совершенно тайно должна
будет обследовать резиденции всех Романовых и близких к ним лиц. Секретно,
Верховский. Так, чтобы весь Крым знал и смеялся. Теперь вы все поняли?

- Теперь я все понял, - улыбнулся Верховский улыбкой гимназиста,
догадавшегося, что корень из четырех - два.

- Идите. А вы, мичман Берестов, задержитесь на минутку. У меня будет
к вам другое задание.

- Ну и как у вас дела? - спросил Колчак, усаживаясь в кресло и
показывая Беккеру на соседнее. Садясь, адмирал нажал какую-то невидную для
Беккера кнопку, потому что тотчас же отворилась дверь и вошел матрос в
белой блузе с подносом, на котором стояли две рюмки, хрустальный графин с
коньяком и черная пузатая бутыль.

- Рюмку коньяка, лейтенант? - спросил Колчак, показывая движением
руки поставить поднос на столик.

- Благодарю вас, - сказал Коля.

<Что ему нужно от меня? Конечно, не исключено, что адмирал нуждается
в преданных людях - достаточно заглянуть в исторические труды, чтобы
понять - ни один великий полководец не входил в историю, не окружив себя
заранее верными маршалами. Именно умение отыскать этих будущих соратников
и есть главная черта таланта покорителя вселенной>.

- А я побалуюсь виски, - сказал адмирал, сам наливая себе из черной
бутылки, и в Коле возникла жгучая зависть и обида - обида была от той
легкости, с которой Колчак, видно, берегший виски, а коньяк имевший в
избытке, не удосужился предложить рюмку - одну маленькую рюмочку Коле.
<Жалко, - неожиданно подумал Коля, - жалко, что у меня нет собаки, я бы
приходил домой и ее бил>, - и он улыбнулся этой детской и очень правильной
мысли.

- Вы хотели что-то сказать? - спросил Колчак.

- Нет, ваше превосходительство.

- Давайте договоримся, Коля, - сказал Колчак, - когда мы на людях - я
принимаю только формальное обращение мичмана к вице-адмиралу. Но здесь,
вдвоем, без свидетелей... Ваше здоровье.

Коля поднял рюмку и заметил, как дрогнула его рука.

Адмирал назвал его Колей. Это не было галлюцинацией.

- Допивайте, допивайте, - сказал Колчак добродушно. - В такое трудное
время доверие - основная связь между людьми. Все остальное слишком опасно
- ни страх, ни деньги не могут обеспечить длительную преданность -
преданность в страшные дни всеобщего предательства. Доверие! А доверие
должно быть взаимным!

- Вы не спрашивали меня...

- Зачем? Чтобы заставить тебя лгать? А так твоя маска оказалась
прозрачной, и контрразведка полковника Баренца за полдня узнала о тебе
столько, сколько ты знаешь о себе сам.

Коля хотел подняться, но Колчак уловил движение, сказал жестко:

- Сиди. Умел врать, умей и слушать. Почему взял документы Берестова?

- Он мне сам их дал, ваше превосходительство!

- Меня зовут Александром Васильевичем, и наш уговор я не отменял.
Когда же он успел их тебе дать?

- Я видел его перед бегством. Перед бегством в Румынию. Он хотел,
чтобы я передал их его тете. Но тетя умерла, а документы остались у меня.

- Он жив?

- Нет, он погиб. Я бы не посмел взять бумаги живого человека.

- Бунтовщиков испугался?

- Как я могу доказать каждому пьяному матросу, - сказал Коля, - что я
такой же русский, как он?

- Разумно. Но чтобы больше мне не лгать. Никогда. Ты хочешь еще
что-то сказать?

- Нет, Александр Васильевич.

- Почему ты оказался в Севастополе? Почему дезертировал?

- Здесь тоже делаются дела, Александр Васильевич. Вы смогли бы
провести такие дни в феодосийской глуши?

- Я действую иначе. Виски хочешь?

- Нет, спасибо.

- Ты неглуп. Ты догадался, что это моя последняя бутылка. Не посылать
же авизо в Одессу? Ладно, Беккер... или фон Беккер?

- Просто Беккер.

- Разумеется, просто - вариант с <фон> годился только до войны. Мне
надо, чтобы ты немедленно выехал в Ай-Тодор. Знаешь, где это?

- Разумеется.

- Поедешь туда инкогнито. Отвезешь мое письмо вдовствующей
императрице. Оно никому не должно попасть в руки. Только императрице. От
этого зависит судьба России, которая тебе, Коля, не должна быть
безразлична.

- Когда выезжать? - Коля поднялся.

- Немедленно.

Коля добрался до Ай-Тодора с ветерком; на штабном моторе. Шоффер,
немолодой матрос Ефимыч, был неразговорчив. Когда за Байдарскими воротами
дорогу впереди перегородило овечье стадо и пришлось простоять минут пять
на людной дороге, шоффер откинул полу бушлата, расстегнул деревянную
кобуру маузера и так сидел - рука на рукояти. Видно, имел приказ охранять
пассажира.

За Байдарскими воротами поехали вниз, из тумана и холода,
спускавшегося с гор, в весеннюю теплынь моря. Проехали Симеиз, и Коля
вспомнил далекое лето, Лидочку - милую, смышленую ялтинскую девочку,
ставшую спутницей несчастного Андрюши. Коле было искренне жалко Андрея -
ничего против него он, разумеется, не имел и, сложись обстоятельства
иначе, рад бы отдать руку за своего товарища. Впрочем, он ничего плохого
Андрею и не сделал - тому не стоило суетиться и слушаться Ахмета. Ахмет...
вот еще одна потеря. Где он? В Стамбуле?

Дворец императрицы в Ай-Тодоре, который она делила со своим
племянником Александром Михайловичем, был скромен, и густая растительность
тем более скрадывала его размеры. Коля хлопнул себя по груди, проверяя, на
месте ли письмо. Он делал это уже сотый раз за дорогу, и грудь немного
побаливала. Потом поправил синие очки - как у слепого. Это он сам
придумал, чтобы его случайно не узнали по дороге. Автомобиль проехал
открытые ворота, остановился у подъезда. Шофер поднялся по ступенькам и
позвонил в звонок. Дверь долго не открывали.

Сидя в автомобиле, Коля достал из коробки на сиденье фуражку, надел
ее вместо кепи, что было на нем для конспирации, снял синие очки, положил
их во внутренний карман.

Дверь во дворец открылась - пожилой лакей в красной, обшитой желтым
басоном ливрее высунулся из нее, испуганно спросил:

- Вам чего?

- Господин офицер от командующего флотом к императрице! -
отрапортовал шоффер неожиданно громко и четко. Коля и не подозревал, что у
него такой голос.

- Ну и слава Богу, - сказал лакей. - Пускай господин офицер внизу
подождут.

Он приоткрыл дверь шире, чтобы разглядеть автомобиль и Колю в нем.
Вид его удовлетворил, дверь раскрылась еще шире, и лакей стал виден весь.
На нем были черные штиблеты и белые чулки.

Коля, думая, что на него смотрят из окон, легко и изящно выскочил из
авто и прошел к двери, на ходу расстегивая львиные головы - застежку
черного плаща.

Он передал плащ лакею - бакенбарды висели у того по щекам, как брыли
дога. Лакей аккуратно подхватил плащ, но так и остался с ним в руках,
словно забыл, что надо делать дальше.

В прихожей было холодно, словно не топили, и сыро. По лестнице
спустилась горничная в белом передничке и наколке.

- Я слышала, слышала, Жан, - отмахнулась она, видя, что лакей хочет
объяснить. - Пойдемте за мной, господин офицер.

Горничная была миниатюрная, точеная и очень чистенькая. Коля подумал,
как она изящна и изысканна в постели.

- Вы надолго? - спросила горничная. Такие вопросы горничные не
задают, но если ты так хороша, к тому же служишь императрице...

- Я сегодня же уеду, - сказал Коля. - Но думаю, скоро вернусь.

- Возвращайтесь, - сказала горничная. - У нас совсем мужчин не
осталось. Вы не представляете, как все разбегаются. Даже смешно.

Продолжая говорить, горничная, не стучась, вошла в библиотеку, где в
кресле, колени накрыты пледом, сидела императрица. Оттого, что шкафы с