Чтение 42–й страницы книги ~Мягкая посадка~

- Разгром штаба - твоя работа? - спросил я, напрягая и расслабляя
руки.

- Вот тебе! - И Сашка сделал непристойный жест. - Наша! Это наша
работа! Твоя и моя. Так и помни. Это результат нашей с тобой работы за
последний месяц, ты уяснил?

Я заскрипел зубами. Я уяснил. Это было правдой. Это не могло не быть
правдой уже потому, что в наши дни возможна только _т_а_к_а_я_ правда.
Страшная. Которой не хочется верить и которая все-таки существует как бы
независимо от людей. На самом деле люди не хотят знать всей правды, потому
что боятся извериться и сойти с ума. И незнание правды двигает историю,
как двигало во все века... А знание... знание правды подвинет ли
что-нибудь? А если да, то куда?..

- Скотина! - крикнул я. - Зачем тебе это?

- Не мне, - сказал Сашка. - Не мне, а нам. Причем под "нам" я
подразумеваю не только тебя и меня. Ты полагаешь, наши отряды смогли бы
уничтожить адаптантов? Вижу, что полагаешь. Напрасно. Ну, предположим...
Допустим, нам удастся очистить один город, который теперь даже не столица,
а если бы и был столицей, частный успех все равно ничего не решит... А
дальше? Ты об этом когда-нибудь думал? Молчишь?.. - Сашка начал ходить по
комнате, четыре шага в одну сторону, четыре в другую. - Правильно молчишь.
Твой топорный штаб очистки очистил бы город прежде всего от людей, он уже
давно начал грести под себя, и нормальная ответная реакция в этих условиях
- очистить город от такого штаба очистки. Кстати, исполнение было
превосходным - никто не ушел... Да, сегодня мы потеряли многих и многих, и
еще будем терять, зато сегодня мы впервые заставили адаптантов делать то,
что нам требовалось, и управляемость обществом не утрачена, а
восстановлена. Мы к этому и стремились, не так ли? Без управляемости
обществом общество рассыпается. Надо это доказывать? Без управления
идеями, а не людьми, - людьми-то управлять проще всего... Запомни: миром
правят простые идеи. Простые и понятные большинству людей. Исключение
составляют бараны, живущие не идеями, а несложными желаниями, и умники,
для которых идеи, понятные большинству, чересчур просты. Первых можно не
принимать в расчет, вторые не способны увлечь за собой массы. Идея очистки
отжила свое, на смену ей должна прийти идея контролируемого
сотрудничества. Вот тут-то ты мне и был нужен - не чистенький, но и не в
дерьме, способный, в нужную меру управляемый... А ты и напортачил. Дуролом
ты, доцент, не к такому я тебя готовил...

Я все напрягал и расслаблял руки, напрягал и опять расслаблял. Руки
были деревянные, но слушались. Ноги начало понемногу покалывать. Тело
оживало, но слишком медленно. Недопустимо медленно.

- Дарья - это тоже ты?.. - перебил я.

- На что тебе та телка? - Сашка пожал плечами. - Уж девочек-то тебе
бы хватило...

Я осторожно попробовал напрячь мышцы спины. Затем ноги.

- А покушения на меня?

- Ты, кажется, пока жив, - Сашка усмехнулся. - Если бы хотели убить -
убили бы, можешь не сомневаться.

Это было верно. Безусловно, Сашка говорил чистую правду. Значит,
Цыбин, Андреев и Ржавченко не подошли ему по каким-то своим параметрам...
Значит, Самойло подошел... Остальные были устранены либо потому, что о
чем-то догадывались или могли догадаться, либо затем лишь, чтобы Сашка мог
судить о правильности выбора, отслеживая мою реакцию...

Я еще раз напряг ноги, сначала одну, потом другую. Мне показалось,
что левая шевельнулась. Нет... Не смогу. Не успею...

Бойль вдруг издал странный горловой звук и выпрямился. Старик был
совершенно спокоен. Впервые я видел его таким уверенным в себе - и где! Он
по очереди обвел взглядом каждого из нас, и Вацек много позднее уверял,
что Бойль взглянул на него с видом высокомерного превосходства, мне же
показалось, что я поймал выражение участливого сожаления.

А потом он исчез. В то же мгновение ударило в уши, и грохот был
такой, будто Бойль взорвался, но я понял, и понял Сашка, что это
схлопнулся воздух, устремившийся в то место, где только что был человек, а
теперь не стало ничего.

Всколыхнулась пыль. В проекционном аппарате мерзко задребезжала
какая-то деталь. Покачались и замерли несуразно торчащие петли проволоки
на табурете. И все кончилось. Святослава Меррилла Бойля с нами больше не
было.

На минуту воцарилась пауза. Вацек, ковыряя в заложенном ухе, ошалело
тряс головой. Порученец, сунувший в дверь озабоченный нос, утянул его
обратно. Сашка сосредоточенно покусал губы:

- Жаль... Надо же, не врал дед... Обидно, но всего ведь не
предусмотришь, не так ли? Очень жаль, он бы мне еще пригодился... Ну... -
он опять начал ходить, заложив руки за спину, - а на твое сотрудничество я
могу рассчитывать? Кстати, если ты еще не сообразил: ты теперь формальная
городская власть как единственный оставшийся штабной функционер... Сам
понимаешь, доцент, меня может интересовать только сотрудничество
добровольное. Что скажешь?

Я его ненавидел.

- Да.

- Врешь... - Сашка коротко всхохотнул. - Я же тебя знаю как
облупленного. Лучше, чем ты себя знаешь. Твое "да" дешево стоит.
Предположим, тебе удастся меня убрать... предположим, хотя я, конечно,
этого не допущу... а что дальше? Дальше-то что? - Он широко обвел рукой
вокруг себя и вдруг заорал: - Дубина, ты же не будешь знать, что делать со
всем этим!.. Куда тебе сейчас, когда тебя же самого грохнут с
удовольствием после первой же ошибки! Идиот!..

Фарс, подумал я, морщась. Вопрос о добровольном сотрудничестве был
излишним. Я знал, что меня ждет. В наше время агентов, своих или чужих,
убивают нечасто, даже агенты-непрофессионалы слишком ценны для того, чтобы
их уничтожать. Агентов используют вторично, как макулатуру. Превращать
людей в послушных болванчиков с помощью сравнительно легко синтезируемых
психоделиков умели еще в середине прошлого столетия, но подобные приемы
работы суть примитив и каменный век. Болванчик может быть полезен, но
никак не сравнится ценностью с агентом, сотрудничающим сознательно,
преданным делу и абсолютно, без тени сомнения, убежденным в правоте и
благородстве своих целей. Какими бы они ни были, он будет _з_н_а_т_ь_, что
это _е_г_о_ цели, а о том, что где-то, у кого-то имеется миниатюрный
рулер-блочок, притом используемый сравнительно редко, агенту знать не
обязательно.

Тысячи рукотворных созданий размером с лейкоцит, обманывая иммунную
систему, проникнут по сонной артерии в мозг, дойдут до коры. После
несложной процедуры активации они включатся в связи между нейронами.
Человек останется человеком - он сохранит все свои профессиональные
качества, почти всю свою память, свой юмор, если у него он есть. Он
сохранит свой ум - вот только выводы этого ума слегка изменят свое
направление. И пока не начнут отказывать чипы, человек будет жить, принося
пользу, - долго, несколько лет...

Обыкновенная инъекция. Укол. Меня не потребуется даже изолировать: я
никуда не денусь и никто мне не поверит. Медленное текучее время между
уколом и командой на активацию - хотя бы одни сутки. Если у Сашки есть в
запасе сутки, он так и сделает, подумал я.

Если нет - убьет.

Я не успел додумать, а Сашка, открывший было рот, чтобы сказать мне
еще что-то, не успел связать и двух слов. За дверью резко, с оттяжкой, как
щелчок хлыста, ударил выстрел. В ту же секунду послышался хриплый короткий
вскрик и что-то мягко хрустнуло, будто над ухом раздавили сырое яйцо.
Дверь сорвалась с петель.

Эта сцена и сейчас еще помнится мне в мельчайших подробностях:
низенькая комната, залитая тусклым желтым светом, Вацек, метнувшийся
навстречу оглушительному грохоту упавшей двери, катящийся по полу автомат
с оборванным ремнем, вихрь промозглого воздуха, отпрянувший Сашка, рвущий
из-под мышки пистолет, разъяренный медвежий рык ринувшегося в комнату дяди
Коли и двое Сашкиных порученцев за его спиной - один лежащий неподвижно,
другой еще падающий с раздробленным теменем и странным выражением
удовлетворения на лице, будто он и вправду сумел остановить выстрелом
эксперта по самообороне...

Ломая топчан, ломая табурет, ломая проекционный аппарат, ломая все, с
чем входил в соприкосновение, растопырив руки и ноги, из одного угла
комнаты в другой спиной вперед пролетел Вацек.

Сашка выстрелил. Я хорошо его видел. Сашка был страшен: такого
исступленного выражения безграничного бешенства не могло быть в глазах
существа человеческой природы - на бешенство такой силы человек просто не
способен. Какой бы спектакль здесь ни затевался, актеры начали играть не
по ролям, и режиссер не уследил за своим лицом.

У него были глаза адаптанта. Самые обыкновенные.

Одна, и две, и три пули пробили тело дяди Коли, прежде чем пистолет
выпал из сломанной руки. Сашка влепился в стену, как лягушка. На целую
секунду все замерло. Дядя Коля сделал к упавшему три грузных шага, и
каждый давался ему тяжелее предыдущего. Потом он остановился. Потом - упал
навзничь, стукнувшись затылком о цементный пол.

К горлу опять подкатила тошнота. Я пытался и пытался встать, пока мне
это не удалось. Придерживаясь за стену, я двинулся вдоль нее маленькими
шажками. Дядя Коля был мертв - Сашка стрелял "иглами". А Сашка был еще
жив. Теперь он полусидел, привалившись лопатками к стене. Глаза у него
были осмысленные, человеческие. Он не сделал попытки подняться - вероятно,
удар о стену переломил ему позвоночник.

Я едва не упал, нагибаясь за автоматом, но устоял на ногах и
мало-помалу выпрямился. Я осмотрел автомат. Предохранитель был в положении
для стрельбы одиночными.

- Лучше очередью, - сказал Сашка.