невозможно. Этот закон не распространяется только на специфические
социальные группы: соседей, сослуживцев и приезжих, разыскивающих в
магазинах самоклеющуюся пленку "под дерево". Ни к одной из этих категорий
нас с незнакомкой отнести было нельзя. Но уровня тревоги не хватило до
критической массы, и через определенное число шагов я вновь забыл о
прекрасной даме и тем самым получил еще несколько безмятежных часов. Как
оказалось потом - последних в моей нынешней жизни.
снимков для возможного "осеннего цикла", решив еще кое-какие дела, я
возвращался домой.
поднялся холодный пронзительный ветер. Мокрые деревья Тверского бульвара
размахивали голыми черными ветками на фоне лимонно-багровой полосы
закатного неба выше которой громоздились рыхлые сине-черные тучи.
Прекрасный и тревожный закат, от него делалось холодно и тоскливо на
сердце, в то же время и глаз не оторвать. Хотя рисовать бы я его не стал,
на холсте он покажется безвкусным, нарочитым.
выдул с него вместе с туманом и случайных прохожих. И когда в далекой
перспективе возникла одинокая черная фигура, я понял, что это опять она,
понял раньше, чем смог ее рассмотреть, и вновь ощутил острое чувство
опасности я тревоги. Но не удивился. Словно весь день готовился к этой
третьей встрече. Невозможной, как выигрыш прижизненного издания Гомера по
книжной лотерее, и в то же время неизбежной.
она могла знать, что я буду проходить именно здесь и сейчас? Я ведь сам
этого не знал пять минут назад, мой путь был вполне произвольным и я мог
свернуть в любой переулок, по которому к дому гораздо ближе. И она ведь не
за мной шла, она и сейчас, и раньше шла мне навстречу.
ветра. В черной гамме ее одежды выделялось единственное яркое пятно -
бело-сине-красный шарф на шее. Она шла, опустив голову, словно погруженная
в свои мысля, и было в нашем неторопливом сближении нечто от Кафки или же
от Антониони - не знаю.
пачку сигарет, стал прикуривать, заслоняя зажигалку от ветра ладонями и
искоса, словно персонаж шпионского фильма, осматриваясь. Наверное, со
стороны, если б кому оценить, выглядел я смешно. Почувствовав это, я
словно стряхнул с себя детективно-мистическую паутину. Все снова стало
реальным. Сумеречный свет, пустынный бульвар, одинокая женщина в черном,
ветер, отражения в мокром асфальте...
тут она резко свернула влево, пересекла бульвар и, ни разу не взглянув в
мою сторону и не обернувшись, вошла в двери художественного салона на
углу.
выставлена на продажу одна моя работа и я, может быть, давно намеревался
узнать, как она..
зав секцией:
мне незнакомых духов, и хоть голова у меня слегка закружилась, я за
короткие мгновения прочел в бездонно фиолетовых глазах, что она меня
великолепно знает, но согласна принять мои условия игры.
приняла меня за товароведа или, допустим даже, директора. Выяснилось, что
она неплохо для любителя разбирается в живописи, знает мои работы и, в
частности, мечтала бы приобрести одну из ранних картин цикла "Московские
дожди".
безотносительно к внешним данным ценительницы, но сейчас я был
деморализован полностью, окончательно, и меня можно было брать голыми
руками.
Но придется совершить небольшую прогулку. До мастерской. Тут совсем рядом,
- я назвал себя.
окончательно забыл все свои сомнения и тревоги. Что там говорить о
вероятностях? Не зря сказано: "Все будет так, как должно быть. Даже если
будет иначе".
подходящего случая, чтобы познакомиться с вами. Сегодня этот случай
представился.
ветром лицо, подрагивающие от холода губы и представил, как она устала,
если повторила весь мой сегодняшний маршрут. Пять часов на ногах, да еще
на каблуках. У меня и то ноги как не свои, а ей каково? Да... И все это -
из-за святой любви к моему творчеству? Лестно, куда как лестно... А я ведь
далеко не Пикассо и не Модильяни, да и за теми, насколько я знаю,
поклонницы по улицам не бегали. Среди художников и их ценителей это как-то
не принято.
донаполеоновского еще особняка, притаившегося позади многоэтажных домов на
Пушкинской, где мне в свое время неким чудом удалось устроить мастерскую.
Толстые каменные стены и сплошная дубовая дверь надежно отделили нас от
внешнего мира с его непогодой и проблемами. Что интересно - полжизни я
провожу на улицах, а уверенно и раскованно чувствую себя только как
следует от этих улиц отгородившись.
Владимировной, снять пальто. Невероятно, но если бы пришла в голову идея
изобразить идеальную, в моем понимании, женщину, я вряд ли придумал бы
что-нибудь иное. Ефремову бы, Ивану Антоновичу, на нее полюбоваться - для
подтверждения его теорий... С полчаса она знакомилась с моими работами, и
живописными, и фотографическими, а я в это время готовил кофе и легкий
ужин, и думал, что мне, кажется, наконец, повезло, и если я не буду
дураком, то этот шанс не упущу.
меня не как дань моде - он был в этом доме всегда).
разливая кофе.
когда-то изобразил перспективу Столешникова переулка, затянутого сеткой
дождя.
выставляли ее в Манеже.
настроение. Значит, мы с ней похоже воспринимаем мир.
согласитесь принять в подарок... При условии, что сегодня - не последняя
наша встреча.
посмотрела мне прямо в глаза - как там, в салоне.
обо мне сейчас думаете?
достаточно комплиментов...
С таким выражением хорошо похоронки вручать.
нервами...
остановила меня коротким жестом. В смысле, мол, - брось дурака валять.
ее тоне не было вопроса, она, скорее, размышляла вслух.
которых можно тревожиться, у меня нет, а лично меня испугать трудно. Я был
готов к чему угодно, но, так сказать, в привычных рамках. В любви она
сейчас объясняться явно не будет, следовательно... Она вполне могла
представиться сотрудницей иностранного посольства, любой разведки мира, на
худой конец - какой-нибудь мафии по делам искусства... Предложить мне
подписать коллективный протест против чего угодно или наладить массовое
производство "подлинников" Сальвадора Дали или Шишкина. До сих пор ко мне
с такими предложениями как-то не обращались, но ведь могут и начать?!
цивилизации?
Но взятый ранее тон даже в этой ситуации обязывал, и я кивнул:
соответствовал ее облику. Даже сумасшедшие должны подчиняться определенным