Любовь ЛУКИНА, Евгений ЛУКИН

ПРОБУЖДЕНИЕ

Он проснулся, чувствуя, что опаздывает на работу, и, конечно, первым
делом разбил стакан. Это был уже четвертый или пятый случай. Цилиндр
тонкого стекла, задетый неловким движением, съехал на край стола,
накренился и полетел на пол, кувыркаясь и расплескивая остатки
приготовленной на ночь воды.

Он успел подхватить его на лету, но - увы - только мысленно. Как
всегда. Вдобавок он не совсем проснулся, потому что в третий - смертельный
- кувырок стакан вошел с явной неохотой, на глазах замедляя падение,
словно в отлаженном, выверенном и безотказном механизме ньютоновской
теории тяготения что-то наконец заело.

Он оторопело встряхнул головой, и стакан, косо повисший в двадцати
сантиметрах над полом, упал и с коротким стеклянным щелчком распался на
два крупных осколка.

Чего только не случается между сном и явью! Оцепенеть от изумления
было бы в его положении роскошью - он не успевал к звонку даже
теоретически. Судя по характеру пробуждения, ему предстоял черный
понедельник, а то и черная неделя. Неудачи, сами понимаете, явление
стадное.

Когда, застегивая пальто, он выбежал со двора на улицу, в запасе была
всего одна минута. Правда, на остановке стоял трамвай, который милостиво
позволил догнать себя и вскочить на заднюю площадку, но это еще ни о чем
не говорило. Либо трамвай неисправен, либо сейчас обнаружится, что во
второй кассе кончились билеты, и водитель будет минут пять заряжать
дьявольский механизм и еще столько же лязгать рычагом, проверяя
исправность кассы.

К его удивлению, трамвай заныл, задрожал, закрыл двери и, звякнув,
рванул с места. Навстречу летели зеленые светофоры, а одну остановку
водитель просто пропустил, рявкнув в микрофон: "На Завалдайской не сходят?
Проедем..."

Следовательно, предчувствие обмануло. Ему предстоял вовсе не черный,
а самый обыкновенный, рядовой понедельник.

В отделе его встретили понимающими улыбками. Человек, панически
боящийся опоздать на работу и все же опаздывающий ежедневно, забавен, даже
когда ухитряется прийти вовремя. Начальник нахмурил розовое юношеское
чело. Сегодняшнюю пятиминутку он собирался начать с разговора о
производственной дисциплине и - на тебе! - лишился основного наглядного
пособия.

- Ну что ж, начнем, товарищи...

Начальник встал.

- Сегодня я вижу, опоздавших практически нет, и это... э-э-э...
отрадно. Но, конечно, в целом по прошлой неделе показатели наши...
тревожат. Да, тревожат. Некоторые товарищи почему-то решили...

Все посмотрели на некоторого товарища. Кто со скукой, кто с
сочувствием.

Некоторый товарищ терпеть не мог своего молодого, изо всех сил
растущего начальника. За апломб, за манеру разговаривать с людьми, в
частности - за возмутительную привычку отчитывать при свидетелях. Ясно:
добреньким он всегда стать успеет, а на первых порах - строгость и только
строгость. А к некоторому товарищу придирается по той простой причине, что
товарищ этот - недотепа.

Видя начальника насквозь, точно зная, что следует ответить, он тем не
менее ни разу не осадил его и не поставил на место. Почему? А почему он
сегодня утром не подхватил падающий стакан, хотя вполне мог это сделать?

На восьмой минуте пятиминутки дверь отдела отворилась и вошла яркая
женщина Мерзликина. Вот вам прямо противоположный случай. Ведь из чего
складывается неудачник? Вовсе не из количества неудач, а из своего
отношения к ним.

Итак, вошла яркая женщина Мерзликина, гоня перед собой крупную волну
аромата. Начальник снова нахмурился и, не поднимая глаз, осведомился о
причинах опоздания.

Мерзликина посмотрела на него, как на идиота.

- Конечно, проспала, - с достоинством ответила она, и начальник
оробел до такой степени, что даже не потребовал письменного объяснения.

На беду кто-то тихонько хихикнул. Ощутив крупную пробоину в своем
авторитете, начальник принялся спешно ее латать. Кем он эту пробоину
заткнул, можно догадаться.

Нет, все-таки это был черный понедельник.

- ...другими словами, все дело исключительно в добросовестном
отношении к своему... э-э-э... делу, - не совсем гладко закончил
ненавистный человек, и в этот миг его галстук одним рывком выскочил из
пиджака.

- Извините, - пробормотал начальник, запихивая обратно взбесившуюся
деталь туалета.

Услышав, что перед ними за что-то извиняются, сотрудники
встрепенулись, но оказалось - ничего особенного, с галстуком что-то.

- У меня все! - отрывисто известил начальник и сел. Он был бледен.
Время от времени он принимался осторожно двигать шеей и хватать себя
растопыренной пятерней пониже горла.

Короче, никто из подчиненных на эпизод с галстуком должного внимания
не обратил. Кроме одного человека.

Ему захотелось взять начальника за галстук. И он мысленно взял
начальника за галстук. Он даже мысленно встряхнул начальника, взяв его за
галстук. И вот теперь сидел ни жив, ни мертв.

Как же так? Он ведь даже не пошевелился, он только подумал... Нет,
неправда. Он не только подумал. Он в самом деле взял его за галстук, но не
руками, а как-то... по-другому.

Он спохватился и, рассерженный тем, что всерьез размышляет над
заведомой ерундой, попытался сосредоточиться на делах служебных. Да мало
ли отчего у человека может выбиться галстук!

Ну, все. Все-все-все. Пофантазировал - и хватит. И за работу. Но тут
он вспомнил, что случилось утром, и снова ощутил этакий неприятный
сквознячок в позвоночнике. Перед глазами медленно-медленно закувыркался
падающий стакан и замер, подхваченный...

Он выпрямился, бессмысленно глядя в одну точку, а именно - на
многостержневую шариковую ручку на столе Мерзликиной. Самопишущий агрегат
шевельнулся и, подчиняясь его легкому усилию, встал торчком.

Мерзликина взвизгнула. Перетрусив, он уткнулся в бумаги. Потом
сообразил, что именно так и навлекают на себя подозрения. Гораздо
естественнее было полюбопытствовать, по какому поводу визг. Мерзликина с
округлившимися глазами опасливо трогала ручку пальцем.

Происшествием заинтересовались.

- При чем здесь сквозняк? - возражала Мерзликина. - Что может сделать
сквозняк? Ну, покатить, ну, сбросить... И потом, откуда у нас здесь
сквозняк?

Она успокоилась лишь после того, как ее сосед разобрал и собрал ручку
у нее на глазах. Там, внутри, обнаружилось несколько пружинок, и
Мерзликиной как истой женщине (тем более - яркой) этого показалось вполне
достаточно. Вот если бы пружинок не было, тогда, согласитесь, вышла бы
полная мистика, а так - все-таки пружинки...

Значит, не померещилось. Значит, все это всерьез и на самом деле. Но
откуда? С чего вдруг могли в нем проснуться такие сверхъестественные или -
как это сейчас принято говорить - паранормальные способности? Прорезались
с возрастом, как зуб мудрости?

Он машинально открыл папку, не прикасаясь к ней, и таким же образом
закрыл.

Теперь не было даже сомнений.

"Ах вот как! - внезапно подумал он с оттенком черного ликования. -
Ну, тогда совсем другое дело! Тогда я, кажется, знаю, чем мне заняться..."

И скосил преступный глаз вправо, где из-под полированной передней
стенки стола так беззащитно и трогательно виднелись венгерские туфли
начальника.

Он мысленно потянул за шнурок. Начальник схватился за ногу и заглянул
под стол.

Неосторожно... В течение нескольких минут он тренировался, развязывая
и завязывая тесемки папки, после чего вернулся к туфлям. Принцип он понял:
следовало не тянуть, а постепенно распускать весь узел в целом.

С этой ювелирной операцией он справился с блеском и некоторое время
любовался расхлюстанным видом обуви начальника. Потом ему пришло в голову,
что шнурки можно связать между собой.

Довершить затеянное он мудро предоставил естественному ходу событий
и, разложив бумаги, сделал вид, что с головой ушел в дела. Прошло около
получаса, а ловушка все не срабатывала. Первое время он нервничал, а потом
сам не заметил, как втянулся в обычный ритм и взялся за службу всерьез.
Поэтому, когда в помещении раздался грохот, он подпрыгнул от неожиданности
точно так же, как и все остальные.

Начальник лежал на животе ногами к стулу и совершенно обезумевшим
лицом к двери. Упираясь ладонями в пол, он безрезультатно пытался
подтянуть под себя то одну, то другую ногу.

Ужас! Налицо злостное хулиганство, подрыв авторитета, грубейшее
нарушение производственной дисциплины, а виновных нет.

Начальника поставили на ноги, развязали, отряхнули и бережно усадили
за стол. Он ошалело бормотал слова благодарности, а ему - не менее ошалело
- бормотали слова соболезнования и, не зная, что и подумать, в смущении
разбегались по рабочим местам.

Впору было появиться какому-нибудь Эркюлю Пуаро и порадовать
поклонников версией, что начальник сам незаметно связал себе ноги и,
грохнувшись на пол, отвлек тем самым внимание общественности от какого-то