прежде Шооран оставался илбэчем, но месяц возле постели чудом уцелевшей
уродинки изменил его. Отныне он строил не для людей, а против далайна.
Люди превратились в толпу, которую надо было обвести вокруг пальца. Этот
душевный излом готовился давно и был закономерен, ведь и прежде по следам
Шоорана шел Ёроол-Гуй, так что илбэчу приходилось жить, зная, что люди
умирают из-за его дел. Гораздо проще справляться с такой работой, если не
считать людей за людей. Удобнее. Вот только когда недочеловек смотрит тебе
в глаза и в лице у него мука... Шооран ходил опустив взгляд к земле. И еще
он перестал сочинять и рассказывать новые сказки. Но этого никто не
замечал.
оройхоны. Разбрасывал их как придется, заботясь о собственной
безопасности, а не о сухих землях. Ёроол-Гуй порядком потрепал ряды
неопытных бродяг, так что лишь во время пятого похода Шоорану пришлось
выдергивать из-под одежды хлыст и отмахиваться от насевших изгоев. Особой
опасности в том не было: охотники и уцелевшие кольчужники были при деле,
перейдя в ополчение, созданное Моэрталом, а бывшие служители сражаться не
умели. Они бестолково наскакивали, размахивая кулаками, а увидев
загудевший в руках Шоорана хлыст, остановились и попятились. Еще минута и
они обратились бы в бегство, но именно в это время из-за тэсэгов появился
повернувший на крик дозор.
назначенный и не утративший еще служебного рвения.
нему, держа наготове копье, подходил Турчин. Свеженаклеенный значок
дюженника ярко выделялся на его доспехе.
войсками пресветлого вана, а эти бродяги напали на меня!
Прочих - гнать! - распорядился он, не оборачиваясь. Приказание было
лишним, местные изгои давно разбежались.
что Турчин не признает в заросшем и грязном оборванце бывшего товарища.
хлыст, - твой язык. Длинноват немного.
таком случае, про объевшегося чавгой.
поребрику. Сел, не торопясь скатал хлыст, хотел спрятать за пазуху, но
один из цэрэгов со словами: "Дай-ка сюда!" - отнял хлыст. Шооран не
возражал. Его сейчас беспокоило одно: узнал ли его Турчин, а если узнал,
то как поступит. Хотя в последнем особых сомнений не было, Шооран знал,
что душе Турчина благодарность чужда, и ни былое приятельство, ни память о
прошлом спасении не заставит Турчина отпустить пойманного дезертира. Так
что остается надеяться, что лохмотья и отросшая борода надежно похоронили
блестящего цэрэга.
чавгой? Когда-то, рассказывая Турчину о встрече с Чаарлахом, Шооран
упомянул непрозвучавшую сказку. Почему-то Турчина задело, что сказки он
так и не услышал. Он потом долго приставал к Шоорану, выясняя, о чем же
все-таки повествует эта история. Возможно, при звуках знакомого имени в
нем всколыхнулось старое любопытство, а может быть, он так издевается,
прежде чем схватить разоблаченного преступника. В любом случае, играть
следует до конца. Шооран вздохнул и начал:
хлебом, три туйвана с плодами, три ручья с бовэрами да подземелье с
грибами. А чавги у него не было. Все ел Хапхуун, в дюжину глоток пихал,
лишь чавги ни разу не пробовал. Самому копать - боязно, у людей покупать -
достатков жаль. Так и маялся в мечтах: что за чавга такая вкусная?..
побасенки.
каждого по чавге, а если не съешь, то за все вдвойне платить!.. Не, ты
только послушай!..
раскрасневшееся лицо.
каждый день. И если обидит кто - тоже ко мне иди - дюженника Турчина все
знают!
представления Чаарлах, потом подошел к цэрэгу. Протянул ладонь:
отпустят!
вроде даже припоминаю. Ему безоружным нельзя, от местных-то надо
отбиваться...
Уходя он даже не особенно горбился, теперь Турчин видел в нем всего-лишь
сказителя, и Шооран мог больше не беспокоиться, что его узнают.
пожитки и вдвоем с оправившейся Ай ушел в страну добрых братьев. Он не
ожидал там ничего хорошего, но пошел этим путем, потому что считал его
самым безопасным. Пара случайных бродяг скорее всего легко пройдет через
страну, увлеченную войной и иными важными делами.
харваха появлялись здесь, да и те ходили большими группами, ревниво
присматривая друг за другом. Охота и сбор кости разрешались общинникам
только в дни мягмара, а остальное время прибрежные оройхоны стояли
пустыми. Нетронутая чавга хрустела под ногами, и Ай блаженствовала в этих
райских по ее мнению местах.
людей. Правда, от Ёроол-Гуя здесь вряд ли удалось бы сбежать, но к этой
опасности путешественники притерпелись и не принимали ее в расчет. Лишь на
ночь они устраивались поближе к поребрику, и тогда вечером или рано утром
Шооран мог полюбоваться страной всеобщего равенства.
был хоть на что-то годен, бежали в землю изгоев или устроились в отряды
цэрэгов. Остальные вовсе махнули рукой на сохранность урожая, тем более,
что после захвата страны старейшин налоги на общинников были снижены.
Шооран, поднявшись на тэсэг, разглядывал проплешины вытоптанных полей и
старался представить, что начнется здесь через месяц, когда старшие братья
поймут, что склады пусты, а потерянные завоевания назад не вернуть. Но
пока нелепое государство беспечно доживало последние отпущенные судьбой
недели, бодро проедая остатки своих богатств.
западным границам. Сначала Шооран остерегался строить в этих местах,
представляя, как закипит взбудораженный известием народ. Но потом понял,
что если не высушивать землю, то еще много времени ни одна живая душа не
заметит его работы. Ведь к самому далайну не выходят даже сборщики
харваха.
строго наказав прятаться, если поблизости появятся люди, а сам, вернувшись
на пару оройхонов назад, начал работу. Он находился напротив того места,
где страна вана узким мысом рассекала далайн. Два месяца назад встреча с
воровкой не дала ему сжать пролив до одного оройхона. Сегодня рядом не
было никого, и Шооран поставил два острова, а затем ушел, не опасаясь ни
людей, ни бога. Ай ожидала его возле кучи отобранной и перемытой чавги, и,
пока он ел, сидела рядом, держа его за рукав жанча и негромко гулила,
словно полугодовалый младенец, что служило признаком самой искренней
радости.
нетронутой чавге Ай легко кормила Шоорана, а тот постепенно превращал
ровный прежде берег в сплошную цепь шхер и узких мысов. Наконец Шооран
настолько осмелел, что начал работать, оставив Ай поблизости. Он лишь
запретил ей приближаться к далайну, зная, что запрет она не нарушит.
Действительно, Ай ковырялась в грязи там, где он оставил ее, и даже, когда
гулко хлопнул далайн, и недостроенный оройхон превратился в фонтан
крутящейся влаги, Ай не кинулась бежать, а лишь встала возле вещей,
готовясь защищать их от незваного гостя.
камни нерожденного острова падали на него разом. Превозмогая дурноту и
боль, Шооран отступал по поребрику. Он уже видел, на какой оройхон
поднимается Ёроол-Гуй, но не торопился отбегать, зная, что Многорукий
может вдруг переметнуться на соседний остров, и тогда вновь придется
бежать. Бросив мгновенный взгляд в сторону, Шооран увидел Ай. Она стояла,
гневно сжав кулачки и вовсе не собиралась отступать перед каким-то там
Ёроол-Гуем.
извивающиеся руки, вцеплялись в камень, пружинисто тащили
зелено-прозрачную массу бесконечного тела. И хотя соваться на занятый
оройхон было чистым самоубийством, Шооран соскочил с поребрика, в три
прыжка долетел к Ай, подхватил ее и ринулся обратно. Ему оставалось
сделать не больше шага, когда резкий рывок опрокинул его. Шооран упал
грудью на спасительный поребрик, Ай скатилась на безопасную сторону, но
самого Шоорана потащило назад. Истончившийся до невидимости отросток
щупальца вцепился в ногу и волок Шоорана прочь от поребрика, туда, где