посланцы ада ушли слишком далеко. Тайга судорожно, нехотя, будто тоже
полагаясь исключительно на судьбу, а не на собственную страсть к жизни,
просыпалась от зимней спячки. Птиц не было вообще. Ни одной.
земли местами пробивался бледный стреловидный папоротник. Небо
подернулось мутной пеленой, и солнце, размазанное по нему от края и до
края, неохотно роняло на землю чахлые лучи.
предков помогал ему найти в полумертвой тайге какие-то крохи, способные
поддержать искру жизни в изможденном, доведенном до истощения теле.
Уродливо распухшие почки, вот-вот готовые лопнуть, липкими гроздьями
застревали в волосах несчастного путника, когда тот, не в силах поднять
воспаленные веки, шел напролом сквозь липовый молодняк, сквозь заросли
орешника, через густые ельники. От земли, медленно прогреваемой дневным
светилом, невидимыми струйками поднимались вверх нездоровые запахи
гнили, кладбища и плесени.
очагами распускающейся растительности. Но очаги эти вселяли не надежду,
а скорее уныние, тоску и пессимизм. Похоже, очередное пробуждение к
жизни давалось Природе с большим трудом. Действительно, к чему все эти
усилия? Ведь это -- последнее пробуждение, пробуждение перед смертью, а
затем -- вечное небытие. Так стоит ли стараться?..
увидел перед собой желтое мутное пятно. Когда пятно обрело более четкие
контуры, он понял, что это лицо. Мутант с интересом наблюдал за ним;
чуть поодаль, кивая большой косматой головой, стоял желтый Марс. Пес
понимающе улыбался.
в шкуре желтого безумца? По крайней мере, хуже уже не будет. Пусть
судьба решает сама...
закрыл глаза, затаил дыхание. Мягкое прикосновение... ласковое
поглаживание по щеке... дыхание у самого уха... И дикий восторг!
теплым, словно парное молоко. От радости хотелось визжать, кубарем
кататься по чахлой таежной траве, беззаботно скакать -- и ни о чем не
думать. Силы вновь вернулись к нему -- вдвое, втрое, вдесятеро.
Гигантские уши-лопухи порхали у его плеч, когда они -- он и его новый
друг -- взявшись за руки, носились по обреченной земле. Вот оно --
счастье!
что еще нужно человеку?
домов. Это особенно смешно. По кривым деревенским улочкам, на старом
дребезжащем мопеде носится престарелый мутант с длинной, развевающейся
на ветру, бородой. Желтая пыль стелется вдоль дороги... Он падает на
землю и захлебывается в собственном хохоте.
прежним человеком -- уродливым, отчаявшимся, одиноким, дрожащим от
холода и страха, потерявшим надежду. От этих кошмаров он просыпается в
холодном поту -- и тут же все забывает.
любит таскать его за уши, а вечерами грызет задеревеневшие пятки. Обувь
давно уже развалилась.
болезненно, с заметным опозданием, но пробудилась.
пожалуй, все, что смогла из себя выжать обреченная Природа. Ни жужжания
пчел, ни трескотни кузнечиков, ни суеты юрких белок, ни гордого шествия
грациозного оленя, ни мерного стука красноголового дятла, ни ночного
шелеста летучих мышей -- ничего этого не было и в помине, все это
исчезло, растаяло, растворилось в прошлом. Тайга вымерла, и даже
деревья не шелестели своей листвой, так как вот уже несколько дней
стояло полное безветрие.
новой жизни. То была желтая жизнь, жизнь-мутант.
змееподобные мясистые стебли, в считанные часы возносились ввысь, на
недосягаемую высоту, обхватывали стволы ближайших сосен и, подобно
тропическим лианам, карабкались к мутному солнцу. Огромные желтые
цветы, испускающие удушливый, приторный аромат, в одночасье покрывали
лесные поляны; гигантские грибы разбухали буквально на глазах. В тайге
появились птицы, но то были птицы-мутанты -- огромные, лишенные
оперения, с выпученными глазами. Они не пели -- они выли подобно диким
волкам.
островках. Бурная активность желтой флоры на фоне полусонного
бледно-зеленого леса казалась исступлением, безумным вихрем,
бешенством. Желтая зараза с жадностью расползалась по тайге, оккупируя
все новые и новые территории. Тайга не сопротивлялась, она знала, что
обречена.
смерти.
Февраль -- март 1991 г., август 1993 г.
Москва