Она стояла над рукоедом и смотрела, как тот медленно и осторожно подбирает
под себя лапы и пытается подняться. Лицо ее заострилось. Она рывком
подняла рукоеда, поставила его на лапы и сделала движение, будто хотела
обхватить его. Между ее ладонями через туловище рукоеда протекла струя
лилового тумана. Рукоед заверещал, скорчился, выгнулся, засучил лапами. Он
пытался убежать, ускользнуть, спастись, он метался, а девушка шла за ним,
нависала над ним, и он упал, неестественно сплетая лапы и стал
сворачиваться в узел. Женщины молчали. Рукоед превратился в пестрый,
сочащийся слизью клубок и тогда девушка отошла от него и сказала, глядя в
сторону: "Дрянь какая..."
Займись, откладывать не стоит. Ты все поняла?
клубка она задержалась, поймала слабо дергающуюся лапу и пошла дальше,
волоча клубок за собой.
Характер у нее есть. Ну что же, надо идти...
лужи, оставшейся на том месте, где скрутили рукоеда. Она к нему даже не
прикасалась, она его пальцем не трогала, она просто стояла над ним и
делала что хотела. Такая милая, такая нежная, ласковая... Даже пальцем не
притронулась... К этому тоже надо привыкнуть? Да, подумал он. Надо... Он
стал смотреть, как мать Навы и беременная женщина осторожно ставят Наву на
ноги, берут за руки и ведут, спящую, в лес, вниз к озеру. Так и не заметив
его, так и не сказав ему ничего. Он снова посмотрел на лужу. Он
почувствовал себя маленьким, жалким и беспомощным, но все-таки решился и
стал спускаться вслед за ними, догнал их и, обливаясь потом от страха,
пошел в двух шагах позади. Что-то горячее надвинулось на него со спины. Он
оглянулся и прыгнул в сторону. По пятам шел огромный мертвяк - тяжелый,
жаркий, бесшумный, немой. Ну-ну-ну, подумал Кандид, это же только робот,
слуга. А я молодец, подумал он вдруг, ведь это я сам понял. Я забыл, как я
до этого дошел, но это не важно, важно, что я понял, сообразил. Все
сопоставил и сообразил, - сам... У меня мозг, понятно? - сказал он
беззвучно, глядя в спины женщин. Нечего вам особенно... Я тоже кое-что
могу.
и поэтому стал посмешищем. Их что-то забавляло, они смеялись. Они шли по
лесу и смеялись. Словно шли по деревенской улице на посиделки. А вокруг
был лес, а под ногами была даже не тропа, а густая светлая трава, в такой
траве всегда бывают неприметные мелкие цветы, которые разбрасывают споры,
проникающие под кожу и прорастающие в теле. А они хихикали и болтали, и
сплетничали, а Нава шла между ними и спала, но они сделали так, что она
шла довольно уверенно и почти не спотыкалась... Беременная женщина мельком
оглянулась, увидела Кандида и рассеянно сказала ему:
дело есть, что-то у них надо узнать... Нет, не то... Нава! - вдруг
вспомнил он. Он понял, что Наву он потерял. С этим ничего не поделаешь.
Нава уходит со своей матерью, все правильно, она уходит к хозяевам. А я? Я
остаюсь. А зачем я все-таки иду за ними? Провожаю Наву? Она же спит, они
усыпили ее. Его охватила тоска. Прощай, Нава, подумал он.
с утопленницами. Они и есть утопленницы... Опять все переврали, все
перепутали... Они прошли мимо того места, где Кандид ждал Наву и ел землю.
Это было очень давно, подумал Кандид, почти также давно, как биостанция...
Био-станция... Он едва плелся; если бы за ним по пятам не шел мертвяк, он
бы, наверное, уже отстал. Потом женщины остановились и посмотрели на него.
Кругом были тростники, земля под ногами была теплая и топкая. Нава стояла
с закрытыми глазами, чуть заметно раскачиваясь, а женщины задумчиво
смотрели на него. Тогда он вспомнил.
родном языке. Он и сам удивился: он уже не помнил, когда в последний раз
говорил на этом языке.
ним, она говорила с матерью Навы. - Забавно, они ничего не понимают. Ни
один из них ничего не понимает. Представляешь, как они бредут к Белым
скалам и вдруг попадают в полосу боев!
гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте... А в
общем-то, пусть идет, для Разрыхления это только полезно. Сгниет -
полезно. Растворится - тоже полезно... А может быть, он защищен? Ты
защищен? - спросила она Кандида.
вещах.
оглядела Кандида. - А ты знаешь, - сказала она, - пожалуй, от него было бы
больше пользы здесь... Помнишь, что вчера говорили Воспитательницы?
тоже чувствовала, что происходит что-то неладное. - Ты оставайся, Молчун,
ты не ходи никуда, зачем тебе теперь уходить? Ты ведь хотел в Город, а это
озеро и есть Город, ведь правда, мама?.. Или, может, ты на маму
обижаешься? Так ты не обижайся, она вообще добрая, только сегодня
почему-то злая... Наверное, это от жары...
быстро сгустилось лиловатое облачко. Глаза ее на мгновение остекленели и
закрылись, потом она сказала:
мой муж, мне дали его в мужья, и он уже давно мой муж...
понимаешь... Он никому не нужен, он лишний, они все лишние, они ошибка...
Да пойдем же! Ну хорошо, потом придешь к нему... Если захочешь.
Кандид, - что они расстаются навсегда. Мать тащила ее за руку в тростники,
а она все оглядывалась и кричала:
уходить, это будет нехорошо, просто нечестно! Пусть ты не мой муж, раз уж
это им почему-то не нравится, но я, все равно твоя жена, я тебя выходила,
и теперь ты меня жди! Слышишь? Жди!...
старался улыбнуться. Прощай, Нава, думал он. Прощай. Они скрылись из виду,
и остались только тростники, но голос Навы был еще слышен, а потом Нава
замолчала, раздался всплеск, и все стихло. Он проглотил комок, застрявший
в горле, и спросил беременную женщину:
забота, козлик, что мы с нею сделаем. Во всяком случае, муж ей больше не
понадобится. И отец тоже... Но вот что нам делать с тобой? Ты ведь с Белых
скал, и не отпускать же тебя просто так...
перехватила взгляд Кандида и презрительно засмеялась. - Не нужны, не
нужны, успокойся... Попытайся хоть раз в жизни не быть козлом. Попытайся
представить себе мир без козлов... - Она говорила, не думая, вернее, она
думала о чем-то другом. - На что же ты еще годен?.. Скажи мне, козлик, что
ты умеешь?
равнодушной властностью, что-то важное, что-то неприятное и страшное, но
определить это было трудно, и Кандид только почему-то вспомнил черные
квадратные двери и Карла с двумя женщинами - такими же равнодушными и
властными.
ты ко мне привязалась? Я тебя спрашиваю, как пройти к Белым скалам, а ты
ко мне привязываешься... Он вдруг понял, что боится ее, иначе он бы давно
ушел. Она была здесь хозяином, а он был жалким грязным глупым козлом.
кроной и волосатым стволом. Он пожал плечами.
Ты вообще можешь делать живое мертвым?
мертвым. Заставить живое стать мертвым. Можешь?
даже этого не понимаешь? Мертвое живым ты тоже не умеешь делать?
Белоусов Валерий
Майер Стефани
Корнев Павел
Орлов Алекс
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр