Чтение 15–й страницы книги ~Королева Марго~

- Вы правы, мэтр Рене, черт вас побери, - сказал Генрих, - но моя бедная
мать, ваша покупательница, умирая, рекомендовала мне вас. Зайдите ко мне
завтра или послезавтра и принесите ваши лучшие парфюмерные изделия.

- Это не вызовет косых взглядов, - с улыбкой заметила Екатерина, - ведь
говорят, что...

- Что у меня карман тощий, - со смехом подхватил Генрих. - Кто вам сказал
об этом, матушка? Марго?

- Нет, сын мой, госпожа де Сов, - отвечала Екатерина.

В эту минуту герцогиня Лотарингская, несмотря на все свои усилия, не
смогла сдержаться и разрыдалась. Генрих Наваррский даже не обернулся.

- Сестра, что с вами? - воскликнула Маргарита и бросилась к Клод.

- Пустяки, пустяки, - сказала Екатерина, становясь между молодыми
женщинами, - у нее бывают приступы нервного возбуждения, и врач Мазилло
советует лечить ее благовониями.

Екатерина еще сильнее, чем в первый раз, сжав руку старшей дочери,
обернулась к младшей.

- Марго, вы разве не слыхали, что я предложила вам идти к себе? Если
этого недостаточно, я вам приказываю, - сказала она.

- Простите, - отвечала бледная, трепещущая Маргарита, - желаю вашему
величеству доброй ночи.

- Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. Спокойной ночи, спокойной ночи.

Маргарита напрасно старалась перехватить взгляд мужа - он даже не
повернулся в ее сторону, и Маргарита вышла, едва держась на ногах.

Воцарилось минутное молчание; Екатерина устремила пристальный взгляд на
герцогиню Лотарингскую, а та молча смотрела на мать, сжимая руки.

Генрих стоял к ним спиной, но следил за этой сценой в зеркале, делая вид,
что помадит усы помадой, которую преподнес ему Рене.

- А вы, Генрих, разве не собираетесь уходить? - спросила Екатерина.

- Ах да! - воскликнул король Наваррский. - Честное слово, я совершенно
забыл, что меня ждут герцог Алансонский и принц Конде! А все из-за этих
изумительных духов - они одурманили меня и, сдается мне, отбили память. До
свидания!

- До свидания! А завтра вы расскажете мне, как себя чувствует адмирал?

- Не премину. Ну, Фебея, что с тобой?

- Фебея! - сердито крикнула Екатерина.

- Отзовите ее, сударыня, она не хочет меня выпустить.

Королева-мать встала, взяла собачку за ошейник и держала ее, пока Генрих
не вышел, а уходил он с таким спокойным и веселым лицом, как будто в глубине
души не чувствовал, что над ним нависла смертельная опасность.

Собачка, отпущенная Екатериной Медичи, бросилась за ним, но дверь
затворилась; тогда она просунула свою длинную мордочку под портьеру и
протяжно, жалобно завыла.

- Теперь, Карлотта, - сказала Екатерина баронессе де Сов, - позовите
герцога де Гиза и Таванна - они в моей молельне; вернитесь с ними и посидите
с герцогиней Лотарингской: ей опять нехорошо.

Глава 7

НОЧЬ 24 АВГУСТА 1572 ГОДА

Когда Ла Моль и Коконнас закончили свой скудный ужин, - скудный, ибо в
гостинице "Путеводная звезда" куры жарились только на вывеске, - Коконнас
повернул на одной ножке свой стул, вытянул ноги, оперся локтем о стол и,
допивая последний стакан вина, спросил:

- Господин де Ла Моль, хотите сейчас же лечь спать?

- По правде говоря, поспать мне очень хочется, сударь, - ведь ночью за
мной могут прийти.

- И за мной тоже, - сказал Коконнас, - но я думаю, что лучше нам не
ложиться и не заставлять ждать тех, кто пришлет за нами, а попросить карты и
поиграть. Таким образом, когда за нами придут, мы будем готовы.

- Я с удовольствием принял бы ваше предложение, сударь, но для игры у
меня слишком мало денег: в моем кошельке едва ли наберется сто экю золотом,
и это - все мое богатство. С ним я должен теперь устраивать свою судьбу.

- Сто экю золотом! - воскликнул Коконнас. - И вы еще жалуетесь, черт
побери! У меня, сударь, всего-навсего шесть.

- Да будет вам! - возразил Ла Моль. - Я видел, как вы вынимали из кармана
кошелек: он был не то что полон, а, можно сказать, битком набит.

- А-а! Эти деньги пойдут в уплату давнишнего долга одному старому Другу
моего отца, - сказал Коконнас, - как я подозреваю, такому же гугеноту, как и
вы. Да, тут сто нобилей с розой, - продолжал Коконнас, хлопнув себя по
карману, - но эти нобили принадлежат Меркандону; моя же личная собственность
состоит, как я сказал, из шести экю.

- Что же это за игра?

- Вот потому-то я и хочу играть. Кроме того, мне пришла в голову мысль.

- Какая?

- Мы оба приехали в Париж с одной и той же целью.

- Да.

- У каждого из нас есть могущественный покровитель.

- Да.

- Вы рассчитываете на своего так же, как я на моего?

- Да.

- Вот мне и пришла в голову мысль сперва сыграть на деньги, а потом на
первую благостыню, которую получим от двора или от возлюбленной...

- В самом деле, здорово придумано! - со смехом заметил Ла Моль. - Но,
признаюсь, я не такой страстный игрок, чтобы рисковать моей судьбой, играя в
карты или в кости, - ведь первая благостыня, которую мы с вами получим,
вероятно, определит течение всей нашей жизни.

- Хорошо! Оставим первую благостыню от двора и будем играть на первую
благостыню от возлюбленной.

- Есть одно препятствие, - возразил Ла Моль.

- А именно?

- У меня нет возлюбленной.

- У меня тоже нет, но я собираюсь скоро обзавестись ею. Слава Богу, мы с
вами не так скроены, чтобы страдать от недостатка в женщинах.

- Вы-то, господин де Коконнас, конечно, не будете терпеть в них
недостатка, а я не так уж твердо верю в мою звезду любви и боюсь обокрасть
вас, поставив свой заклад против вашего. Давайте играть на шесть экю, а если
вы, к несчастью, их проиграете и захотите продолжать игру, то ведь вы
дворянин, и ваше слово ценится на вес золота.

- Отлично! Вот это разговор! - воскликнул Коконнас. - Вы совершенно
правы, сударь, слово дворянина ценится на вес золота, особливо если этот
дворянин пользуется доверием двора. А потому считайте, что я не слишком
рискую, играя с вами на первую благостыню, которую наверняка получу.

- Да, вы-то можете проиграть ее, но я не могу ее выиграть - ведь я служу
королю Наваррскому и ничего не могу получить от герцога де Гиза.

- Ага, нечестивец! Я сразу тебя почуял, - пробурчал хозяин, начищая
старый шлем, и, прервав работу, перекрестился.

- Вот как, - сказал Коконнас, тасуя карты, принесенные слугой, - стало
быть, вы...

- Что я?

- Протестант.

- Я?

- Да, вы.

- Ну, предположим, что это так, - усмехнувшись, сказал Ла Моль. - Вы
что-нибудь имеете против нас?

- О, слава Богу - нет. Мне все равно. Я всей душой ненавижу гугенотскую
мораль, но не питаю ни малейшей ненависти к гугенотам, а кроме того, они
теперь в чести.

- Чему доказательством служит аркебузный выстрел в господина адмирала, -
с улыбкой заметил Ла Моль. - Не доиграемся ли и мы до выстрелов?

- Как вам будет угодно, - отвечал Коконнас, - мне лишь бы играть, а на
что - все равно.

- Ну что ж, давайте играть, - сказал Ла Моль, взяв и разобрав свои карты.

- Да, играйте и притом играйте смело: ведь если даже я проиграю сто экю
против ста ваших, завтра же утром я найду, чем вам заплатить.

- Стало быть, счастье придет к вам во сне?

- Нет, я пойду искать его.

- Куда же это? Скажите мне, и я пойду с вами!

- В Лувр.

- Разве вы пойдете туда ночью?

- Да, ночью я получу личную аудиенцию у великого герцога де Гиза.

Когда Коконнас объявил, что пойдет за деньгами в Лувр, Ла Юрьер бросил
чистить каску, встал за стулом Ла Моля так, что его мог видеть один
Коконнас, и начал делать ему знаки, но пьемонтец не замечал их, поглощенный
игрой и разговором.

- Да это просто чудо! - сказал Ла Моль. - Вы были правы, когда сказали,
что мы родились под одной звездой. У меня тоже свидание в Лувре ночью,
только не с герцогом де Гизом, а с королем Наваррским.

- А вы знаете пароль?

- Да.

- А сигнал для сбора?

- Нет.

- Ну, а я знаю. Мой пароль...

С этими словами пьемонтец поднял голову, и в тот же миг Ла Юрьер сделал
ему знак до такой степени выразительный, что дворянин сразу осекся,
остолбенев от этой мимики гораздо больше, чем от потери ставки в три экю.
Заметив удивление, возникшее на лице партнера, Ла Моль обернулся, но не
увидел никого, кроме хозяина, стоявшего позади него, скрестив руки на груди,
и в том самом шлеме, который он чистил минуту назад.

- Что с вами? - спросил Ла Моль Коконнаса. Коконнас переводил взгляд с