Крузо я решил сделать календарь, но вспомнил об этом слишком поздно -
почти через месяц после высадки на острове. Дни в моей памяти
перепутались, и я не знал, когда будни, когда праздник. Я помнил лишь, что
корабль потерпел крушение в первых числах марта, а мысль о календаре
пришла мне в голову где-то в начале апреля. Я наугад установил дату -
десятое апреля - и с этого момента каждый день стал делать зарубки на коре
ближайшего дерева. Тут же вырезал: год 1726-й от рождества Христова.
задумываться, как мне вырваться из заточения на этом острове. Тоска по
людям, по их миру охватывала меня остро, как физическая боль. Теперь я
каждый день взбирался на вершину холма и смотрел на море. Пусто, всюду,
куда ни глянь, безбрежное море, и лишь на севере - очертания острова, а на
юге - какой-то земли, быть может, даже материка, и больше ничего, ни
малейшего признака человеческой жизни.
и я собирался предпринять дальнюю вылазку на южную его оконечность и
оттуда с более близкого расстояния постараться детальнее рассмотреть
материк. Чтобы выбраться с острова и преодолеть морской пролив,
понадобилась бы хорошая лодка, а как тут мечтать о лодке, не имея никаких
инструментов, кроме охотничьего ножа? Робинзон Крузо с набором всяких
инструментов, топоров, оружия и запасами продовольствия с разбитого судна
в сравнении со мной был могущественным лордом.
выход найдется. Время проходило в трудах. Апрель выдался погожим, дожди
шли редко, но становилось все жарче, а солнце, прежде стоявшее на юге,
поднималось в зенит. Около двенадцати часов оно находилось почти прямо
надо мной, так что тень моя пряталась под ногами. Позже оно перемещалось
дальше на север и - о чудо! - в полдень светило с севера.
озеро Изобилия обеспечивали нас, меня и мою живность, пищей. Лук,
становясь в моих руках все более метким, часто доставлял дичь, а в силки
время от времени попадались зайчишки. В течение месяца в одном и том же
месте я поймал их около десятка.
было неудобно, и я часто их снимал, хотя и делал это неохотно, поскольку,
не привыкнув к наготе, стыдился самого себя. Приходилось остерегаться и
всяких насекомых: комаров, клещей, ос. Лицо мое заросло косматой бородой,
и однажды, увидев свое отражение в стоячей воде, я едва не пришел в ужас
от разбойничьей своей физиономии.
тревоги. Поблизости объявился грозный хищник и стал наведываться в мой
зверинец. Делал он это настолько хитро и скрытно, что поначалу
представлялся мне какой-то нечистой силой, лишавшей меня по ночам сна.
было быть двенадцать, а стало одиннадцать. В ветвях, прикрывавших яму,
виднелась небольшая дыра, но это могло быть и случайностью. Никаких других
следов поблизости я не обнаружил. Трава здесь была мной изрядно вытоптана.
выскочить. Вокруг опять никаких следов, и лишь стена ямы в одном месте
слегка осыпалась, словно там кто-то неосторожно полз. Причем зайцы никогда
не пропадали ночью, а только днем, когда я ходил в лес за пищей. С
каким-то дьявольским постоянством почти за каждую отлучку мне приходилось
расплачиваться одним, а то и двумя зверьками. Таинственный враг истрепал
мне нервы до такой степени, что я опять стал всерьез опасаться за свое
здоровье.
раз имел возможность убеждаться. Знать, что враг неустанно следит за тобой
и притаился где-то рядом, а ты не можешь сказать, где он, не знаешь даже,
как он выглядит и не бросится ли в следующую минуту тебе на спину, - это
поистине скверное чувство, дьявольская игра в прятки. Однажды я отошел
всего на каких-нибудь пятнадцать минут за водой к ручью, вернулся - одного
зайца уже недосчитался. А вокруг все оставалось как прежде - ни малейшего
движения в кустах, никакого подозрительного шороха. Я начинал уже
сомневаться: в здравом ли я рассудке.
небывалому нахальству и коварству. Или он невидимка? Я с величайшей
осторожностью осмотрел каждый куст, каждое дерево поблизости, не пропустив
ни одного дупла, ни одной норы, и все безрезультатно - нигде ни малейшего
следа. Тогда я окопал злосчастную яму широкой полосой, удалив с нее всю
траву, чтобы узнать, следы каких лап оставит за собой хищник. Вернувшись
после часовой прогулки, я обнаружил, что он появлялся. И на этот раз он
утащил одного зайца, но четких следов не оставил. На вскопанной земле,
правда, что-то изменилось, появились какие-то вмятины, но я безуспешно
высматривал следы лап. Близкий к умопомешательству, я опрометью бросился в
пещеру, гонимый страхом, что враг бросится и на меня, но ведь он мог
затаиться в глубине моей пещеры. Ах, нервы, нервы!
знать покоя, отказаться от всего, чем дотоле занимался, пока не разгадаю
тайну и не схвачу дьявола за рога.
луком и копьем, я покинул пещеру, но, не пройдя и двухсот шагов, припал к
земле за одним из кустов. Ползком, стараясь не шуметь, как вор, направился
я к своей собственной обители. До ямы оставалось шагов пятьдесят. На этом
безопасном расстоянии я притаился за кустом, выбрав позицию, с которой
хорошо просматривалась и пещера, и яма с зайцами, и клетка с попугаями.
Враг мог быть поблизости, наблюдая за мной из ближайших зарослей, но я об
этом уже не думал. Меня охватил гнев, и я не хотел отступать.
зарослях, где я укрывался, а на склоне холма. Над моей пещерой нависал
довольно крутой склон, который вел к вершине холма. Этот склон, изрезанный
расселинами и трещинами, был покрыт осыпями и низкорослым кустарником.
Оттуда-то и двигался мой враг, спускаясь вниз. Он старался держаться
расселины меж камнями, поэтому я не мог его толком рассмотреть.
Огромная змея медленно ползла, извиваясь, прямо к моей яме с зайцами. Она
казалась каким-то адским чудищем. Тело ее, толщиной почти с бедро
человека, выражало страшную силу и наверняка могло, опоясав взрослого
вола, раздавить ему все ребра. Как же против такой громадины выйти с моим
жалким оружием? Я заколебался в нерешительности.
Замерев в полной неподвижности, она довольно долго прислушивалась, сверля
своими крохотными глазками заросли, в которых я притаился, словно чуя
опасность. Потом она раздвинула головой ветви настила и сунулась в яму.
Большая часть тела ее при этом осталась снаружи.
видно, меня учуяла: внезапным стремительным рывком она вырвала голову из
ямы и вскинула ее высоко над землей. В пасти у нее судорожно трепыхался
зайчонок. Заметив меня, змея откинулась назад, выгнув тело широкой дугой и
готовясь то ли нападать, то ли обороняться. Подбежав шагов на пять, я
отпустил тетеву - стрела пронзила ей шею навылет. Удав чуть дрогнул, как
бы дивясь, выпустил из пасти добычу и тут же, шипя, пополз на меня. Я едва
успел отбросить лук и схватить копье. В тот миг, когда враг был совсем
рядом, я изо всех сил размахнулся и нанес ему удар в шею. Змея
пронзительно зашипела и закачалась, неестественно запрокинув голову.
Кажется, я перебил ей шею. Долго раздумывать не приходилось, я нанес еще
один удар, сильнее прежнего.
еще торчавшая в его теле, разлетелась вдребезги.
мчался такими прыжками, что я едва поспевал за ним. Лук и стрелы снова
были у меня в руках.
спастись. Но он, повинуясь силе привычки, стал взбираться на холм - к
своей гибели. Тут я догнал его и, не слишком приближаясь - сил у него было
еще достаточно, - стал осыпать его градом стрел. Чаще я промахивался, но
несколько раз все-таки попал. Он вновь сделал попытку броситься на меня,
но силы его иссякли. Я без труда отскочил в сторону. Схватив копье за
острие, я тупым концом ударил его по голове раз, второй, третий. Уже
бессильный, он все еще извивался, и я долго опасался к нему приблизиться.
украшал великолепный рисунок из линий, зигзагов и пятен. Цветов было
несколько: светло- и темно-коричневый, черный и желтый.
отдыхать.
утром, если только благоприятствовала погода, я отправлялся в лес и всякий
раз что-либо приносил: то птицу, то зайца, то фрукты. Одним словом,
недостатка в пище я не испытывал, а это было сейчас самым важным.
попадали теперь в мои силки. Но я открыл в другой части острова хорошее
место для лова, и моя яма опять стала заполняться четвероногими
обитателями.
сожалению, мне ни разу не удалось приблизиться к ним на расстояние
Сертаков Виталий
Доставалов Александр
Флинт Эрик
Акунин Борис
Афанасьев Роман