Лобс, ее кузины Кейт и трех-четырех веселых, добродушных, румяных деву-
шек. Натэниел Пипкин увидел наглядное подтверждение того факта, что слу-
хи о сокровищах старого Лобса не были преувеличены. Настоящий массивный
серебряный чайник, молочник и сахарница красовались на столе, настоящие
серебряные чайные ложки, настоящие фарфоровые чашки и такие же тарелки
для печенья и гренок... Единственным темным пятном на всем этом был ку-
зен Мерайи Лобс - брат Кейт, - которого Мерайя Лобс звала Генри и кото-
рый, казалось, целиком завладел вниманием Мерайи Лобс, заняв с нею один
угол стола. Весьма приятно видеть родственную любовь, но с нею можно
зайти, пожалуй, слишком далеко, и Натэниел Пипкин невольно подумал, что
Мерайя Лобс, должно быть, исключительно привязана к своим родственникам,
если она оказывает им всем такое же внимание, как этому кузену. После
чаю, когда маленькая коварная кузина предложила играть в жмурки, случи-
лось почему-то так, что Натэниел Пипкин почти все время водил, и когда
бы ни попадался ему под руку кузен, Натэниел Пипкин неизменно убеждался,
что Мерайя Лобс находится тут же. И хотя маленькая коварная кузина и
другие девушки щипали его, дергали за волосы, подставляли стулья и драз-
нили, Мерайя Лобс, казалось, не подходила к нему вовсе. А один раз -
один раз - Натэниел Пипкин готов был поклясться, что он слышал звук по-
целуя, затем слабые протесты Мерайи Лобс и приглушенный смех ее подруг.
Все это было странно, очень странно, и нельзя предсказать, что мог бы
или чего не мог бы в результате сделать Натэниел Пипкин, если бы его
мысли не были внезапно направлены в новое русло.
стук в парадную дверь, а человек, громко стучавший в парадную дверь, был
не кто иной, как сам старый Лобс, который неожиданно вернулся и стучал,
как гробовщик, потому что хотел есть. Не успел костлявый подмастерье на
тонких ногах принести тревожную весть, как девушки на цыпочках побежали
наверх, в комнату Мерайи Лобс, а кузен и Натэниел были втиснуты в два
стенных шкафа в гостиной, за неимением лучшего потайного местечка; а
когда Мерайя Лобс и маленькая коварная кузина спрятали их и привели ком-
нату в порядок, они открыли дверь старому Лобсу, который так ни на се-
кунду и не переставал стучать.
тэниел Пипкин слышал, как он ворчал, словно старая охрипшая цепная соба-
ка, а стоило войти в комнату злополучному подмастерью на тонких ногах,
как старый Лобс неизменно начинал ругать его, словно лютый сарацин, хо-
тя, по-видимому, единственной его целью и намерением было облегчить свою
грудь, отделавшись от избытка ругательств. Наконец, на стол был подан
ужин, который предварительно разогрели, и старый Лобс набросился на него
по всем правилам; покончив с этим делом в один момент, он поцеловал дочь
и потребовал трубку.
очень близком соседстве, но когда он услышал, что старый Лобс требует
трубку, они застучали, как будто хотели стереть друг друга в порошок;
ибо в Этом самом шкафу, где он стоял, на двух крючках висела та самая
большая трубка с коричневым чубуком и серебряной головкой, которую он
видел во рту старого Лобса аккуратно каждый день и каждый вечер в тече-
ние последних пяти лет. Две девушки стали искать трубку внизу, искали
трубку наверху и всюду, но только не там, где, как они знали, находилась
трубка, а старый Лобс тем временем бушевал самым неописуемым образом.
Наконец, он вспомнил о стенном шкафе и подошел к нему. Не было никакого
смысла такому маленькому человеку, как Натэниел Пипкин, тянуть дверцу
внутрь, когда такой большой, сильный мужчина, как старый Лобс, тянул ее
наружу. Старый Лобс рванул ее разок и открыл настежь, обнаружив Натэние-
ла Пипкина, который стоял прямой, как палка, и дрожал от страха с головы
до пят. Помилуй бог, каким ужасным взглядом окинул его старый Лобс, ког-
да вытащил за шиворот и держал на расстоянии вытянутой руки!
Лобс.
раскачивал его взад и вперед в течение двух-трех минут, дабы привести
его мысли в порядок.
моей дочерью?
монадеянность смертного могла завести Натэниела Пипкина так далеко. Ка-
ково же было его негодование, когда бедняга ответил:
ошеломленный страшным признанием. - Что вы под этим подразумеваете? От-
вечайте прямо! Проклятье! Я вас задушу!
шенства привел бы эту угрозу в исполнение, если бы его руку не останови-
ло весьма неожиданное явление - а именно кузен, который, выйдя из своего
шкафа и подойдя к старому Лобсу, сказал:
ный сюда по какой-то девичьей причуде, брал на себя весьма благородным
образом вину (если это вина), которая лежит на мне и которую я готов
признать. Я люблю вашу дочь, сэр, и я пришел сюда с целью повидаться с
нею.
Пипкин.
молвить слово.
бы кузена, если бы его хорошенькая дочка, блестящие глаза которой напол-
нились слезами, не вцепилась ему в руку.
есть желание меня ударить, пусть ударит. Ни за какие блага в мире я не
трону ни единого волоса на его седой голове.
чери. Я уже упоминал раз или два, что глаза у нее были очень блестящие,
и хотя теперь они наполнились слезами, однако не стали менее выразитель-
ными. Старый Лобс отвернулся, словно желал избежать их влияния, и тут,
по воле судьбы, его взгляд упал на лицо маленькой коварной кузины, кото-
рая, побаиваясь за брата и в то же время подсмеиваясь над Натэниелом
Пипкиным, состроила такую очаровательную мину, слегка испуганную вдоба-
вок, что на нее стоило посмотреть и старому и молодому. Затем она умоля-
юще продела спою руку под руку старика и прошептала ему что-то на ухо;
старый Лобс ничего не мог поделать, - он расплылся в улыбку, и в то же
самое время по щеке у него скатилась слеза. Минут пять спустя из комнаты
Мерайи появились девицы; они хихикали и смущались; когда молодежь обрела
полное счастье, старый Лобс достал свою трубку и закурил ее; и любопытно
одно обстоятельство, касающееся именно Этой трубки табаку: она оказалась
самой умиротворяющей и приятной трубкой, какую он когда-либо курил.
вошел постепенно в милость к старому Лобсу, который со временем научил
его курить, и в течение многих последующих лет они сиживали в саду ясны-
ми вечерами, весьма торжественно покуривая и попивая. Он скоро оправился
от своей страсти, ибо мы находим его имя в приходской книге, где он рас-
писался как свидетель бракосочетания Мерайи Лобс и ее кузена; выяснилось
также, на основании других документов, что в ночь свадьбы он был посажен
в деревенскую тюрьму, ибо совершил на улице, в состоянии опьянения, ряд
эксцентрических поступков, в чем его поддерживал и к чему его подстрекал
костлявый подмастерье на топких ногах".
силу обстоятельств
кисты оставались в Итенсуилле, с беспокойством ожидая вестей от своего
досточтимого вождя. Мистеру Тапмену и мистеру Снодграссу было по-прежне-
му предоставлено развлекаться по-своему, ибо мистер Уинкль, уступая са-
мому настойчивому приглашению, продолжал жить в доме мистера Потта и
посвящать свой досуг обществу его очаровательной супруги. Не раз и сам
мистер Потт присоединялся к ним для довершения их блаженства. Глубоко
погруженный в размышления об общественном благе и о посрамлении "Незави-
симого", этот великий муж редко решался снизойти с высоты своего ума к
скромному уровню умов ординарных. Но на сей раз, как бы подчеркивая свое
расположение к любому последователю мистера Пиквика, он снисходил, усту-
пал, спускался со своего пьедестала и шагал по земле, милостиво прино-
равливая свои Замечания к разумению стада и, если судить не по духу, а
по форме, казалось, сопричислял себя к этому стаду. При таком отношении
сего знаменитого общественного деятеля к мистеру Уинклю легко себе
представить крайнее удивление, изобразившееся на лице этого джентльмена,
сидевшего в столовой за утренним завтраком, когда дверь быстро распахну-
лась и столь же быстро захлопнулась за мистером Поттом, который вели-
чественно направился к нему и, оттолкнув протянутую руку, заскрежетал
Зубами, словно хотел отточить то, что собирался произнести, и воскликнул
скрипучим голосом: