Чтение 71–й страницы книги ~Киносценарии и повести (сборник)~

прямо в объятия некоего старичка.

- Между прочим, - выговаривающим тоном произнес старичок, - в ЖЭКе
вчера было партсобрание. Нехорошо!

Где-то там, на проспекте, у въезда во двор, собралась кучка людей и
тоже за Кузьмою Егоровичем наблюдала. Мимо прошел слесарь-водопроводчик,
пьяный, в экипировке, с чемоданчиком, и, несмотря на пятидневную слеса-
реву щетину, пристальный взгляд обнаружил бы в водопроводчике Равиля.

У входа в подъезд Кузьма Егорович нос к носу столкнулся с участковым:
пожилым ментом в капитанских погонах. Мент не ответил на кивок, отвел
глаза, и Кузьме Егоровичу стало тревожно. Не обращая внимания на воз-
раст, он буквально полетел по лестнице на пятый этаж. Правда, на площад-
ке четвертого пришлось поневоле приостановиться, борясь с задышкою, - но
очень ненадолго.

Жюли плакала и укладывала вещи.

- Я не преступница, - сказала, завидя Кузьму Егоровича. - Я свободная
женщина и не хочу быть ни к кому приписана!

- Прописана, - поправил Кузьма Егорович.

Жюли всхлипнула и стала надевать шубку.

- А ну прекратить! - прикрикнул Кузьма Егорович несколько по-коман-
дирски, из былой своей жизни.

- Что? - возмущенно отреагировала Жюли на тон.

- Я постараюсь уладить! - примирительно ответил Кузьма Егорович.

- Не надо мне ничего улаживать! Я не виновата ни в чем, чтобы улажи-
вать!.. - и, подхватив чемоданы, отпихнула Кузьму Егоровича, побежала
вниз.

- Дура! - заорал тот вдогонку. - Истеричка! - и, схватившись за серд-
це, осел по стене.

Жюли стояла на паперти вечернего "Интуриста". За отчетный период ни-
чего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике - разве что
прежнего швейцара заменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде
до пояса и, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скаши-
вать глаз на Жюли.

Лицо ее вдруг озарилось: она заметила в толпе Кузьму Егоровича, нап-
равляющегося к ней.

- Ты почему здесь?! - спросил он более чем недовольно. - Кого поджи-
даешь?! - и стыдливо спрятал за спину букетик цветов.

- Но вас же, Кузьма! - скромно потупилась Жюли.

- Неправда! - уличил Кузьма Егорович. - Ты не могла знать, что я по-
явлюсь здесь!

Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул
блицем и тут же был перехвачен Равилем.

- Как же вы могли не появиться здесь, если на этом самом месте вы
впервые! признались мне в любви?..

- Слушай, дарагая! Таварищ майор! - прорезал вдруг шумовой фон знако-
мый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГА-
Зику-воронку давнего нашего знакомца в наручниках. Он вырывался, чтобы
успеть договорить все что хотел, пока дверца с решеткою не захлопнется:
- Миня, канэшно, расстреляют, но на пращанье я должен сказат: как женши-
на ти мне очен панравилас!

Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую
раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.

- А, Кузьма, - сказал Седовласый. - Как поживаешь? Проблемы?

- Я бы уехал во Францию, а? - робко спросил Кузьма Егорович. - Зачем
я вам тут? Только людей от дела отрываете!

Седовласый пристально глянул на Кузьму Егоровича, невозмутимо закон-
чил раздеваться и пошел в душевую.

- Тоже - Троцкий выискался, - буркнул на ходу. - Мы здесь в говне ку-
пайся, а он! - и пустил струю.

Кузьма Егорович стоял без вызова, старался только, чтобы вода брызга-
ла на него поменьше.

- Вот ответь мне, - произнес Седовласый, отфыркавшись. - Вот сам бы
ты себя, будь на посту, - выпустил? Ну? Выпустил бы или нет?

Кузьма Егорович справедливо понурился.

- То-то же, - резюмировал Седовласый.

- Венчается раба Божия Юлия рабу Божьему Кузьме, - пел батюшка в не-
большой церкви, нельзя сказать, чтобы переполненной.

Молодые стояли перед аналоем. Никита держал венец над отцом, Вероника
- над матерью. Равиль в одеянии дьякона кадил ладаном.

- Согласен ли ты, - вопросил священник Кузьму Егоровича, - поять в
жены рабу Божию Юлию?

- Согласен, - ответил Кузьма Егорович, краснея.

- Согласна ли ты поять в мужья раба Божьего Кузьму?

- Mais oui, - ответила Жюли игриво, с чисто французскою грацией. -
Certainement!

Народу в небольшом зальце кишело многие сотни. Над одной дверью была
вывеска США, над другой - ИЗРАИЛЬ, над третьей - ФРАНЦИЯ, над четвертой
- ПРОЧИЕ СТРАНЫ.

Кузьма Егорович растерянно озирался в гудящей толпе, потом, обнаружив
дверь, ведущую во Францию, направился к ней, но тут же был остановлен:

- Куда, папаша?

- Да я! - встрепенулся было Кузьма Егорович, но тут же и осекся. -
Мне только спросить, - сказал таким тоном, словно приучался к нему всю
жизнь.

- Всем только спросить! - понеслось из очереди.

- У всех дети!

- У всех через час самолет!

- А кто! - поинтересовался Кузьма Егорович. - Как это! Кто последний
во Францию?

- Вон, папаша, - показали ему. - Видишь?

Кузьма Егорович подошел к длинному, на десяток листов, списку, прос-
тавил очередную цифру 946 и рядом дописал: Кропачев. Потом вернулся ко
французскому хвосту, спросил у того, кто на список указывал:

- А у вас какой?

Тот раскрыл перед Кузьмой Егоровичем ладонь, на которой изображена
была цифра 72:

- С позавчерашнего утра!..

Но я хочу быть с тобой!

Я хочу быть с тобой!

Я так хочу быть с тобой

и я буду с тобой! -

Никита и его ансамбль на деревянном митинговом помосте рядом с ортом
Шереметьево-2 лирическую песню, которую мы услышали впервые на нном зим-
нем пляже. Вероника стояла рядышком и дирижировала вниз, где ая толпа
народу, в основном - людей молодых, слушала песню с должным ргом. То
здесь, то там из толпы торчали плакаты: ТОЛЬКО НИКИТА ЧЕВ СПАСЕТ РОС-
СИЮ!, РОК - ЭТО СВОБОДА!, ДОЛОЙ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИХ!, УЙТЕ ЗА РОК-ПАРТИЮ
КРОПАЧЕВА-МЛАДШЕГО! - и несколько особенно тельных: ДО СВИДАНЬЯ, ПАПОЧ-
КА! Самолеты, садясь и взлетая, перекрывали новенья песню гулом, но,
когда не перекрывали, она доносилась и в й, суетящийся зал отлета!

Аглая издали глядела на очередь к таможне, включающую Кузьму Егорови-
ча, Машеньку, Жюли. Туда-сюда таскал тележку с чемоданами носильщик Ра-
виль.

- Но что я там буду делать?! - прямо-таки ужасался Кузьма Егорович,
готовый, кажется, сбежать, как Подколесин.

- Скажи дедушке, - обратилась Жюли по-французски к Машеньке, - что
многие истинные коммунисты продолжали борьбу в эмиграции.

- Бабушка говорит, - перевела Маша, - что многие истинные коммунисты!

Никита с товарищами пел, Вероника дирижировала, поклонники кричали,
свистели, хлопали, махали плакатами и фотографиями ребенка-Никиты в мат-
роске на коленях тридцатилетнего отца!

Аглая смотрела на Машеньку, Машенька - исподтишка - на мать взрослым
печальным взглядом.

- На что жить, на что жить! - передразнила Жюли по-русски. - Спроси у
деда, сколько он получал, пока его не выгнали.

- Дед, а сколько ты получал, пока тебя не выгнали?

- Полторы тысячи, - ответил Кузьма Егорович ностальгически.

- Сколько ж это выходит? - полувслух по-французски прикинула Жюли. -
Один к одному, что ли? Переведи дедушке, что самая средняя проститутка
зарабатывает у нас больше за вечер.

- У нас, кажется, тоже, - вздохнул Кузьма Егорович, и тут их позвали
за перегородку.

Никита влетел в зал.

- Эй, отец! - крикнул. - Жди в Париже в составе правительственной де-
легации. Вероника гарантирует! - и помахал прощально.

Вещи ползли сквозь рентген-аппарат. Таможенник выдернул большую сум-
ку:

- Что у вас тут?

- Как что?! - возмутилась Жюли. - Белье, одежда!

- Нет, вот это! - и таможенник, запустив в сумку безошибочную руку,
извлек склеенный из осколков бюст Ленина.

- Это! - засмущался Кузьма Егорович. - Это сувенир.

- Не положено к вывозу, - отрезал таможенник и бюст отставил.

- Как не положено?! - возмутился Кузьма Егорович. - Почему не положе-
но?! Эта вещь не представляет художественной ценности. Вот - справка из
Министерства культуры!