Чтение 93–й страницы книги ~Три товарища~

очень тепло.

- Что найдется, то и выпью.

Он принес бутылку коньяку и графин с водкой.

- Вы здоровы? - спросил он.

- Да, - смущенно ответил я.

Он предложил мне папиросу. Мы выпили.

- Видимо, здесь многое кажется вам странным, правда? - заметил он.

- Не сказал бы, - ответил я. - Я вообще не очень-то привык к нор-
мальной жизни.

- Да, - сказал он и, сощурив глаза, посмотрел на испанку. - Здесь, в
горах, свой особый мир. Он изменяет людей.

Я кивнул.

- И болезнь здесь особая, - задумчиво добавил он. - От нее как-то
оживляешься. А иногда даже становишься лучше. Какая-то мистическая бо-
лезнь. Она расплавляет шлаки и выводит их.

Он встал, слегка поклонился мне и подошел к улыбавшейся ему испанке.

- Сентиментальный трепач, верно? - сказал кто-то позади меня.

Лицо без подбородка. Шишковатый лоб. Беспокойно бегающие, лихорадоч-
ные глазки.

- Я здесь в гостях, - сказал я. - А вы разве нет?

- На это он и ловит женщин, - продолжал он, не слушая меня. - Только
на это он их и ловит. И вот эту малышку тоже поймал.

Я промолчал.

- Кто это? - спросил я Пат, когда он отошел от нас.

- Музыкант. Скрипач. Безнадежно влюблен в эту испанку. Так влюбиться
можно только в горах. Но она и знать его не хочет. Любит своего русско-
го.

- И я бы на ее месте так.

Пат рассмеялась.

- По-моему, в такого мужчину нельзя не влюбиться. Ты не находишь? -
сказал я.

- Нет, не нахожу, - ответила она.

- Ты здесь никогда не была влюблена?

- Не очень.

- Впрочем, мне это безразлично, - сказал я.

- Вот так признание! - Пат выпрямилась. - А я-то думала, что это тебе
никак не должно быть безразлично.

- Да я не в таком смысле. Даже не могу объяснить тебе, в каком. Не
могу потому, что так и не понял, что, собственно, ты во мне нашла.

- Уж это моя забота, - ответила Пат.

- Но ты-то сама это понимаешь?

- Не совсем точно, - ответила она с улыбкой. - Иначе это уже не было
бы любовью.

Бутылки с водкой русский оставил на комоде. Я налил себе и выпил нес-
колько рюмок. Царившее здесь настроение угнетало меня. Очень тяжело было
видеть Пат среди всех этих больных.

- Тебе тут не нравится? - спросила она.

- Не слишком. К этому нужно привыкнуть.

- Бедненький ты мой, дорогой... - Она погладила мою руку.

- Я не бедненький, если ты рядом, - сказал я.

- А Рита, по-твоему, не красавица?

- Не нахожу, - сказал я. - Ты красивее.

На коленях молодой испанки лежала гитара. Девушка взяла несколько ак-
кордов. Потом запела, и мне показалось, что в полумраке вдруг откуда-то
появилась и парит неведомая темная птица. Рита пела испанские песни, пе-
ла негромко, чуть хрипловатым и ломким, больным голосом. И я не мог по-
нять - то ли из-за этих непривычных и грустных напевов, то ли из-за бе-
рущего за душу и какого-то вечернего голоса девушки, то ли из-за теней,
отбрасываемых больными, сидевшими в креслах или прямо на полу, то ли,
наконец, из-за выразительного, крупного и смуглого лица нашего русского
хозяина, - не знаю отчего, но вдруг мне показалось, что все происходящее
- не более чем слезное и тихое заклинание судьбы, притаившейся там, за
занавешенными окнами, не более чем мольба, крик и страх, боязнь остаться
наедине с неслышно подтачивающим тебя небытием...

Наутро Пат, оживленная и радостная, перебирала свои платья.

- Слишком широкими стали... слишком широкими... - машинально бормота-
ла она, стоя перед зеркалом. Потом повернулась ко мне: - Ты привез с со-
бой смокинг, милый?

- Нет, - сказал я. - Не думал, что он мне здесь понадобится.

- Тогда пойди к Антонио. Он тебе одолжит. У вас совершенно одинаковые
фигуры.

- А он что наденет?

- Он наденет фрак. - Она прихватила булавкой складку на платье. -
Кроме того, пойди покатайся на лыжах. Мне нужно поработать. А при тебе я
не смогу.

- Несчастный Антонио, - сказал я. - Я его просто граблю. Что бы мы
делали без него.

- Он хороший парень, правда?

- Да, это правда, - ответил я. - Именно хороший парень.

- Не знаю, как бы я обошлась без него, когда была тут одна-одине-
шенька.

- Не надо вспоминать об этом. С тех пор прошло столько времени.

- Правильно. - Она поцеловала меня. - А теперь иди кататься.

Антонио уже ждал меня.

- Признаться, я и сам догадался, что вы приехали без смокинга, - ска-
зал он. - Примерьте-ка мой.

Смокинг был чуть узковат в плечах, но в общем подошел.

- Завтра повеселимся на славу, - заявил он. - К счастью, вечером в
конторе будет дежурить маленькая секретарша. Старая Рексрот ни за что не
выпустила бы нас. Ведь официально все это запрещено. Но неофициально мы,
разумеется, уже не дети.

Мы пошли на лыжах. Я уже довольно прилично овладел ими, и не имело
смысла снова тренироваться на учебной поляне. Нам встретился мужчина с
бриллиантовыми кольцами на пальцах, в клетчатых штанах, с пышной бабоч-
кой на шее - так одеваются художники.

- И чего только здесь не увидишь, - сказал я.

Антонио улыбнулся.

- Этот как раз довольно важная персона. Он - сопроводитель трупов.

- Как это? - не понял я.

- Сопроводитель трупов, - повторил Антонио. - Ведь сюда стекаются ту-
беркулезники со всего света. Особенно много из Южной Америки. А
большинство семей желает хоронить своих близких на родине. И вот такие
сопроводители, конечно, за приличное вознаграждение доставляют цинковые
гробы к месту назначения. Так они постепенно богатеют и разъезжают по
всему свету. А вот этого смерть сделала настоящим денди, в чем вы могли
убедиться.

Еще некоторое время мы поднимались вверх, потом встали на лыжи и пом-
чались. Белые склоны вздымались и опускались, а за нами, неистово тявкая
и повизгивая, утопая по грудь в снегу, красно-коричневым шариком несся
Билли. Он снова привык ко мне, хотя в пути частенько поворачивал обратно
и с развевающимися ушами летел напрямик к санаторию.

Я отрабатывал поворот "христиания". Всякий раз, когда я скользил вниз
по склону и, готовясь к развороту, расслаблялся всем телом, я загадывал:
"Если получится, если устою на ногах, то Пат выздоровеет". Ветер свистел
мне в лицо, лыжи зарывались в тяжелый снег, но раз за разом я карабкался
вверх, находил все более крутые спуски, все более пересеченные участки,
и когда опять и опять все выходило как нельзя лучше, я шептал: "Спасе-
на!" Конечно, я понимал, что это глупо, но все-таки радовался, чего со
мной давно уже не бывало.

В субботу вечером состоялся массовый тайный побег. Антонио заказал
сани, которые ожидали нас на спуске, чуть в стороне от санатория. Сам
Антонио, в лакированных туфлях и распахнутом пальто, из-под которого
сверкала белоснежная манишка, сел на салазки и, оглашая воздух ти-
рольскими фиоритурами, скатился по склону прямо к санным упряжкам.

- С ума сошел парень, - сказал я.

- А он часто так, - ответила Пат, - Легкомыслен до беспредельности.
Только это и выручает его. Иначе он бы не мог постоянно пребывать в та-
ком хорошем настроении.

- Понятно. А теперь я тебя как следует укутаю.

Я завернул ее во все пледы и шали, какие нашлись. Затем наш длинный
санный поезд двинулся вниз. Удрали все, кто только мог. Можно было поду-
мать, будто в долину спускается свадебный кортеж, - так празднично колы-
хались при лунном свете пестрые плюмажи на головах лошадей, так много
было хохота и шуток, которыми перебрасывались седоки.

Курзал был убран с расточительной роскошью. Когда мы прибыли, танцы
уже начались. Для гостей из санатория приготовили специальный угол, за-
щищенный от сквозняка. В теплом воздухе пахло цветами, духами и вином.

За нашим столиком сидело довольно много людей: русский, Рита, скри-
пач, какая-то старуха в жемчугах, рядом с ней какая-то размалеванная
маска смерти и нанятый ею жиголо, Антонио и еще кое-кто.

- Пойдем, Робби, - сказала Пат, - попробуем потанцевать.

Паркет медленно закружился. Скрипка и виолончель словно откуда-то
сверху выводили нежную кантилену, выделявшуюся на фоне тихо рокочущего
оркестра. Едва слышно шаркали по полу ноги танцующих.

- Послушай-ка, любимый мой! Вдруг выясняется, что ты отлично танцу-
ешь, - удивленно сказала Пат.

- Ну, уж прямо отлично...

- Правда, отлично. Где ты научился?

- Еще у Готтфрида, - сказал я.

- В вашей мастерской?